— Ты очень простая девушка, ты знаешь об этом?

Она улыбается, на этот раз искренне.

— Почему?

— Потому что большинство девушек просят бриллианты и сумки Prada, не то, чтобы в этом было что-то плохое. И я бы немедленно их тебе подарил. Но это просто, правда? Жареный сыр?

Она хихикает, звук теплый и легкий.

— Все, что ты приказываешь поварам приготовить для меня, слишком полезно для меня. Мне нужно что-то менее полезное, я думаю. И жирное. Определенно жирное.

— Хорошо, я прикажу поварам приготовить это для тебя, — предлагаю я, уже обдумывая, какие инструкции дать.

Она качает головой, в ее глазах появляется игривый блеск.

— Нет, я хочу, чтобы ты приготовил это для меня сам.

— Что? — Искренне удивляюсь я. — Я умею жечь воду, София.

Она хихикает, звук легкий и дразнящий.

— Да ладно, что тут сложного? Это всего лишь хлеб и сыр.

Я потираю затылок, чувствуя себя немного не в своей тарелке.

— Я никогда раньше не делал жареный сыр.

— Что? Правда?

— Да, — признаю я, немного защищаясь. Готовка никогда не была моей фишкой. Я больше люблю отдавать приказы, чем следовать рецептам.

Ее улыбка расширяется, и она тихонько смеется.

— Все бывает в первый раз, Виктор. Давай, это будет весело.

Я смотрю на нее, на эту женщину, которая сумела внести немного света в мрачную ситуацию, в которой мы оказались. И вопреки здравому смыслу, вопреки голосу в моей голове, который говорит мне, что это плохая идея, я киваю.

— Ладно, давай сделаем этот чертов жареный сыр.

Мы заходим на кухню, и, черт возьми, это все равно что попасть в рай для шеф-повара. Сверкающие столешницы, все гаджеты, которые только можно себе представить, и высокие окна, пропускающие потоки солнечного света. Снаружи открывается потрясающий вид на сады, раскинувшиеся за стеклом. Но я здесь не для того, чтобы любоваться видом, у меня есть задание.

— Так, где, черт возьми, они хранят хлеб? — Бормочу я, открывая и закрывая шкафы, словно в поисках спрятанного сокровища.

София прислонилась к прилавку, на ее лице ухмылка.

— Обычно там, где и другую еду, — говорит она, явно наслаждаясь происходящим.

Я бросаю на нее взгляд, но трудно оставаться недовольным, когда она смеется.

— Очень полезно, спасибо. — Наконец я нахожу хлеб, и маленькая победа одержана.

Далее — сыр. Я стою перед холодильником, дверцы широко открыты, и смотрю на множество сыров.

— Какой из них подходит для жарки? — Спрашиваю я, чувствуя себя не в своей тарелке.

София подходит и указывает на простой чеддер.

— Вот этот. С чеддером невозможно ошибиться.

Вооружившись хлебом и сыром, я поворачиваюсь к плите.

— Так, как же включить эту штуку? — Я почти шучу, но плита выглядит так, будто ей место на космическом корабле со всеми ее кнопками и циферблатами.

Смех Софии наполняет комнату, и я не могу не улыбнуться.

— Позволь мне показать тебе, шеф-повар Виктор, — говорит она, подходя ближе, чтобы помочь.

Пока я возился с плитой, Софья помогала мне, и вдруг она оказалась прямо передо мной. Я близко, так близко, что чувствую тепло ее тела и мягкий ритм ее дыхания. Она протягивает руки к ручкам, и я не могу устоять перед ее притяжением. Я подхожу ближе, моя грудь почти касается ее спины, мое дыхание смешивается с ее дыханием.

— Вот так, — пробормотала она, ее голос мягко ласкает воздух между нами. Она показывает мне, как управлять огнем, но все, на чем я могу сосредоточиться, — это ее близость, тонкий аромат ее шампуня, наполняющий мои чувства.

Ее руки направляют мои, ее пальцы легко и уверенно перебирают мои. Мир сужается только до этого… мы вдвоем делаем простой сэндвич на кухне, слишком большой для нас.

София берет мои руки и проводит ими вокруг себя. Моя правая рука ложится на ее правый бок, а левая на другой, как будто мы заключены в объятия. Она стоит лицом к прилавку, а я — к ней, наши тела почти соприкасаются.

Она сосредоточенно собирает сэндвич, ее руки ловко кладут сыр между ломтиками хлеба. Она показывает мне каждый шаг, но мои мысли почти не заняты этой задачей. Все, о чем я могу думать, — это ощущение ее тела под моими руками, изгиб ее талии, мягкость ее волос в нескольких сантиметрах от моего лица.

— Ты ужасно тихий, Виктор, — дразнит София, ее голос щекочет мое ухо, словно секрет.

Я прочищаю горло, стараясь говорить непринужденно.

— Я просто сосредоточен на том, чтобы убедиться, что сэндвич правильный. — Кто бы мог подумать, что жареный сыр может быть таким чертовски насыщенным?

Она смеется, легкий, мелодичный звук, который производит странное действие на мои внутренности.

— Если ты так сосредоточен, то можешь сделать это сам, — говорит она, отходя в сторону и оставляя меня на произвол судьбы.

Когда она поворачивается ко мне лицом, близость застает меня врасплох. Она прямо здесь, так близко, что я могу сосчитать крупинки цвета в ее зеленых глазах.

— Ты прямо передо мной, — говорю я, мой голос звучит как низкий гул. — Как я могу сосредоточиться на сэндвиче?

Ее улыбка расширяется, и она наклоняется ко мне, ее глаза сверкают озорством.

— Неужели большой и плохой Виктор отвлекается на маленькую меня?

Я стараюсь сохранять самообладание, но ее близость обезоруживает.

— Нет, ни в коем случае, — отвечаю я, хотя каждая моя частичка остро ощущает ее присутствие.

— Докажи это, — бросает она, придвигаясь еще ближе, и ее дыхание смешивается с моим.

Воздух между нами заряжен, ее вызов висит в воздухе, как брошенная перчатка. Я прекращаю наши действия и полностью сосредотачиваюсь на ней. Моя правая рука нащупывает шкаф, и я наклоняюсь к ней, так близко, что могу разглядеть крупинки золота в ее глазах.

В этот момент что-то внутри меня щелкает. Моя рука находит ее талию и притягивает ее ближе с настоятельной силой, которую я не могу контролировать. Наши лица находятся в нескольких сантиметрах друг от друга, губы почти соприкасаются. Ее глаза смотрят на меня, широко и ожидающе, и я чувствую ее дыхание на своей коже, теплое и быстрое.

Но тут тишину прорезает резкий писк плиты, словно сирена. Мы оба замираем, наши глаза устремляются на источник звука. Жареный сыр. Черт.

В мгновение ока мы расстаемся, и я бросаюсь спасать то, что осталось от нашего кулинарного приключения.

— Черт, — бормочу я, поднимая почерневший сэндвич со сковороды, и в воздухе разливается запах горелого хлеба.

София разражается хохотом, звук яркий и чистый. Она вытирает слезу с глаза и поддразнивает:

— Ну, Виктор, в одном ты был прав.

Я приподнимаю бровь, несмотря на свое любопытство.

— Да? И в чем же?

Она ухмыляется, в ее глазах пляшет озорство.

— Ты действительно можешь обжечься на воде или, в данном случае, на жареном сыре.

Я смеюсь, качая головой над ее словами.

— Да, да, смейся. Я никогда не претендовал на звание шеф-повара.

Она прислонилась спиной к стойке, все еще улыбаясь.

— Может быть, стоит заняться крутыми делами. А готовку оставь профессионалам.

Я скрещиваю руки, притворяясь обиженным.

— Эй, ты знаешь, у меня много талантов. Кулинария не входит в их число.

Ее смех снова наполняет комнату, и к этому звуку я начинаю привыкать и хочу слышать его чаще.

— Я поверю в это, когда увижу, Виктор.

Я обнаружил, что открылся больше, чем намеревался.

— Знаешь, я даже рад, что биологической матерью ребенка будешь ты, а не Кайла.

Ее улыбка мягкая, искренняя.

— Я рада, что ты так думаешь. — В ее глазах тепло, которое притягивает меня, и мы наклоняемся ближе, притяжение между нами неоспоримо. Но как только наши губы встречаются, в доме раздается звук закрывающейся входной двери. Мы оба замираем, момент разрушен.

— Кто это? — Спрашивает она.

— Наверное, Кайла, — отвечаю я с ноткой раздражения в голосе. — Она собирала свои вещи…

София прикусила губу, нахмурив брови.