– Но как так получается?
Рыжая соскочила со стула, и принялась кружиться по комнате. Затем остановилась, и тыча пальчиком на Филиппа, громко засмеялась:
– А-а! Да шучу я! Здесь ты! Вот – поверил! Ну ты и чудила!
Копарь с усилием улыбнулся:
– Да с вами тут хоть во что поверишь.
Просмеявшись, веселушка снова забралась на стул:
– Вообще-то здесь – нормально. Уютно, хорошо. Я только в холоде сижу. Но ничего – покойнички мне про жизни свои рассказывают. Ну, когда живые ещё были. Интересного много. Иногда весёлые байки бывают. А теперь вот с тобой языки чешем. Ты спрашивай чего-нибудь – я ведь про всё на свете знаю, что хочешь могу объяснить. Ну, или какую-нибудь историю рассказать. Хорошо?
Собеседник кивнул:
– Ладно.
Греналин снова соскочила со стула, и подошла близко:
– Филиппок, теперь моя очередь спрашивать. Готов?
– Конечно, давай.
– Ты видел куда змей прячется, когда из тебя выходит?
– Ага, вон в тот угол заползает. А почему ты спросила?
– Мне это всегда нужно знать. Ладно, на сегодня хватит, ухожу. Дела ещё есть, хоть я и синяя клумба.
Сказав это, Рыжая развернулась, и молча вышла за дверь, не успел Филипп и рта раскрыть.
Глава 13. Котята
Глава №13. Котята
Этот день начался как обычно, ничем особенно не отличаясь от других, прошедших до него.
На работе Филипп появился как всегда – рано. Зайдя в кабинет, сразу включил небольшую электроплитку, набрал в турку воды из чайника – решил сварить кофе. А за дверью уже было слышно рабочий, деловой шум. Хозяин кабинета прислушался – Эдик спорил с электриком Семёном о способе крепежа к потолочной балке верхушки декорации дуба:
– Это нужно обязательно!
– Никуда дуб ваш не денется, устоит!
– Семён, ты совсем дурак? На него ведь ребёнок будет влезать! А после под дубом битва будет, могут задеть. Дерево просто необходимо закрепить!
Тут к их спору присоединился Лёва:
– Сеня, послушай, по той балке проходит силовой кабель, а мы закон Ома не изучали, значит, топать тебе! Ты же – электрик! Чего боишься – там же пери́лина по настилу идёт. Держаться можно спокойно. Намотаешь цепь на три оборота, потом звенья на болт посадишь, и всё!
– Эдуард Александрович, Лёва, вот если вам надо, то вы и ползайте там сами, а я – не Бэтман, летать не умею!
Поняв, что без его прямого участия он будет слушать эту перепалку до бесконечности, Филипп выключил плитку, взял в руку «посох», как назвала его трость Зина, и похромал на сцену. Когда подошёл к спорившим, эти трое уже перешли в своей беседе на откровенный «ненорматив», и ситуация перешла в стадию обмена взаимными оскорблениями, что не могло привести к добру. Мнение посредника стало необходимым. Оказавшись рядом со спорщиками, он картинно ударил тростью в доски пола, и голосом Деда Мороза остановил дискуссию:
– Всем тихо быть отныне!
Троица, только что производившая впечатление репетиции озвучивания восточного базара, резко притихла, и Филипп решил не упускать доставшуюся инициативу:
– В чём дело? С ума сошли?
Первым в разговор вступил Лёва:
– Андреич, тут такая штука – дуб не закреплён, и шатается. И он важное действующее лицо в спектакле на ближайшие полгода. Необходимо застропить макушку к балке, что во-он, видишь, где проходит?
Тут он задрал голову вверх, и указал рукой на нужную точку:
– И вот в этом месте нужно намотнуть цепь. Ну и заболтить, чтоб держалась. А после уже завести за неё трос от верхушки, ну что на дереве, видите? Его поставщики уже за балку перебросили, когда дерево это ставили.
Сёчин пожал плечами:
– И что? Почему работа встала?
Своё мнение высказал Эдуард:
– Да этот монтёр великокняжеский ссыт на верхотуру лезть!
Семён схватил его за лямку комбинезона, и потянул на себя:
– Кого ты монтёром обозвал, ты, пенёк трухлявый, да я сейчас тебе «коротыш» на печени замкну!
Перехватив трость за середину, Филипп помахал набалдашником между спорщиками:
– Всё-всё, брейк! Семён, по какой причине отказываешься?
– Филипп Андреевич, по балке проходит силовой кабель, и на это место, где цепь наматывать, сперва нужно изоляцию сделать. Я на такой высоте монтажным работам не обучен, и за свою зарплату нести ответственность не собираюсь! Платят мне не за это!
Сёчин, взглянув наверх, удивлённо спросил:
– А что вы спорите, чуть до драки не дошло – вон же монтажник ещё есть, попросите его. Ему это на раз-два!
Вся троица вскинула головы:
– О! Я думал они уже закончили с прожектором, – отметил Лёва.
Семён развернулся, и направился к лестнице, ведущей к верхним стропилам, ворчливо бросив на ходу:
– Сейчас поговорю, закончили базар.
Филипп, провожая его взглядом, спросил у оставшихся:
– Ну что, братцы, к прогону всё готово?
Лёва пожал плечами:
– Главное, чтоб у Маши Троекуровой платьюшки были в порядке, а остальное пройдёт как надо – не в первый раз премьера.
– Ну что ты, Лев, Зинаида Петровна замечательная крещёвская актриса, с огромным опытом, и к сценическому костюму относится трепетно, с любовью, – ответил ему Сёчин, – это часть образа, понимать надо.
– Ну как же – прима, мы понимаем, – вступил в разговор Эдик, – Я вчера вечером лично свидетельствовал, как она «примандонила» белошвеек наших за какие-то оборки, у меня аж уши свяли! А я ведь четыре года в порту Владивостока докером отпахал, всякого слышал. Но Зина – это…, – и оглядевшись, закончил, – Настоящая прима, короче.
Лёва посмотрел на него:
– Эдик, не суди – и не судим будешь. Пойдём перекурим.
– Мужики, вы это – много только не курите, хорошо? – уточнил Филипп, тоже уходивший в свою сторону, и вспомнил, – А что за монтажник на верху остался? Что там с прожектором?
Лёва традиционно был не в курсе, поднимая вверх плечи:
– Не знаю, Мозоль может в курсе? Они там вчера лампы меняли, да не всё успели?
– Лев, ну сколько раз можно повторять – Мейзель! Иосиф Соломонович! Прояви уважение, и не вздумай брякнуть при людях! – возмущённо оборвал его Сёчин.
– Ой, да я машинально, по привычке! Больше не повторится, Филипп Андреевич, – с нахальной улыбкой отпарировал Лёва, прихватывая Эдика за локоть, – Пойдём-пойдём, – и задержавшись на мгновение, снова повернулся к Филиппу:
– Филипп Андреевич, вы там, в коридоре Мотю не видели?
– Нет, а что – потерял?
– Так она ведь толстая какая была, поди котиться спряталась? Настройщик, это который Степан, уверенно говорил «трое точно будут».
Сёчин покачал головой:
– Ну может быть. Да появится по-любому – пустое пузо заставит. А вообще, могли бы и поискать, она с котятами далеко не уйдёт.
Эдуард кивнул:
– Это точно. Неделю уже не видим. Сейчас курнём, поглядим.
– Ладно, не забудьте только. И покачав головой, Сёчин захромал к себе – чашка кофе была просто необходима.
Но в этот день местную любимицу так никто и не заметил.
Уже поздно вечером, после прогона «Дубровского», к Филиппу подошёл режиссёр Павел:
– Филипп, слушай, премьера у нас послезавтра, но сейчас увидел – нужно прогнать ещё разок, не понравились мне в конечике пара эпизодов. Ты на завтра людей предупреди, что работаем, хорошо?
– Борисыч, а чего ты сам им не сказал? Это ж воевать придётся, всё-таки уже две недели без выходного.
– Дорогой мой, с труппой я поговорил, ну а мужики – это твои люди. Мейзель в курсе, его предупредил. Давай, воюй, я пошёл, – сказав это, Пушевский скрылся за дверью.
– Вот чёрт, сделал настроение на вечер, главреж-ножом зарежь! – проворчал Сёчин, и взяв трость, поспешил в «конюшню», как все называли комнатку рабочих сцены, – «воевать».
С утра следующего дня на сцене начался последний прогон. Филипп заранее всех предупредил, что займёт место в «боковушке» – так называли точку на правом краю сцены, где стоял раскладной стул, предназначенный для режиссёрского контроля – когда ему было нужно глянуть на происходящее с угла, и он даже порадовался, что Пушевский назначил завершающие «смотрины» постановки на сегодня, так в предыдущий раз у него совершенно не получилось из-за возникших хлопот с крепежом декорации дуба и встречи со строительным подрядчиком – предстоял хлопотный ремонт планшета сцены, и отложить обсуждение было нельзя.