Эльвала жестом приказала эльфу одеться и отвести гостя обратно в залу. Звяканье его ошейника и наводило на какие-то смутные мысли, но Терций был слишком опустошен, чтобы заострить на них внимание. Вдруг он вспомнил про амулет, юркнул рукой под колет и похолодел. Амулет пропал.

Звяк-звяк.

Терция осенило. Он схватил эльфа за плечо, с силой приложил о стену, охватил за ошейник сквозь два слоя белой одежды. Поводок послушно скользнул в руку. И сам ошейник, и сегменты цепи были стилизованы под серебряную змею, обвившую шею эльфа. Терций еще сильней вдавил Рильдинтру в стену.

— Верни, — прорычал он.

— Я… не… понимаю… пожалуйста, — залепетал эльф, изменив своему обычному выражению лица.

Невысок. Гибок и явно ловок, раз смог так незаметно украсть амулет. Это он?!

— Это ты Рамон? Отвечай!

— Что?

Эльф рванул из его хватки, но тщетно. Или притворяется, или недостаточно силен. А если не силен, значит не Рамон. Терций схватил эльфа за горло. Если он притворяется, то на волосок от смерти точно покажет свою суть.

Рильдинтра оторвался от пола на добрую голову и захрипел, лепеча слова мольбы о прощении. Когда его глаза практически закатись, Терций отпустил его. Не Рамон, однако и не тот безвольный раб, какого играет перед хозяйкой. Вор. Змея в посольстве. Терций поднял закашлявшегося эльфа на ноги и зашипел ему:

— Спрашиваю еще раз, и давай без игр: какого черта ты делаешь в посольстве и зачем тебе мой амулет?

— Я… раб, — эльф увидел, как грозно сошлись брови Веласко на переносице, и сам нахмурился. — Я правда раб. Пожалуйста, не нужно шуметь. — Амулет в виде паука возник его руке, как у ловкого фокусника. — Я возвращаю вашу собственность и прошу прощения.

— Каким образом ты причастен к смерти Сауреса? Отвечай.

— Никаким. Я ничего не знаю о том заговоре, который вы обсуждали.

— Ты врешь. Я позову стражу и сдам тебя. Посмотрим, как долго ты будешь все отрицать.

— Нет! Я не вру. Я… — он облизнул губы… — агент, а не убийца.

— Чей?

— Белого Солнца. Прошу, не выдавайте меня. Мы боремся за свободу, но не трогаем людей. Поверьте, это против наших принципов.

— Ты обучен хорошо лгать. Я не верю тебе.

— Падение дома Валасте нам ничего не дает. — Рильдинтра испуганно огляделся по сторонам и шепнул: — Не выдавайте меня… и тогда я помогу вам найти художника.

«Что? Он знает, где художник?»

Терций задумался и снова слишком сильно сжал плечо эльфа. Тот застонал, лицо скривилось от боли. Не кости, а медная проволока. Нет, точно не поджигатель. Только что с ним делать? Сдать? Тогда его кровь будет на руках Терция. Может, повесят на него убийство Сауреса, Яззара и Ткач знает, что еще. А если Терций сохранит секрет Рильдинтры, то потеряет те крошечные крупинки доверия, какие заработал. Как поступить?

Веласко посмотрел на искаженное лицо эльфа и увидел в нем черты Амико. Внешность ужасно обманчива, и Рильдинтра вряд ли был так уж невинен, но марать руки в его крови не хотелось.

— Я потом пожалею об этом, — прорычал Терций, отпустив плечо эльфа. — Говоришь, знаешь, где художник?

Тот помотал головой:

— Я догадываюсь, но не знаю. Видел, как его похитили. По понятным причинам никому об этом не сказал. — Он воровато огляделся по сторонам. — Могу показать. Прямо сейчас.

Терций решил, что не настолько доверяет эльфу, чтобы идти с ним непонятно куда в одиночку. Стоит дождаться выздоровления Амико.

— Нет, — сказал он. — Через дня два или три. Ты всегда возле Эльвалы?

— Да, господин.

— Когда я пришлю ей письмо на красной бумаге, этой же ночью мы должны с тобой встретиться. Как ты ускользнешь отсюда и найдешь меня, твоя проблема. Если ты обманешь, я просто сдам тебя Эльвале. Понял?

Терций ожидал, что эльф начнет отнекиваться, просить отсрочки и снисхождения так же жалобно, как и пощады, но тот молча кивнул, словно он не прикованный к госпоже раб, а свободен гулять, где и когда захочет. Либо врет, либо у него есть козырь в рукаве.

— Мы слишком задерживаемся, — напомнил Рильдинтра, окончательно вернув самообладание и безразличную маску. — Госпожа Чарна будет недовольна.

Разгладив складки на своих нарядах, они вернулись в зал, словно между ними ничего не происходило.

Бал продолжался почти до самого утра. Терций выбился из сил от бесконечных танцев и болтовни. Кроме того, он никак не мог расслабиться. Постоянно думал об Яззаре, Рильдинтре и своей вынужденной лжи. Чарна же расценила его рассеянность, как очарованность ею, и была невероятно этим довольна.

— Обычно мои кавалеры все равно что услужливые рабы, — говорила она. — Не смеют промолчать, если я спрошу. Не смеют отказать в просьбе. Но в этой вышколенности и услужливости я не вижу ни единого искреннего чувства.

Понятно, почему Чарна не была ни жрицей, ни высокопоставленной чиновницей среди дроу. Она не могла отличить одну сложную эмоцию от другой. Терцию это было даже на руку. Он мог позволить себе роскошь раздумий.

Стоило только выйти за ворота посольства, как из темноты выскользнул Иззе. Словно материализовался из воздуха.

— Долго вы, — сказал он. — Какие новости?

— Никаких. Разве что я наконец поговорил с вашим матриархом начистоту, и мне это совсем не понравилось.

Иззе нахмурился:

— О чем вы?

— Не стройте из себя дурачка. Ваш дом собирается прибрать Онте к рукам.

— Ах это…

Терций остановился, грозно посмотрел на Иззе. Тот вздохнул:

— Люди не так сильны, как семьдесят лет назад. На троне сидит мальчишка, которым вертит жадная аристократия во главе с главным жрецом. Они вскормили его из золотой сиськи и будут вертеть им всю жизнь. Да если он до самой смерти будет гадиться в штаны, они будут только рады. Чем наша власть хуже?

— Солнце. Разве не очевидно? — Терций покачал головой. — Хотя, вам, конечно, этого не понять. Вы родились, выросли и умрете в темноте, но люди так не смогут. Это уже не сотрудничество, а захват.

По лицу Иззе трудно было прочитать эмоции. Он оглядел Терция с ног до головы, потом сказал, осторожно роняя каждое слово:

— Тогда Онте придется показать силу. Силу, а не подлость. В подлости мы все равно искусней.

Всю дорогу Терций думал о словах Иззе, о силе и подлости. А если весь заговор против дроу был садозащитным проявлением подлости со стороны Онте? И за этим стоят чиновники, которые могут убрать его одним щелчком пальцев? Терций провел остаток ночи, запершись на все окна и двери, словно рыцарь внутри башни накануне штурма, и все равно вздрагивал от каждого вскрика ночной птицы.

Утро он встретил ослабевшим от бессонной ночи. Первым делом проверил, как Амико. Тот все еще находился в трансе. Затем помог Иззе сменить повязку. Его порез начал потихоньку зарубцовываться. Во время завтрака глубоко задумался, что же ему делать. У него есть еще примерно два дня до встречи с Рильдинтрой и много белых пятен на карте его расследования.

— Сегодня я пойду в университет Святого Лура и узнаю, сколько еще учеников было у Сауреса, — сказал Терций, очнувшись от раздумий. — Если кто и знает, где свитки и Эспехо, так это они.

— Я не смогу сопроводить вас внутри, но буду рядом, — ответил Иззе. — Вы помните, что нужно делать?

Терций слегка улыбнулся:

— Помню. Орать как можно громче.

В университете Святого Лура Терций бывал реже, чем в соборе Святого Мельхиора, поэтому поразился, как сильно он изменился за последние годы. Появились новые статуи. Они изображали не только Ткача и Святых, но и эльфов из белого и черного мрамора. Мирское проникло в эти стены. Искусство наполнилось страстью, жизнью, плотью. Даже картины на религиозные мотивы стали гораздо телесней. Глядя на изможденный лик Святого Лура, на складки его небеленого хитона, легче поверить, что этот человек скитался по пустыне, голодал, вел праведную жизнь. Художники научились передавать такую тоску в глазах, такую искру мудрости, что Терций ощутив прилив религиозного экстаза. Он сложил руки и помолился перед картиной, как в прежние годы, пока его вера не пошатнулась. И почувствовал себя лучше, чем в любой из последних дней.