– Привет, касатик. Ты как, Филенька? Сильно тельце болит? Много костяшек поломалось? Слушай, ну ты и летел! Как фанера, честное слово. Такой грохот был. Я уж решила, что Лёва тебя убил, так накинулся. А вроде дохлый, как бурундук. Но тебя снёс со сцены одним разом!

Филипп с благодарностью пошевелил пальцами, отвечая:

– Спасибо, Зинуля, что зашла. Да, летел здорово. Как упал – выключился. А что он на меня кинулся? Выяснили?

– Так ты ничего не знаешь? Ну, дела! Филя, да тебя хотела сожрать здоровенная змеюка, метров десять, наверное! А толщиной, – тут она оглянулась, подыскивая, с чем сравнить диаметр ужасной змеи, и не найдя ничего походящего, хлопнула себя по бедру, – с мою задницу, точно!

Филипп, как мог, скосил глаза в сторону упомянутого места, и поджал губы:

– Да ну, Зинуль, не может быть.

– Ладно, наверное, соврала, но с её половину – точно!

– Змея? Дикость какая! Откуда она взялась-то?

– Это неизвестно, но Лёва тебя спас! Наш Лёвушка теперь – настоящий герой всего театра – Филиппа от анаконды спас! Да ещё и прогнал гада. Театр сразу закрыли, мы все выбежали на улицу, как были в сценической одежде, так и выскочили, представляешь? Потом подъехали пожарники, милиционеры с автоматами, и какие-то гвардейцы в масках с глазками. Просто бенефис! Искали всю ночь, всё перерыли, здание-то большое, но кобру так и не нашли.

Филипп поправил рассказчицу:

– Ты же сказала – анаконда!

Зинаида поправила причёску:

– Королевская кобра звучит лучше. Жаль, что ты Филя, нас всех в тот миг не видел! Представь – столпились зеваки, и тут я – вся такая из себя Корделия! Это был мой звёздный час! Сегодня с самого утра, на премьеру раскупили все билеты! Честное слово! Приехал прокурор, и мэр с ним. Филя, ты бы видел – мэр такой душка, просто барин! Он собрал нас возле гардеробной, и сказал, что в здании змей не обнаружено, и ещё сказал, что приползла она аж с Ебурга, сбежала из областного серпентария. Представляешь, сколько ползла? Видать, была жутко голодная, и хотела тебя съесть! Ужас какой, скажи, а?

– Да не говори глупостей, Зина. Чего бы ей меня хотеть в обед употребить? Ерунда.

– Да совсем не ерунда, Филюша! Питоны маленьких телят целиком заглатывают, а ты немного больше телёнка. А она вон какая огромная! Ну, или, хотя бы могла тебя обвить, и задушить. Представляешь, какой мог бы быть кошмар в новостях – «Работника театра Филиппа Сёчина прямо на сцене задушила анаконда!» К нам бы тогда со всей страны ездили. Был бы настоящий аншлаг… ­– при этих словах Зинаида мечтательно закрыла глаза.

Филипп, поморщившись, с усилием попытался махнуть рукой в её сторону:

– Зина, извини, но ты полная дура! Думай, чего говоришь то!

Но артистка уже не могла остановиться:

– Филя, не перебивай, а ещё лучше вот как: «Гигантская королевская кобра убила на крещёвской сцене известного писателя Филиппа Сёчина!». Так лучше?

Сёчин страдальческим взором посмотрел на Курицину. Зинаида никогда не отличалась тактом, могла дико нахамить, если ей что-то не нравилось, но, по большому счёту была женщина отходчивая и добрая. Вот и в этом случае – всё-таки на следующий день после случившегося, Зина – первый человек, который пришёл его навестить. Так что оставалось только одобрить её мечты, что он не преминул и сделать:

– Да, Зиночка, конечно, так было бы лучше, но только про писателя слишком сильно сказано. Придётся подкорректировать.

Зина сморщила нос:

– Льва Толстого тоже не в один день гением признали. Всё у него получилось, когда он женщину поездом разрезал! Филя, слушай, тебе тоже надо бабу какую-нибудь в книжке убить! Повесить, например, за ногу, или сжечь! Сразу прославишься!

– Зинуля, я сейчас тебя убью, хватит уже, остановись.

– Да ладно тебе, не депресничай, сейчас ещё ребята подойдут – Лёва, Эдик, Король, Иосиф должен быть. Со спектаклем вроде разобрались. Представляешь, пожарники нам так хорошо помогли. Когда они всё перевернули на сцене, я им потом сказала навести порядок, ну ты знаешь, как я могу иногда…

Филипп хмыкнул:

– Да уж, известно.

А Зина продолжала, не слушая его:

– Ну и билеты, билеты на премьерный показ все разобрали. Будет мэр с супругой, и городской прокуратор.

Сёчин поправил:

– Зина, правильно говорить – прокурор. А прокуратор в Иудее был. Его все Пилатом звали. Ты хоть в курсе, знаешь такого?

– Это неважно, Филенька, прокурор звучит скушно. Вот была бы я мэром, обязательно указик сочинила, чтобы был прокуратор. Слушай, Филь, а ты давно романы пишешь?

– Ещё ни одного не написал.

Филипп уже начал потихоньку психовать, но артистка не унималась:

– А что ты тогда пишешь? Рассказы?

– Ну да, рассказы.

– Почитай какой-нибудь?

– Зина, здесь у меня ничего нету, я вообще голый.

– Точно голый? Можно гляну?

В этот напряжённый для Филиппа момент ситуацию разрядили новые визитёры – в палате появились Семён-электрик, Иосиф Соломонович, Эдуард, и последним протиснулся Лёва.

Все принялись здороваться, а Лёве Филипп уважительно задержал руку:

– Здравствуй, спаситель.

Тот сразу засмущался:

– Ну ладно, что ты, Филипп, на моём месте так поступил бы каждый.

Зинаида тут же отпарировала:

– Ты что, Лёвушка, советских новостей в детстве обсмотрелся? Лучше расскажи, сколько водочки перед этой битвой внутрь принял! Или ты как викинги, сомы с мухоморами хлестанул? У-у-у! Никогда не забуду – на сцене глашатай объявляет о наступлении британцев, и тут же один могучий воин – с мечом в руке и шлеме на голове с диким кличем врывается на сцену. Павел Борисович даже обдумывает применить эту концовку четвёртого акта в спектакле. Только говорит, плохо, что Шекспир не додумался.

Лев снова смутился:

– Да ладно, какой я воин – просто хотел Филиппа спасти. И ничего я не принимал – так, в рабочем порядке только, не больше. Да и гадов этих ненавижу! Откуда она взялась-то? Да ещё огромная такая, да чёрная! Смотрю, а она сверху трос обвила, и понемногу вниз спускается. А там Филя стоит! Ну, я меч схватил, котелок на голову, и рванул!

Иосиф похлопал его по плечу:

– Ну герой, герой. Все твои косяки теперь списаны. Заслужил.

Повернувшись к больному, Мейзель достал из пакета блокнот Филиппа с рассказом, и положил ему на тумбочку:

– Ты тут пока валяешься, займи голову делом, пиши дальше, мне понравилось – вечером вместе с супругой читали. Стало интересно, что дальше будет. Ладно, навестили, мешать не будем. Давай, выздоравливай быстрее, дел полно. И, обратившись к остальным, добавил:

– Пойдёмте, не будем мешать. Поднимайтесь.

Все посетители потянулись к двери, одна Зинаида осталась сидеть на своём стульчике, и махнула рукой:

– Я ещё пять минуточек побуду, а вы ступайте.

Филипп поморщился, подумав: «О, боже мой!...»

Последним выходил Семён, и когда дверь за ним закрылась, Зина наклонилась ближе к кровати:

– Филенька, не сердись, пожалуйста. Почитай мне свой рассказик, а? Ну так сильно интересно – не могу я уйти.

– Зина, да я же говорю еле-еле. Бери да читай. Ты у нас как раз и актриса. Тебе по профессии положено. А я со стороны послушаю, лишним не будет.

– Да я с удовольствием. А почерк у тебя как – не курица лапой? А то наш главреж Боренька Пушевский, иногда замечания на листах прописывает, так ё-п-р-с-т сплошное, а не письменные рекомендации!

Филипп поджал губы:

– Да вроде нормальный, возьми да посмотри, чего спрашиваешь?

Зина взяла в руки блокнот, открыла на первой странице, и стала всматриваться в написанное. Через минуту подняла глаза на Филиппа:

– Да вроде нормальный, правда. Ну слушай тогда, автор.

Читать она начала с самого начала. Сёчин в первый раз за весь период своего литературного опыта слушал собственное произведение со стороны. Но как дивно Зинаида произносила им сочинённый текст! С первых же слов Филипп был просто околдован услышанной дикцией и произношением. У чтицы наличествовал приятный, выразительный голос – глубокий, звонкий, и в то же самое время – мягкий. Текст звучал логично, красиво и уверенно. Временами автор удивлялся услышанному, думая: «Неужели это я сочинил?». А личность актрисы совершенно растворилась в произносимых словах. Слушающий закрыл глаза, и пытался представить её облик, и не мог этого сделать. Перед ним был только описываемый мир, смысл предложений и яркие образы героев. Филипп не выдержал, прервал: