– Нет ещё.

– Давай подскажу.

Наклонившись к его уху, девочка что-то зашептала. Отстранившись, весело посмотрела ему в глаза:

– Так и назови. Всё просто.

– Хорошо, подумаю. Слушай, Гренка, а ты как тут оказалась?

В этот момент она как раз расстегнула ремешки на своих ботиночках, и сняв их, ответила:

– Да я же к тебе пришла! Ты чего, Филипп, забыл, что спишь? Мы в твоём сне!

Тут рыжая подпрыгнула на месте, приземлившись на широко расставленные ноги, хлопнула ладошками над головой, и картинно объявила:

– А теперь – танцы на песочке!

Пока рыжая веселушка нелепо скакала по прибрежному пляжу, иногда шлёпая ступнями по набегающей волне, Сёчин с интересом осматривался вокруг, покачивая головой: «Ну надо же, я во сне!». Напрыгавшись, запыхавшаяся Гренка подошла к нему, и наконец, присела рядышком, похлопала его по плечу, и заявила:

– Ну всё, разогрелась. Слушай, у тебя, я думаю, куча вопросов появилась, да? Ты начинай.

Филипп кивнул:

– Ну да, ты права – вопросов и правда много. Да и для романа мне идеи понадобятся. Вот только проблема одна есть.

– Что такое?

– У меня тут ни блокнота, ни карандаша нету. А ведь половина забудется, точно знаю.

– Никакой проблемы нет, ты делай вот что – выстави указательный пальчик, и пиши буквы в воздухе. Ничего не забудешь!

– Просто писать в воздухе?

– Ага. Давай спрашивай, не тяни.

– Хорошо, попробую. Для начала скажи мне – ты кто?

Девочка вздохнула, и принялась отвечать:

– Ты только не забывай записывать, а я тебе сейчас всё, что нужно расскажу, и не только про себя, но и про Загорье – что это, где, для чего и почему. Заодно и про то, как мир устроен. Готов?

– Да, начинай.

– Ну слушай.

Повествование её длилось долго. Так долго, что освещение вокруг успело смениться несколько раз – ночь заканчивалась, и приходила снова. А Греналин всё рассказывала, и рассказывала. Филипп постоянно уточнял детали, переспрашивал, тщательно фиксируя услышанное, делая при этом пометки пальцем в пространстве.

Закончив свой рассказ, Гренка поднялась, и подпрыгивая на одной ноге, уточняющее спросила:

– Ну, всё записал, ничего не пропустил?

А Филипп недоумённо смотрел на неё:

– Так ты – Греналин?

– Да, так и есть, – и прищурившись одним глазом, улыбаясь, уточнила, – А что, не похожа?

– Да нет, пусть так и будет, просто, когда вижу девочку с рыжими волосами, оказывается должен думать, что это синяя трава. Как-то одно с другим не увязывается. Это вроде когнитивным диссонансом называют.

В этот момент девочка зажмурилась, и, раскрыв рот, принялась совершать короткие вдохи-выдохи:

– А-а-а-ап-ап, – и неожиданно оглушительно рявкнула, – А-а-чхи!!, – вытерла с губ вылетевшую слюну, и надтреснутым голосом посетовала:

– Вот ведь намёрзлась-то, а? Ну никак эта простуда не уходит, хорошо, хоть поноса нет, не то бы было тут делов, – и вытерев ладошку об подол, уже нормальным голосом продолжила:

– Да, насчёт девочки, – а что, тебе лучше, чтоб я старухой-колдуньей с бородавкой на длинном носу перед тобой явилась? Или какой-нибудь гигантской ящерицей? Сам подумай – вот сидела бы сейчас рядом с тобой здоровенная дура с хвостом, и пускала пузыри со слюнями, а? Лучше, что ли?

Филипп развёл руки:

– Да нет же, я совсем не против, ты мне очень даже понравилась. Слушай, ну и историю ты мне поведала, я бы даже придумать такого не смог.

– А ты как проснёшься, возьми, да и книжку напиши. Вот как раз тебе на книжку и хватит. Да вдобавок ещё сам чего присочини.

– Надо подумать, идея интересная.

Помолчав немного, Сёчин спросил:

– Слушай, Гренка, а что всё-таки случилось с Филиппом, ты случайно не знаешь? Это ведь мой приятель. Мы с ним, правда незадолго до его исчезновения познакомились, но сдружились быстро. Хороший парень, это я сразу понял.

Собеседница замолчала, насупила бровки, и тихо сказала:

– Едва ли ты сможешь его теперь увидеть. Разве что во сне.

– Понятно, – также вполголоса ответил Сёчин.

– Изо всех Филиппов теперь только ты один остался. А теперь я ухожу, давай, пока! Может ещё увидимся! И не забывай – ты теперь должен книжку написать!

Девочка поднялась, и помахав рукой, побежала в сторону леса.

Глава №17. Осознание

Первое, на что отреагировало пробуждающееся сознание – ритмичное хлопанье кислородного насоса. И ещё – тупая боль в районе горла. Завозились мысли: «Что происходит? В горле такая боль, и мешает, не проходит никак». Филипп открыл глаза: «Ничего не понятно, какая-то муть». Попытался кашлянуть – в трахее что-то давило и мешало глотнуть. Прозвучал знакомый басовитый голос:

– Филипчик, дорогой! Глазки открыл? Пришёл, однако, в себя, – и тут же громогласно прозвучало, – Сестричка! Кто-нибудь! Он глаза открыл и гукает! Подойдите!

Это был Иосиф, его ближайший друг и коллега. Он зашёл справиться о здоровье пострадавшего при пожаре товарища, узнать, как идут дела, и тут такое происходит – пришёл в сознание! А в палате уже суетились медсёстры, подошёл врач, что-то разглядел на мониторах, и негромко распорядился: «Да, убираем, ритм нормальный, похоже выскребся». Наклонился к лицу, ослепил фонариком, и добавил: «Реагирует тоже нормально. Нет, присоски пока оставьте, денёк ещё посмотрим». Девушка в круглом белом тюрбане на голове приблизилась к лицу Филиппа, и он дёрнул плечом, почувствовав в горле усилившееся давление, и сильную боль – из глаз сами собой потекли слёзы. Сестра ласковым голосом успокоила: «Трубочку убираю, сейчас легче станет, – и повернувшись в сторону, деловым тоном сообщила, – Доктор, посмотрите – реакция хорошая, вон, даже слёзки пошли, – в ответ прозвучало, – Эт тоже хорошо, вот тут добавьте, пусть поспит – утром ещё посмотрим, тогда и решим».

Всё вокруг посерело, веки сомкнулись, и Филипп снова заснул.

Очнувшись на следующее утро, первым, кого он увидел, вновь был Иосиф. Друг сидел возле кровати, одетый в халат, шапочку, и с тревогой всматривался в лицо очнувшемуся. Увидев, что тот пришёл в себя, осторожно спросил:

– О, Филипчик, очнулся? Ну как ты?

Первое, что заявил Сёчин при пробуждении:

– Я переделаю рассказ, и напишу роман о Загорье, уже знаю все сюжетные линии и героев. И перескажу при этом всё то, что с нами случилось. Дайте мне карандаш, пока из головы не вылетело.

– Конечно же, Филиппушка, обязательно напиши, а я завтра же поговорю с Исаком, он и редактуру сделает, и макет, и в типографии все вопросы решит, всё как надо устроит, он в этом деле – профессионал высшей пробы!

– А кто это?

– Да это давний мой дружок, в институте вместе учились, он книгоиздательством всю жизнь промышляет. Я тебе говорил про него, помнишь? Ты ещё тогда руками замахал – не хочу, не буду книжку рассказов делать! Помнишь?

– Да, точно, ты же мне говорил про него. Помню, Ося, помню.

– Ты как себя чувствуешь?

– Да вроде нормально. Это из-за пожара я тут?

– Ну да, из-за него, будь он неладен. Тебе доска там одна на голову упала, вот ты и выключился. Ну, а Лёва вытащил, вовремя подоспел, герой наш.

– Долго я тут?

– Да пятый денёк всего, ничего страшного. Все наши тебе привет передают, здоровья побыстрее набраться желают. Ты давай спи теперь, а я пойду, а то вон сестрички топором уже машут. Всё, выздоравливай!

Ещё через пару дней Филиппа перевели из реанимации в обычную палату, и почти сразу после этого появилась Зинаида. Немного приоткрыв дверь палаты, осторожно, кивком головы попросилась: «Можно?». На что Сёчин недоумённо воскликнул:

– Ты чего, Зинуля? Заходи быстрее! Сейчас, сяду поудобнее, поболтаем.

С тревогой заглядывая ему в лицо, стягивая с головы вязаный красный берет, исполнительница роли Корделии и Маши Троекуровой присела на стоявший рядом с кроватью стул: