Весь день и всю ночь они провели на пепелище. Иззе собрал импровизированный шалаш из обломков. Чарна развела огонь. Амико раздобыл хлеба, сыра и воды. Кое-как подкрепив силы, Терций заснул.

Белый ворон летел над черно-белым городом, а затем сел на подоконник смутно знакомого дома. Склонив голову набок, он смотрел, как темная эльфийка вышивает в кромешном мраке. Ворон каркнул, эльфийка вздрогнула, посмотрела на него и выронила иглу.

— Господин Веласко? — шепнули темно-серые губы.

Терций вскочил с места и закричал:

— Лирда!

Все остальные перепугались от его крика и сначала подумали, что тот бредит, не отойдя ото сна, однако Терций стоял на своем.

— Лирда жива и я знаю где она. Собираемся!

Через полтора часа они уж стучали в ворота особняка Масиаса.

— Кого нелегкая принесла? — буркнул из-за ворот заспанный подросток.

— В сторону! — зашипел знакомый голос, а затем ворота распахнулись настежь, и Лирда вывалилась из них вся в муке. — Господин Веласко!

— Лирда!

Первым кинулся к ней Амико, и они крепко обнялись, словно старые добрые друзья. Терций прижал их обоих к себе, потом отстранился.

— Я видела во сне трехкрылого белого ворона, — сказала Лирда. — Почему-то я знала, что это вы.

— Все верно, это был я.

Через несколько минут они сидели в гостиной Масиаса. Тут было полно народа. Сама вдова (как оказалось, тело ее мужа нашли вскоре после их первого визита), ее дети, слуги Сауреса, которые привели ей лошадей, и Сильвия с Лирдой, которые не знали куда им податься после пожара.

— Лошади помогли покрыть долг, — сказала вдова. — Я не смогла пройти мимо горя этих людей. Теперь мы живем все вместе. К сожалению, денег у нас все так же нет, поэтому наша трапеза очень скромна.

Терций посмотрел на скудную пищу на столе, чумазых детей вдовы, затем достал из кошеля свитки, опустошил все четыре футляра, а сами футляры протянул вдове.

— Возьмите. Чистое золото. Можете продать их. Можете сдать в музей за большое вознаграждение. В любом случае, это должно поправить ваше положение.

Сначала вдова не хотела их принимать, потом плакала и благодарила именами всех святых. Терций подумал, что, возможно, поступает очень глупо, но от этого глупого поступка ему стало очень хорошо.

— Пожар случился глубокой ночью, — начала Лирда. — Дом подожгли сразу с нескольких сторон.

— Лирда вынесла меня из огня, — подхватила Сильвия.

— И не только ее. Подождите… — Лирда выскочила из-за стола, а через несколько минут вернулась. — Смотрите. Мне показалось, что она очень ценная.

Терций ахнул. Она держала в руках картину, которую Яззар подарил ему в их первую встречу.

Терций с благоговением погладил край картины. Слегка обгорела, ободралась, но все еще прекрасна.

— Спасибо, — сказал он Лирде.

Та кивнула, слегка улыбнувшись ему. Сметливая служанка.

— Все-таки, что же мы будем делать дальше? — спросила Чарна.

Терций задумался.

— Требовался опытный переводчик с джаалского. Можно пойти в музей, но это слишком рискованно. В городе на каждом шагу могут быть шпионы светлых эльфов… и убийца. Он планомерно уничтожает все следы изысканий Сауреса. Если убийца узнает, что мы вернулись в город, то обязательно попытается напасть.

— Вы кое-что упускаете. Он уничтожил не все следы, — сказал Иззе.

— Точно. Спасибо Иззе. Мы совсем забыли про Дамасо Ортиса. Только как нам его найти? Обшарить все монастыри, что строились на деньги его семьи?

— А вам не кажется странным, что Ортисы скрывают, в каком монастыре находится их сын? — задумчиво протянул Амико. — Обычно из этого не делают такой тайны.

— Его упекли туда за безумие, — фыркнула Чарна. — Кому захочется трезвонить о семейном позоре?

— Они бы тогда и причину скрыли, — упорствовал Амико. — А так объявили на всю Карамаргосу о его безумии и спрятали.

— Они боятся за его жизнь не меньше нашего, — предположил Терций, — и знают обо всей этой истории что-то, чего не знаем мы!

— Мне снова влезть в их дом? — спросил Иззе.

— О нет. Этого будет недостаточно. Нужно что-то посерьезней. Настоящее внедрение. Интересно, им не нужны новые слуги?

— Всегда можно испортить несколько старых, — усмехнулся Иззе.

***

Через пару дней Ортисам потребовались новые слуги. Терций не стал любопытствовать, как это провернули темные эльфы, ограничился заверением от них, что никто не погиб. А дальше в ход пошли бывшие слуги Сауреса с рекомендательными письмами от вдовы Масиаса. Их приняли как работников кухни и сада. Оставалось только ждать. Каждый вечер Карла и Хавьер присылали записки вместе с мальчиком Ченте. Однако пока ничего нового они не разузнали. Так прошла неделя.

Терций не находил себе места, метался в четырех стенах. Амико тоже стал странно себя вести. Он часто и подолгу смотрел на картину Терция, словно пытался разгадать какой-то шифр. Чарна день и ночь экспериментировала с чем-то в подвале дома, а Иззе… Иззе откровенно наслаждался безделием.

— Прекратите понапрасну суетиться, — однажды сказал он Терцию. — Просто расслабьтесь. Отдохните перед следующим невозможным приключением.

— Я не могу! Я не могу успокоиться! Ожидание просто убивает! — Терций со стоном опустился в кресло. — Как вам удается сохранять такое спокойствие?

Иззе лениво прикрыл глаза:

— Ничего сложного. Достаточно осознать, что сейчас от меня ничего не зависит. Остальное дело практики.

Терций попытался расслабиться, но вышло у него не очень. В голову лезли посторонние мысли, картины прошлого, тревоги за будущее. Так и промаялся до следующего утра, пока Амико робко не попросил его о личном разговоре.

— Со мной происходит что-то странное, — признался гомункул. — Я давно начал замечать это. С того самого момента, как мы вернулись с Лебо. Когда я поправлялся от ожогов, мне снились сны, но я не предал им большого значения. Но когда я лишился сознания после молнии Рильдинтры, я снова их увидел, эти сны. Мне страшно, господин. Чувствую, что во мне что-то есть, и это… нечто пугающее…

— Не переживай об этом. — Терций погладил гомункула по голове. — Ты ведь не обычный гомункул. Ты создан темными эльфами, пусть и по онтейскому рецепту.

— Но я боюсь… Мне кажется, что я могу причинить вам вред. Я видел серебряные глаза. Они смотрели на меня. Они что-то приказывали мне, но я никак не могу вспомнить, что. — Гомункул провел ладонью по лицу, словно пытаясь что-то стереть с него. — Когда я смотрю на вашу картину, клянусь Ткачом, мне кажется, что я вижу ответ, но никак не могу его сформулировать. Словно правда нарочно ускользает от меня.

Терций с грустью подумал о первом подарке Беларссин, и как он оторвал голову Рильдинтре. Может ли Амико скрывать в себе подобный секрет? Но жалостливые аметистовые глаза были чисты и невинны.

— Думаю, тебе не о чем беспокоиться. Все это время ты только и делал, что оберегал меня. Ни разу мне не навредил. Думаю, мне ничего не угрожает.

Амико благодарно улыбнулся Терцию и доверчиво прильнул к его груди. Веласко обнимал мальчика и сам думал о том вранье, что наговорил в эти доверчивые глаза. Оставалось только надеяться, что правда никогда не всплывет.

Правда заключалась в том, что Беларссин очень долго пыталась вывести с ним потомство, но кровь иста и дроу не желала давать плоды. Тогда она прибегла к магии. Спустя сотни попыток она показала ему подземелье, заставленное стеклянными сосудами, в которых происходило священное таинство жизни.

— Когда они появятся, то будут сильней любого эльфа и ловчее любого иста. Возможно, многоруки, словно истинные пауки. И с прекрасным чутьем, как у тебя. С ними я стану непобедима.

Тогда, по острому маниакальному блеску в глазах Терций и понял, что боится эту женщину и того, что она может добиться. Он понял, что не хочет видеть бесконечные междоусобицы дроу и рубиться на ее стороне. Он позорно отступил тогда, оставив Беларссин наедине с ее безумными мечтами и армией его сыновей и дочерей. Тогда ему казалось, что он бежал от страха, но сейчас с горечью осознавал, что от ответственности. Не каждый день становишься отцом тысячи детей от безумной кровожадной волшебницы. Этот секрет он должен был хранить ценой своей жизни, и медальон Беларссин был тому доказательством.