– И что ты видишь?

Особое видение в тот же самый миг ушло, и Филипп оказался стоящим перед Смотрителем, который заглядывал ему в лицо, и вновь задавал вопрос:

– Что ты видишь? Опиши это.

– Твой кокон совершенно другой формы. А в первый раз мне показалось иное.

Стоявший перед ним кивнул:

– Тебя это испугало?

– Да нет, просто заметил, вот и говорю.

– Ты врастаешь в Загорье, всё идёт своим чередом. Так и должно быть. Как закончишь, поднимайся наверх. Я буду там. Сегодня мы смотрим за остатками.

И, развернувшись, направился к дому.

Выщипывая последние ростки травы, Филипп незаметно спрятал несколько травинок за пазуху. Затем отнёс отжим в дом, вылил в чашу, поднялся на чердак, и вывалил травяной жмых на стол. Почти вся поверхность столов уже была засыпана высушенными отжимками. Филипп пальцами разровнял просохшую уже траву рядом с последней кучкой, и почувствовал под пальцами отделившиеся круглые шарики семян. собрал их в горсть, и подчиняясь внезапному побуждению, ссыпал их в карман брюк.

Ближе к концу дня на подворье появились «остатки». Серой колонной они медленно двигались к дому, колыхаясь, и задевая друг друга. Оказавшись внутри дома, уже цепочкой поднимались на второй этаж, и под неусыпным взором Смотрителя исчезали в открывающихся на стене дверях. Сам он сидел на стуле и внимательно всматривался в медленно проплывающие мимо него сероватые сплетения, иногда наклоняя голову в сторону. При этом один из коконов отделялся из двигающегося ряда, и переходил в дверь, что возникала на ровной стене прямо перед его появлением. И это продолжалось и продолжалось. Филипп расположился на другой половине стола, и молча наблюдал за происходящим. Когда в дверных проёмах исчезли последние из появившихся оборышей, Проводник поднялся. Только тогда Филипп смог задать мучивший его вопрос:

– Для чего ты это делаешь? И что я должен понять?

Повернувшись к человеку, Смотритель, медленно выговаривая слова, ответил:

– Если бы ты был хоть немного внимательнее, то увидел бы сам.

– Что я мог увидеть?

– Некоторые из них ещё не завершили свой путь. Наша задача – вернуть их обратно.

– А как ты определяешь это?

– Их энергетика не завершена, это видно по плетению волокон. Скоро ты сам начнёшь замечать это.

– А я должен буду это делать?

– Да. Ты будешь смотреть за остатками. Это – главное, для чего мы здесь находимся.

– А как же Греналин?

– С Греналин мы делаем то, что должны делать. Но я не знаю первопричины. Никто не донёс этого до меня. Когда-то, очень и очень давно, меня обучил взаимодействию с ней один старик. И указал дорогу в Загорье. Но он не объяснил смысла этого. Иногда я думаю, что синей травы тут быть не должно. Но она есть, и я, а теперь уже мы – должны делать то, что делаем. Смотри на всё внимательнее, и запоминай – придёт время, и ты останешься в Загорье один.

– Смотритель, ты собираешься уходить?

– Всё предопределено, Безымянный, каждое мгновение.

– Кем же?

– Думаю тем, кто всё это создал. Только о его мотивах не знает никто. Ну а теперь иди к себе. На сегодня – всё.

*****

Вечером, оставшись в одиночестве, Филипп со страхом проглотил синие ростки, ожидая мучительной боли при появлении чёрной наги. Так и произошло, а после падения на пол змея, как и в прошлый раз, быстро уползла в дальний угол.

Без сил от пережитого, он в забытьи упал на топчан, вытирая с лица выступившие слёзы. Сознание вернулось только когда он услышал чьё-то кряхтение. Приподнявшись, увидел, как Рыжая, пыхтя и отдуваясь, тащит поближе к его топчану дубовый стул. Увидев, что он пришёл в себя, она тут же оставила это занятие, и с укоризной в голосе высказала:

– Ну что, очнулся? Помогай давай, а то я скоро пукать тут во весь голос начну! Как дела, Филиппок?

Поднявшись на ноги, Филипп поставил стул на старое место, и помог гостье забраться на «седалище». Уместившись поудобнее, она, болтая в воздухе ножками, повторила:

– Как дела говорю, чего молчишь?

Филипп, присев в свою очередь на топчан, ответил:

– Всё, как всегда. Скажи мне вот что, Гренка, я сегодня вдруг подумал об этом – я уже мертвец? И выхода нет?

Рыжая засмеялась:

– С чего ты так решил? Скучно стало?

– Ну, всё-таки тут – иной мир. Я же не могу жить в другом мире. Так?

По-прежнему продолжая болтать ногами, собеседница ответила:

– Этого никто не знает. Может быть, ты прав, что ты уже мёртв. Хотя, наверное, нет ещё. Вспомнил ведь себя? В Загорье всё очень непросто. А самое главное – тут нет времени. И это – нереальное место. Как при этом можно что-то утверждать? Можно сказать, что мы тут находимся в глухой тайге, или на берегу озера, но это будет неправильным. На самом деле мы пребываем в намерениях Клюва. Он надумал это место, создал его в своих фантазиях, возжелал, чтобы оно стало существовать, и расселил тут всех нас. Прошлого, как и будущего – нет. Это обман. Всё есть всегда. И всё всегда происходит здесь и сейчас. Так что – ничего не потеряно. Ни о чём нельзя сказать наверняка, пока ты не превратился в бесцветный кокон. Ещё что-то хочешь спросить?

Филипп кивнул:

– Да, есть такое. Вот ещё вопрос – кто такой Алоизий? Как он там у нас в Крещёвске оказался? Ты что-нибудь знаешь об этом?

– А чего тут думать? Знаю, конечно. Клюв его сподобил, по своим вечным делам. А тут пузан этот за сараями присматривал – чтоб вёдра были к утру чистые, да лопаты всегда имелись. А то вдруг яму какую копать? Вот у него точно человеческого обличия нет. Я даже не знаю, сколько веков он рядом со Смотрителем ошивается. Множество обликов сменил, также и жизней столько же прожил. Не живой он, это точно. Когда у него время свободное есть, он вечно с портфелем носится, как дурачок с писаной торбой. Сколько раз видела. Ох и смешной же нетопырь.

– А этот, длинный тип?

– Ты про Пехотинца?

– Ну да.

Наклонив голову к плечу, Рыжая посмотрела собеседнику в глаза:

– А чего они тебя заинтересовали, Филиппок?

– Дело вот в чём – я задумался о том, что мне необходимо найти дорогу назад, и остановить этот цирк, который посланцы Клюва затеяли. Я про Алоизия и Пехотинца говорю.

– А-а, вот оно что. Поняла. Послушай, что я тебе скажу – ты не сможешь отсюда выбраться. Это невозможно. У тебя недостаточно для этого энергии. Отсюда никто не может уйти.

– А как же тогда они вышли?

Греналин улыбнувшись, протчнула к нему раскрытыю ладошку, и улыбнувшись, ответила:

– Так они ведь не живые. Они оба – фантомы.

– Это как? Призраки, что-ли? Но я ведь разговаривал с этим, как его – Алоизом? Помнишь, рассказывал ещё.

– Ну конечно, помню. Я и объясняю тебе – они не живые. А их видимый облик, это – обратная проекция. Её Клюв наводит.

– А как это?

– Ну, знаешь, бывает иногда – ты смотришь на дороге перед собой, и видишь лошадь с развевающейся гривой. Даже замечаешь, как она двигает ногами, будто сейчас тронется с места. Но когда приближаешься, то понимаешь, что это совсем даже не лошадь, а какой-то кривой ящик, который стоит около небольшого дерева. Бывало что-нибудь подобное?

Филипп наморщил лоб:

– Если подумать, то, наверное, можно вспомнить. Не лошадь, конечно, но как-то помню – принял шляпу на шкафу за кота.

– Ну вот, значит понял. Но ты же был уверен, что это кошка?

– Кот.

– Да, конечно же, кот. Так был уверен?

– Ну да.

– Вот и с ними то же самое. На самом деле эти двое – вообще неведомо что, но ты считал это неведомое за толстого потного человека с портфелем в руке. Так Клюв тебя убедил. А ты просто не умел правильно смотреть. Так что повторю – отсюда выйти невозможно. Ты, может быть, сейчас где-то в лесу, в медвежьей берлоге лежишь. Живой. Но на самом деле ты – в Загорье. Ты же здесь?