Филипп помотал головой:

– Ну, уважаемый, и наворотили же вы кучу! Что-то мне даже нехорошо стало. А дело-то в чём? Вам так охота рассказ мой в издательство пристроить? Да ещё и права заполучить? Зачем голову мне морочаете? Да вы, батенька, похоже сами писатель со стажем! А? Нет разве? Ну столько всего наплели! Впору эссе на злободневные темы составить. Вы уж займитесь в свободное время, глядишь, и читатель свой найдётся!

Собеседник укоризненно посмотрел на него:

– Последний раз предлагаю, Филипп – давай договоримся! Так будет лучше для всех, и спокойнее. Хапнешь горя по полной! Мало тебе змея было?

Тут Алоизий сгорбился, и вполголоса забормотал что-то совсем непонятное:

– Странный ты был ребёнок, с самого раннего детства. Больше всего любил играть в одиночестве. Уйдёшь себе в садик с ранетками, и сидишь там под деревцем, что-то из веточек колобочишь. Читать любил. Читать, однако, быстрее чем говорить научился.

Рассуждая, он достал из кармана носовой платок, размером с небольшое полотенце, и принялся вытирать обильно выступивший пот, не умолкая при этом:

– А вообще, если подумать – рукопись нельзя отобрать. Писатель должен отдать её добровольно. Или заявить вслух, что он не будет издавать эту книгу. Если отнять её силой, то потеряется связь между текстом и творцом. Один из признаков образа бога в человеке – способность к творчеству. Похоже, его это в последнее время беспокоит – кается в совершённой ошибке. Есть грех и есть вина. И ничего уже исправить нельзя – сам всё сотворил. Вот в чём штука.

– О чём это вы?

Собеседник поднял на него взгляд:

– А вдруг это ОН тебе в голову нашептал? Хочет, чтобы все узнали, а? А этого допустить никак нельзя! Будешь упорствовать – только хуже сделаешь. Подумай хорошо!

Тут он поднялся, посмотрел Филиппу в глаза, и махнул рукой:

– А вообще-то, как хочешь! Даже больше скажу – хочешь писать, да и пиши себе! Можешь даже рассказ свой в роман превратить! А что, кто тебе мешает? Дураком жил, дураком и умрёшь! Всё одно по его воле всё произойдёт, вот попомни потом! Прощай, Филипп, Андреев сын!

Сказав это, Алоизий Маркович взял в одну руку аккуратно сложенный пиджак, в другую прихватил объёмистый портфель, и решительным шагом двинулся в сторону проспекта. Филипп посмотрел на его удаляющуюся спину, встал с лавочки, и похрамывая, побрёл домой.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Глава №12. Смотритель

Очнувшись утром, человек сел на топчан, посмотрел на окно, и замер – ему вдруг вспомнилось ночное видение: «Какой яркий сон ночью был! Будто я всё это пережил на самом деле. А Рыжая? Тоже была, или это всё сон такой? Ну не может быть реальностью всё, что происходило – её рассказ, объяснения, загадочная трава. Да, я занимаюсь здесь отжимом травы. А отжим сливаю в стеклянный чан. Это – моя задача», – он встал, подошёл к окну, и тут сознание острой болью пронзило ещё одно воспоминание, – «Филипп! Меня зовут Филипп!» Человек немигающим взглядом смотрел через оконное стекло на подворье вокруг дома, а внутри него проносились образы – улицы Крещёвска, улыбающийся Сергей, незнакомый человек, протягивающий ему листы пожелтевшей бумаги, писатель Филипп в больничной палате, и путешествие по тайге в поисках пути до Загорья. Вспомнился огромный смоляно-чёрный аспид, извивами текущий перед ним, и высокие бревенчатые ворота, зайдя в которые, он очутился в Загорье. Да – это и есть Загорье! Куда он так мечтательно стремился! И что дальше? Отжим синей травы? Рыжая! Она ведь просила вспомнить те самые старинные тексты! Перед внутренним взором появились первые строки: «Не начинай искать, если не уверен в успехе. Тебе нужно будет отыскать то, что всегда с тобой…». Постояв так ещё некоторое время, человек, теперь уже вполне осознающий себя Филиппом Селиным, быстро оделся, спустился по лестнице на первый этаж, и прихватив вёдра, стоявшие возле чана, вышел из дому.

При его появлении вся поверхность синего газона зашевелилась, ростки как по команде повернулись к подошедшему. Опускаясь на колени, Филипп вспомнил наказ, услышанный от Рыжей: «Веди себя так, как раньше – ты ничего не помнишь, ничего не знаешь. И не забывай об этом». Поставив мысленную зарубку в памяти, принялся за привычную уже работу – начал выщипывать синие побеги, выжимая из них потом тягучую, золотистую жидкость. Во время монотонного занятия в сознании возник образ Проводника-Смотрителя, и он впервые с того момента, как оказался здесь, задумался о нём, как о личности, обитающей в другом мире. Внешне, своим обликом, он вызывал у него в памяти образ знакомого школьного учителя – серый длинный халат на пуговицах, бесцветное лицо, плотно сжатые губы. Но только внешне. Внутреннее содержание этого существа, а иного определения не приходило ему в голову, не открывалось совсем. Лицо – обескровлено, цвет кожи на видимых частях тела, таких как ладони, кисти, грудь и шея, были ровного, серо-жёлтого тона. Нос заострённый, с узкими крыльцами ноздрей. Пальцы рук – длинные, гибкие, постоянно шевелившиеся, казалось, живут своей, отдельной жизнью. При его высоком росте, Проводник выглядел очень худым и измождённым. Но при взгляде на руки становилось понятно – он очень сильный. Про таких говорят – жилистый. Говорит предельно лаконично. Только слова-распоряжения: «Возьми в руку, Неси, Выливай, Посмотри сюда». На лице – колючий, холодный взгляд. А у глаз нет цвета, они совершенно пустые. Мелькнула мысль – глаза убийцы, душегуба. И постоянно находится в движении – сидит на одном месте только когда через дом идут мертвецы. Для Филиппа так и остался непостижимым смысл этого действа – переход остатков через комнаты каменного дома. Что это – мгновения из величественного замысла Создателя? Итоговая функция всей жизни человеческого существа? Сохранение в общем поле индивидуальной памяти и опыта каждого, жившего? Если так, то для чего нужно это поле? Перепросмотр всех жизней в исследовательских целях? Каких? И кто станет это изучать? И он никак не мог понять, что совершает Смотритель при их появлении, и зачем обязательно заставляет присутствовать его. И кто изначально установил эту процедуру?

Когда он отнёс в чан уже третье по счёту ведёрко, подошёл сам Смотритель. Постояв некоторое время за спиной, приблизился вплотную:

– Отнесёшь ещё одно ведро, и поднимайся на второй этаж.

Оторвавшись от травы, Филипп выпрямился, и неожиданно для самого себя, обратился к нему:

– Смотритель, у меня есть просьба.

– Говори, я слушаю.

Человек, отерев ладони друг о друга, промолвил:

– Ты можешь дать мне глотнуть ардевос?

– Почему ты просишь об этом?

– Подумал, что было бы неплохо не забывать, как всё вокруг выглядит в реальности.

Не выразив никаких эмоций, Проводник кивнул, и достал из кармана маленький глиняный кувшинчик:

– Выпей всё сразу.

В небольшой ёмкости было ровно на один глоток, и сделав его, он закрыл глаза, а раскрыв, сразу увидел, как на другом уровне восприятия выглядит наставник – его кокон не походил ни на один из уже виденных Филиппом – он был скручен в спираль. Точнее – плетение было похоже на полую трубку, которая завивалась в пружину, сужающуюся своими витками в верхней части. Внешне это чем-то напоминало детскую игрушку «пирамидка». Это образование слегка колыхалось, повиснув над землёй примерно в тридцати сантиметрах от поверхности. Волокна плетения хаотично вспыхивали в разных местах, иногда короткими вспышками, а в другой раз – перебегая ручейком по линии прядки. Тут спираль слегка согнулась в своей средней части, и он услышал, а вернее сказать – осознал мысль, прозвучавшую у него в уме: