Обитатели Вечной Ночи, искусные артефакторы и знатоки прекрасного, отличались еще и достаточно жестким взглядом на жизнь. Существование всего мира, по их верованиям, держится на крови, и эту кровь они охотно проливали. И все же темных эльфов нельзя упрекнуть в одном — в глупости. Если среди темных эльфов и бывали полные дураки, то они становились рабами более умных темных эльфов. Поэтому наглое жертвоприношение в двух шагах от главного королевского храма Карамаргосы казалось чем-то диким.

Экипаж остановился возле здания колледжа. Терций встретился с королевским анатомом и получил сведения о состоянии тела. Только внешнее описание. Вскрытие запрещено по соображениям веры.

— Судя по характеру трупных пятен, оба погибли примерно в одно и то же время, — сказал королевский анатом.

— Оба?

— Да. Тело господина Сауреса обнаружили в храме, а у дверей был найден мертвым его гомункул.

— Его тоже разделали?

— Нет. Перерезали горло. Должно быть, убийцу больше привлекали истинные люди… — анатом передал Веласко исписанный лист. — Сауреса вскрыли от груди до пупка. Пропало сердце. Думаю, убийца забрал его.

— Это в духе темных эльфов… — пробормотал Терций, теребя край листа. — Удалось ли понять, каким орудием совершили убийство?

— Кинжал или нож, но большего определить невозможно.

Следующий пункт путешествия — Мертвый Город. Раскопки продолжались несмотря на убийство, но люди суеверно убрались по домам, оставив развалины на попечение гомункулов. Один из них, с белоснежными волосами, почти сливающимися с цветом кожи, провел Терция и господина секретаря в храм.

— Я обнаружил их, — говорил белоснежный. — Гомункул господина Сауреса лежал здесь. — Он указал пальцами на вспаханный песок у дверей вросшего в землю здания.

Терций задрал голову, разглядывая крышу, изукрашенную большим количеством многоруких статуй:

— Что это за место?

— Господин Саурес считал, что обнаружил первый в истории храм, посвященный Великому Ткачу, построенный еще во времена джаалдаров.

Терций вошел в залу. Желтоватый песчаник пропитался кровью богохульственных надписей. Жертва Матери Ночи. Терций уже видел такое раньше, в Кваране. Тогда он стал свидетелем событий, о которых мечтал бы забыть. Он тщательно осмотрел стены.

— Да, это темноэльфийский обряд. Тот, кто провел его, присвоил это место себе. Так победители метят территорию побежденных. Они убивают статусного мужчину из проигравших, приносят его сердце в дар матриарху-победителю, а кровь — богине, чтобы она продолжала рождать новые ночи.

— Возмутительно! — Молина прошипел в надушенный платок. — Что они возомнили о себе? Что достаточно сильны, чтобы покорить Онте? Это не сойдет им с рук!

Терций покачал головой. Да, все детали складывались в единую картину. Это был именно тот обряд, свидетелем которого он когда-то был и который описал в своей роковой книге, и все же такой ритуал проводился на завоеванной территории, пока еще не остыли тела вражеских солдат. Когда доминирование победителя уже неоспоримо, и за него следует заплатить кровожадной богине. Чтобы ритуал проводился при других обстоятельствах? Нет, Терций никогда не встречал такого случая.

— Вы подтвердили, что это ритуал темных эльфов, — сказал Молина. — Составьте отчет. Подпишитесь на нем, ручаясь своей головой, и я обещаю — вы снова сможете преподавать в колледже.

— Благодарю за доверие. Дайте мне пару дней.

Экипаж довез Веласко до самого дома. Из трубы уже вовсю валил дым, в окнах горел свет: значит, Амико уже нанял экономку. Едва он сошел с подножки кареты, как дверь распахнулась. Слуга с поклоном пригласил Терция внутрь:

— Вы задержались, господин.

— Сразу взяли в оборот, не дали продохнуть, — пробормотал Терций. — Спальня подготовлена?

— Еще нет. Управимся, пока вы ужинаете.

— Спасибо, Амико.

В доме было уже хорошо натоплено. На острове дерево было в дефиците, поэтому приходилось мерзнуть в холодных влажных комнатах. Почувствовав тепло, Веласко сразу разомлел. Он скинул плащ в руки Амико, чтобы тот очистил его от каменной пыли и песка, и услышал сдавленный вскрик. Молодая женщина чуть не уронила из руки глиняную тарелку, но третья рука Веласко ловко подхватила ее.

— Раззява! — Старуха выскочила из кухни и ударила молодую по спине. — Руки дырявые! Поклонись господину!

Молодая женщина, белая, как саван покойника, медленно склонилась перед Веласко, но испуганные глаза все еще глядели на третью руку.

— Не бойся меня, — сказал Терций, поставив тарелку на стол. — Кому-то Великий Ткач дает красоту, кому-то — ум и происхождение. Мне досталась еще одна рука. Ты скоро привыкнешь к ней. Да и не столь важно, как выглядит хозяин, если он платит в срок.

Молодая юркнула на кухню, а Терций улыбнулся старухе. Восемь лет назад она служила экономкой при его доме. Годы безжалостно состарили ее, но эти глаза невозможно было забыть.

— Сильвия, кто это? Твоя внучка?

— Да, господин. Простите дуреху. Отродясь она иста не видела.

— Ничего. Как вы поживали все эти годы?

Успокаивающая беседа со старой экономкой. Терций позволил Амико усадить себя в любимое кресло с дубовыми подлокотниками, у жарко растопленного камина, принял кружку разогретого вина со специями и погрузился в уютную суету дома: стук тарелок, запахи с кухни. Весьма недурные запахи.

— Я распорядился приготовить онтейское рагу, — сказал Амико. Как всегда, словно прочел его мысли, чертенок. — Помню, вы говорили, что устали от рыбы.

— Спасибо, Амико.

Гомункул улыбнулся, отчего стал похож на блаженного юношу с храмовой фрески. Терций только сейчас заметил, что Амико переоделся из серой сутаны в бело-синий щегольской колет, в котором белизна его кожи не так сильно бросалась в глаза. Да. Амико скучал по Карамаргосе, возможно, больше, чем сам Веласко. Островные иста ненавидят джаалдаров и их наследие. Амико пришлось там несладко.

Задумавшись, Терций пропустил момент, когда в дверь постучали в первый раз, и очнулся только, когда Амико поспешил спросить, кого принесло на ночь глядя.

— Я к господину Терцию Веласко. — Голос за дверью говорил с явным акцентом. — От госпожи матриарха.

Терций вскочил с кресла, снова напугав Сильвию Младшую. В Карамаргосе может быть только одна госпожа-матриарх. Посол Вечной Ночи, леди Эльвала Валасте.

— Открой, Амико, — хрипло сказал Терций, — а то еще пролезет в дом через окно.

Гомункул отворил дверь, держа руку на рукояти даги. Уловил напряженные нотки в голосе Веласко и сам напрягся, как натянутая леска. В двери вошел невысокий, едва ли выше Амико, мужчина, с головы до пят укутанный в длинный плащ. Из-под капюшона свергнул ярко-зеленый кошачий глаз. Гость отвесил изящный поклон и сказал низким хрипловатым голосом:

— Госпожа-матриарх ожидает вас в своей резиденции. И вы не правы, я бы не стал так грубо вторгаться в ваш дом, господин.

Изящество, смирение и ложь — три лика мужчин-дроу. Отказывать госпоже-матриарху — равно выказать высочайшее неуважение. Бойтесь оказать неуважение темной эльфийке, тем более настолько влиятельной.

— Амико, плащ. Ты останешься здесь. Проследи, чтобы мою комнату подготовили.

Сиреневый взгляд Амико вспыхнул искрой несогласия, но он промолчал. Умный маленький гомункул.

Провожатый усадил Терция в экипаж и скинул капюшон. У него было породистое скуластое лицо с темно-серой, почти черной кожей и длинные белые волосы. Зачерненные брови, веки и ресницы делали ярко-зеленые глаза прямо-таки сверкающими, как у кошки. Только спустя минуту Терция понял, что левый глаз незнакомца — чистый изумруд. Он представлял собой часть сложно изукрашенной маски, почти сливающейся с кожей лица. Маска скрывала глазную впадину, часть скулы и щеки. Незнакомец слегка улыбнулся:

— Приношу извинение за беспокойство, но дело не ждет. Мы знаем для чего вас призвали в столицу. Тише. — Он улыбнулся еще шире, увидев, что Терций напрягся. — Вам ничего не угрожает.