"Сказал ей, чтобы она вынула его?" Я зарычал, и пальцы Стеллы потянулись к пуговице моих брюк. Мой пресс сжимается, когда она оттягивает пояс и освобождает мой член. Я стискиваю зубы, когда ее рука обхватывает мой член.

"Плюнь на него", - прохрипел я. У меня перехватывает дыхание, когда она это делает, и вид ее слюны, стекающей по моему члену, подливает масла в огонь, который и так уже вышел из-под контроля. Я провожу большим пальцем по ее губам, размазывая слюну. "Вот моя грязная девочка", - одобрительно бормочу я, и на ее лице появляется намек на улыбку.

Большим пальцем я осторожно раздвигаю ее рот. "Должен ли я был спросить, готова ли она к тому, чтобы я трахнул ее жадный ротик или просто заставил ее принять это?" Стелла подает мои бедра вперед и высовывает язык. Я застонал.

"Может, сказать, что я хочу услышать, как она звучит с моим членом в горле?" Она высунула язык еще дальше, в то же время я качнулся ближе. Мои ноздри раздуваются, когда нижняя часть моего члена скользит по ее влажному языку.

Я едва могу говорить, когда она смыкает губы вокруг меня и проводит языком по головке. "Думаешь, она будет умолять, чтобы ее использовали так же, как ты?" Она стонет, когда я подаюсь вперед, задевая заднюю стенку ее горла.

Мои руки сжимают ее лицо по обе стороны. Я отстраняюсь, прежде чем снова глубоко войти. Она задыхается. Я ненавижу ту часть себя, которая оживает при этом болезненном звуке, но не могу отрицать ее существование. Но когда я смотрю вниз, то вижу, что она выглядит похотливой и довольной. Испытывая противоречивые чувства, я продолжаю.

"Ты, наверное, хотела бы посмотреть, да? Я знаю, как ты любишь смотреть на то, как крушат красивые вещи". Я ослабляю руки, обхватывающие ее лицо, и она кивает, а затем начинает сама покачиваться взад-вперед.

"Господи". Мои глаза закрываются со стоном, когда она заглатывает мой кончик. Каждый толчок, каждый захлебывающийся звук распаляет меня еще больше. Я никогда не знал, что удовольствие может причинять столько боли. "Тебе так чертовски хорошо, что больно".

Ее глаза сверкают на меня, когда она складывает руки, поглаживая слюной вверх и вниз мой член. Больно видеть ее наслаждение. Стелла не встала бы на колени перед любым мужчиной, так почему же она не может признать, что я не просто мужчина?

Может, мне нужно относиться к ней как к любой другой женщине? Эта мысль причиняет мне боль, но именно эта боль и подстегивает меня. Мне нужно, чтобы она почувствовала хоть немного того, что есть я.

Я крепко сжимаю ее голову и говорю темным шепотом: "Может, мне стоило попросить ее расслабить горло, чтобы я мог по-настоящему трахнуть ее личико". Она послушно опускает руки на колени и дает мне самый маленький кивок в знак согласия.

"Думаешь, она бы мне позволила? Трахать ее сжатое горло, пока она не задохнется и не заплачет?" Глаза Стеллы зажмуриваются от вожделения при моем описании, и я скрежещу зубами, сильнее впиваясь в ее губы.

"По крайней мере, она не стала бы дразнить меня, умолять попробовать, а потом воротить от меня нос". За черствостью в моем голосе скрывается боль.

Надеюсь, она это слышит. Я начинаю трахать глубже, жестче. Я бьюсь о заднюю стенку ее горла, заставляя ее снова и снова задыхаться, словно с каждым толчком я ищу какого-то примирения.

Мое горло сжимается, когда я понимаю, что в ее глазах стоят слезы. Я провожу большим пальцем по ее щеке и вытираю слезу. "Хорошенькая девочка, плачет по мне". Мягкая улыбка в ее взгляде на мою похвалу возвращает меня к реальности.

"Черт!" кричу я, резко отстраняясь. Я запустил пальцы в волосы, дергая их за корни, пока шагал взад-вперед. "Я не могу. Я не могу этого сделать".

"Чего не можешь?" - нерешительно спрашивает она позади меня.

Когда я оборачиваюсь, она уже стоит на ногах и смотрит на меня с неуместным беспокойством. Его не будет после того, как я выскажусь.

"Я хотел... хотел сделать тебе больно, Стелла. Я хочу, чтобы ты почувствовала хоть немного моей беспомощности". Я провожу ладонями по лицу, вздыхая от разочарования. "Знаешь, когда мы приехали сюда, я думала, что ты наконец-то признаешь, что твои чувства ко мне выходят за рамки этого острова. Потому что я знаю, что когда мы уедем отсюда, это ни хрена не закончится".

Теперь, когда я говорю свободно, слова так и сыплются из нее, а она стоит, застыв на месте, и старается быть отстраненной. "Когда ты затащил меня в ту ванную?" Мой голос трещит. "Ты не можешь сказать мне, что это было как гребаный друг..."

"Прости, если я произвела на тебя такое впечатление..."

"О, да пошло оно все." Я застонал, откинув голову назад, прежде чем резко перевести взгляд на нее. "Я думал, ты хотя бы уважаешь меня настолько, чтобы не кормить меня этой ерундой".

"Лохлан. . . ", - говорит она спокойно, словно разговаривает с воинственным ребенком. Что бесит меня еще больше.

"Что? Что, Стелла?" требую я, снова начиная шагать. Мои руки сжимаются в тугие кулаки, и я на грани взрыва. "Это когда ты собираешься сказать мне, что я все выдумала? Что я сошел с ума, думая, что между нами может быть что-то большее?"

Она выглядит разбитой, но все еще сильной. "Ты не сумасшедший, но ты придумываешь эти истории в своей голове. Ты не можешь наказывать меня за то, что я не оправдываю твоих фантазий".

"Ну..." Я сухо рассмеялся. Я чувствую себя таким чертовски полым внутри, словно я не взорвался, а просто лопнул. Каждое бурное чувство высасывается из меня за долю секунды, забирая все унции энергии, которые у меня остались для борьбы.

"Тогда ладно". Я выдыхаю и поворачиваюсь.

"Лохлан..."

"Не волнуйся, я тебя услышал". Мне физически больно смотреть ей в глаза. "Громко и четко".

1. Play “Shameless (by Camilla Cabella)– Sped up” by Lewis Hanton

Глава 24

Счастливые чары

Стелла

Я завтракаю в одиночестве на кухне виллы, когда входная дверь с грохотом распахивается. Я резко откидываюсь на спинку стула и судорожно хватаюсь за вилку. Я сжимаю ее в кулак, готовая выколоть ублюдку глаз, когда в поле зрения появляется Лохлан.

«Господи Иисусе!» Я выдыхаю и опускаюсь на свое место. «Я думала, ты в своей комнате».

«Нет», - говорит он и поднимает брови, но его веки едва поднимаются. Его глаза затуманены, под ними темные круги, а рубашка полностью расстегнута. Он несет свои ботинки, и я смотрю вниз и вижу, что его штанины закатаны и мокрые, а ноги в песке. Он устало покачивается.

«Ты всю ночь гулял?»

«Да». Он опирается на стойку напротив меня, и ему приходится опираться на нее всем весом тела, чтобы оставаться в вертикальном положении, пока он роется в карманах.

«Господи, Лох, - бормочу я, обеспокоенная и слегка озадаченная. Я не видела его таким плохим с тех пор, как ему исполнилось двадцать. Меня гложет чувство вины.

Наконец он достает что-то из кармана и бросает на стойку стопку пластиковых карточек членов клуба. Они разлетаются веером по мрамору. Свесив голову, он смотрит на меня. У меня сводит желудок, когда я вижу обиду и злобу в его глазах. Если бы он не был так измотан, это могло бы показаться язвительностью.

Он больше ничего не говорит, прежде чем уйти в свою комнату и закрыть дверь. Я не могу не чувствовать себя ответственной, но он взрослый мужчина. Если он отреагировал на то, что его чувства задеты, уйдя в запой на всю ночь, то это его вина. Его поведение подтверждает мою точку зрения: он слишком незрелый и непредсказуемый для меня.

Мне нужен кто-то, кто может противостоять своим эмоциям и вести дискуссию как взрослый человек, а не так, чтобы я стояла на коленях, а его член был у меня в горле.