– Ну хорошо, хорошо, давайте присядем, но буквально не больше пяти минут. Я, знаете, тороплюсь.

«Портфель» радостно закивал:

– Да конечно же, конечно. Не буду вас долго держать – только лишь сообщу.

Отойдя несколько шагов в сторону ореховой рощи, Филипп и незнакомец присели на парковую скамейку. Селин вопросительно взглянул на него:

– Ну, слушаю вас.

– Да-да, конечно, сейчас.

Человек пристроил рядом с собой шляпу, и вытащил из внутреннего кармана огромный носовой платок. Шумно отдуваясь, вытер с лица потные потёки, затем лысину, и засунув платок обратно, наконец обратился к собеседнику:

– Вы же археологией занимаетесь? Я просто вас на улице увидел, и узнал. Город то – маленький! Да, я знаю, вы археолог-любитель. У меня в Крещёвске раньше друг был, Жоржем звали, он тоже любил антиквариат, да и в земле не брезговал поковыряться. И всё удачно у него получалось. Да, вот был такой знакомый у меня, хороший человек, земля ему пухом. Ну да я не об этом. Я, знаете ли, помочь вам хотел, вот увидал вас на улице, и подумал – какая же удача произошла! Возникло желание помочь, и тут вы идёте! Вот ведь как бывает, верно?

Филипп, не выдержав потока словесной благоглупости, остановил собеседника жестом:

– Уважаемый, вы меня извините, у меня времени катастрофически не хватает. Я бы послушал ваши приятные воспоминания ещё, но простите, действительно нужно идти. Извините ещё раз.

Уже начав подниматься, Селин почувствовал на предплечье железный обхват – собеседник, не изменив своего сидячего положения, неожиданно и резко усадил его обратно, заявив достаточно резким тоном:

– Подождите ещё немножко, я скоро закончу. Не перебивайте меня.

Копарь, опешив от проявления недюжинной силы со стороны пожилого человека, к тому же явно мучимого гипертонией, недоумённо глянул ему в лицо, и оцепенел – рядом с ним на лавочке сидел совершенно другой типаж. На лице собеседника не наблюдалось ни следа от недавней благодушной улыбки, взгляд сделался суровым и надменным, ноздри раздулись, и даже осанка сидящего рядом приобрела иной вид – перед Филиппом сидел царственный архонт, повелевающий пространством, меняющий судьбы. Но через миг наваждение прошло, и Селин, тряхнув головой, подумал, что виной всему – утренний визит правоохранителей с плохими вестями. А его собеседник продолжил:

– Дело вот в чём – мы узнали, что вы планируете дальний поход в малоизученные картографами места, и решили немного помочь. То, что я сейчас сообщу, возможно покажется вам глупостью, но уверяю – никакой насмешки в нашем предложении не наличествует. Более того, это чрезвычайно серьёзно! Я вот о чём… Молодой человек, вы себя как чувствуете? Вам плохо? Давайте, я вам капельки нюхнуть дам, вам точно будет намного легче. Это – греналинка, старое, проверенное средство, рецепт ещё шумеры пользовали. Сейчас-сейчас, один момент.

Человек раскрыл свой пухлый портфель, вытащил оттуда за уши маленького кролика, который сразу возмущённо задрыгал всеми четырьмя лапками, сунул его назад, опять порылся в недрах саквояжа, и довольно кивнув, достал маленький пузырёк с густой, желтоватой жидкостью. Ловко вытащив пробку, поднёс горлышко к носу Филиппа:

– Вдыхайте, сразу так, глубоко, ну!

Селин резко втянул через нос, как ему показалось, цветочно-медовый аромат, и ему действительно значительно сделалось лучше, ушли вдаль тяжёлые мысли о смерти, окружающее пространство заиграло свежими красками, он с интересом глянул на своего знахаря, и дружелюбно поторопил его:

– Так о чём вы хотели сообщить?

– Ах, ну да, я отвлёкся. Так вот, вам совершенно определённо поможет одна рукопись. И она находится здесь, в Крещёвске. В этом городе проживает и творит великий писатель, о чём он, правда, пока ещё не знает. Сейчас он сочиняет свой новый роман, и на страницах его произведения наличествует подробнейшее описание маршрута в те заповедные места.

Филипп округлил глаза:

– Да что вы говорите? В романе? Сочиняет? Как такое возможно? Это ведь не документы!

Собеседник суетливо продолжил:

– Да вы не смейтесь так, я вам совершенно точно сообщаю – это великий, гениальный писатель! Он и сам не сможет объяснить, как это получается, но факт остаётся фактом, милейший – на страницах его романа описан маршрут, который вы и пытаетесь разыскать. Вам нужно найти его, и просто попросить для прочтения эту рукопись, а там как раз всё и есть – сами потом удивитесь. У меня вот тут его координаты, сейчас достану, подождите.

Сказав это, он вновь открыл свой объёмный портфель, на этот раз из бездонного чрева пахнуло дымом. Человек заворчал непонятное, быстро захлопнул створки, открыл заново, и тогда уже выудил помятый листок:

– Ах, вот они, эти данные, всё здесь. Вот, возьмите, почерк у меня правда плохой, но надеюсь вы всё поймёте. Да в этом ничего сложного нет, вы с документами умеете работать, я наслышан. Держите. Вы должны обязательно его увидеть! Помните! А мне пора, прощайте!

После этих слов собеседник небрежно нахлобучил на голову свою шляпу, встал со скамьи, сделал небольшой поклон, и, развернувшись к Филиппу спиной, неожиданно быстрым шагом засеменил между стволами ореховой рощи, и через мгновение исчез.

*****

Через несколько минут, Филипп, сидевший неподвижно на парковой скамье, как будто сбросив с век тяжёлое наваждение, несколько раз помотал головой, и огляделся вокруг. Недавнего собеседника с портфелем нигде не было видно, и тогда он глянул на взятый у него листок. Прочитав написанное, поднялся со скамьи и бодрым шагом отправился на автобусную остановку.

Глава 2. Мастер сцены

В кабинете главного декоратора городского драматического театра Иосифа Соломоновича Мейзеля разговаривали двое – хозяин кабинета беседовал с мастером подготовки сцены по имени Филипп, а по фамилии – Сёчин. Филипп выполнял в театре достаточно много обязанностей – художник, декоратор, механик, да бог весть кто ещё по своим навыкам и умениям – руки у него были золотые, да ещё и не пил. И была у этого Левши тайная страсть – в свободное от работы время он сочинял рассказы. Творения свои никому не показывал – стеснялся, доверяя только непосредственному начальнику. А тот, несмотря на свою профессиональную принадлежность к миру искусства, читать не любил, но и отказать старому товарищу совершенно не мог. Поэтому он немного хитрил – сочинения своего подчинённого передавал супруге Антонине, а та после прочтения писала от руки рецензию на очередной рассказ, и вручала листок мужу: «Ося, прочитай хоть это! Только не забудь, а лучше выучи! Зря, что-ли Филя сочинял? Потрафи хаве́ру, будь ласков». Своему другу он после этого пересказывал прочитанный текст по памяти, благо она у него до сих пор работала без сбоев.

В этот день Филипп в очередной раз принёс новый рассказ, и опять уговаривал прочитать его как можно быстрее:

– Ну что ты отказываешься? В прошлый раз «Будни гнева» сразу взял, и осилил за пару дней. Сказал, что понравилось.

– Филипп, некогда мне сейчас, совсем времени нет! Ты же знаешь – «Лир» на носу! Я тут допоздна торчу, с главрежем декорации без конца обсуждаем. Он до сих пор не определился с цветом у концовки, да и со светом тоже. Всю жизнь тут работаю, при всех властях декорации делал, только при царе не успел. И замечаю я, друг мой, что режиссёры, как личность, совершенно не изменились! Эта, так называемая творческая единица, как и тогда, на заре моей юности, так и сейчас – в эпоху недоразвитого капитализма, до сих пор не знает, чего она хочет! Как баба на сносях, ей богу!

Высказав недовольство, главный декоратор бумажной салфеткой вытер пот с покрасневшего лица, затем скомкал её, и бросив влажный шарик в урну, закончил мысль:

– Вот ведь жара собачья! Филя, пожалей меня, ну на самом деле совершенно некогда сейчас. А если я у тебя блокнотик возьму, то боюсь, потеряю где-нибудь. Давай попозже, хорошо? И кстати, задники к «Лиру» – закончили?