— Что попросить? — тихо и с каким-то надрывом спросил Виктор Павлович.

— Могли бы Вы… я бы хотела, чтобы… Боже, — я закрыла лицо руками и заплакала от бессилия. Как же сложно! — У меня никогда не было настоящего отца. Я никогда не знала, каково это звать кого-то папой. И тогда в амбаре… за два года, что я жила в доме своего биологического отца я никогда не чувствовала такого… понимания, такой… заботы. Вы меня похитили, но были в десятки раз заботливее моего отца. И… Виктор Павлович, — я выдохнула, вскинув на него глаза, — Вы можете удочерить меня?

Мужчина побледнел. Я видела, как с каждой секундой он становится всё белее и белее.

— Если Вы откажетесь, я пойму. Я всё прекрасно пойму. Ведь мой отец… и я… всё так запутано. Да и зачем вам я… — я пошла на попятную. — Вдруг Ваша жена будет против.

— Я разведён уже семь лет, — сипло отвечает мужчина, а потом залпом выпивает чашку чая. — Ты уверена, девочка?

— В чём? — я жалобно всхлипнула.

— В том, что хочешь, чтобы я стал твоим отцом. Ты в этом уверена? Не нашлось вариантов получше? Маш, я не самый лучший вариант. Я живу один уже семь лет. Работаю с утра до ночи, чтобы заглушить боль потери. Я… Чёрт, девочка… — он вскочил и нервно заходил по кухне.

— Вы… Вы отказываетесь? — я не смогла сдержать всхлипа.

— Нет, что ты, — он так испуганно посмотрел на меня. — Просто… Машенька, — мужчина присел передо мной на корточки, — зачем тебе я? Я старый, никому не нужный мужик. Я забыл, как заботиться. Забыл, как любить.

— Чего Вы боитесь, Виктор Павлович?

— Боюсь, что не оправдаю твоих надежд. Что окажусь плохим отцом. Что не смогу защитить тебя, как не смог защитить Вику.

— Мне исполнится восемнадцать через четыре месяца. И… почему мы не можем попробовать? — тихо спросила я. — Просто… я хочу, чтобы моим опекуном стали Вы. Моим отцом по документам. Я… не хочу искать другого…

— Ты уверена в этом? — снова спросил мужчина.

— Да, — твёрдо ответила, смотря прямо в бушующий ураган в глазах мужчины. — Да! Как никогда прежде. Я прошу Вас стать моим отцом.

— Машенька, — мужчина сгрёб меня в охапку и шумно задышал мне в затылок. — Машенька…

Я заплакала от облегчения, понимая, что мужчина согласился.

— Спасибо, Виктор Павлович. Спасибо… папа, — так непривычно, но так правильно.

И снова мужчина вздрагивает, будто я его ударила. Отстраняется. Я вижу, что его глаза красные. Вижу, как он часто сглатывает, явно не желая показать мне свою слабость.

— Когда… — откашливается. — Когда нужно оформлять документы?

— Этим займётся Демьян. Только нужно отдать ему документы.

Виктор Павлович встаёт с корточек и опускается за стол. Отламывает кусок торта и отправляет в рот.

— Очень вкусно, Маша.

— Спасибо, — я смущённо улыбаюсь. — Мне помогали.

Постепенно напряжение и неловкости ушли. Без всякого стеснения я рассказывала о школе, о Саше, вспоминала маму и своё детство. А мужчина внимательно слушал и смотрел на меня с нежностью. И только в момент, когда зазвонил телефон, я поняла, что за окном уже потемнело, ребята ждут меня в машине под подъездом, а Демьян ждёт документы.

— Виктор… можно ведь так называть Вас?

— Тебя, — улыбнулся мужчина. — Можно, Машенька. Конечно, можно.

— Это так странно, — призналась я. — Вы… ты меня похитил, а совсем скоро я смогу называть тебя «папой». Стокгольмский синдром, — хихикнула я.

— Маш, я ещё раз спрошу… Ты уверенна в своём решении? — нахмурившись, спросил он.

— Да! Я хочу, чтобы ты стал моим папой. Именно ты, а никто другой.

— Хорошо, — кивнул.

— Меня уже ждут. Дай документы, пожалуйста, чтобы всё быстро оформили.

Виктор Павлович ушёл в комнату и через пару минут вернулся с документами.

Уже обувшись, я в нерешительности замерла. Привстав на носочки, поцеловала мужчину в щёку, в очередной раз, прошептав слова благодарности.

— Я завтра обязательно приеду. Уже официально твоей дочерью.

Мужчина поцеловал меня в лоб.

— Беги, Машенька. И не забудь позвонить, когда приедешь.

— Хорошо… папа…

Даша

— Маш, а когда ты поняла, что в Лёву влюбилась? — интересуюсь я.

После школы мы отправились в дом отца Саши и Маши. Теперь Коршунов стал единоличным владельцем всего имущества.

— Не знаю, — Маша застенчиво улыбается и трёт кончик носа, оставляя на нём след от муки. — Может, когда он ко мне знакомиться подошёл. Такой смешной, — улыбается нежно. — И до безумия красивый. Может, когда он мне платье зашил. Обо мне давно никто так не заботился.

— А Саша? — я хмурюсь. Мне становится обидно за любимого, потому что я прекрасно знаю, с каким трепетом и с какой любовью он заботится о своей сестре.

— Саша очень заботливый. Очень, — тут же залепетала Маша. — Просто… Я не знаю, — смотрит беспомощно на меня. — Просто от заботы Саши у меня в груди всё так не сжимается. Просто… я привыкла, что я забочусь о брате, а он заботится обо мне. Это всегда взаимно. И привычно. Он моя семья. Моя родной человек. А тут Лёва, — снова уголки губ приподнимаются, обозначая улыбку, — такой перепуганный и взволнованный. И одежду мне свою дал. Хотя я ему была незнакома. Я точно знаю, что влюблялась в него день за днём, — пожимает плечами. — Тут дело совсем не во внешности. Просто… — замолкает, тщательно подбирая слова. — Я видела, как он относится к тебе. Как он волновался, когда ты попала в больницу. Как его трясло. И я не могла не влюбиться. Потому что он был полной противоположностью моему отцу. Полной.

— Так глупо всё вышло, — морщусь я, вспоминая последние три месяца. — Столько времени потеряли из-за недопонимания.

— А мне кажется, что всё получилось как нельзя лучше. Неизвестно, что сделал бы мой отец, если бы я стала встречаться с Лёвой. Рано или поздно ему бы об этом доложили. И… тут всё произошло спонтанно, отец не ожидал, что за него возьмутся всерьёз. А в другом случае, даже Демьян не помог бы. И будь всё иначе, я бы не стала дочерью одного замечательного мужчины, — Маша улыбается.

— Ты права, — соглашаюсь с девушкой. — Кстати… я так и не извинилась за то, что была резка с тобой, — говорю виновато. — Просто… Ты пойми меня — я потеряла память, никогда тебя не видела, ничего о тебе не помнила. Видела каждый день, как Лёве плохо. Я его слишком хорошо знаю, чтобы этого не заметить. И… мы слишком сильно друг другу доверяем, поэтому он мне многое рассказывал. И я думала, что ты встречаешься с Сашей и Лёвой крутишь, как хочешь. Конечно же, я злилась. Представляла себе этакую стервозу, которая рога своему парню наставляет. И мне, правда, неловко…

— Пустяки, — Маша машет рукой. — Я уже давно об этом забыла. А Лёва страдал? — вытирает руки о полотенце и смотрит на меня выжидающе.

— Он не показывал этого. Лёва для всех всегда весельчак. Даже для близких. Он никогда не покажет, что ему плохо. Всё держит в себе. Даже если ты попросишь его рассказать, что тревожит, он ловко переведёт стрелки на тебя. Ты опомниться не успеешь, а уже душу ему изливать начнёшь. Я с огромным трудом смогла узнать, почему его глаза не смеются.

— Как же так, — я вижу, как уголки Машиных губ опускаются. — Я ведь не хотела, чтобы так… чтобы ему плохо было. Я хотела как лучше. Хотела защитить его. И тебя.

— Брось, Маш, — я махнула рукой. — Главное, что сейчас всё хорошо. Главное, что вы с Лёвой счастливы.

— А ты справишься без меня? — вскидывает на меня огромные глаза, в которых поблёскивают слёзы.

— Машка, ну, чего ты? Ну, всё же хорошо, солнышко.

— Я просто… я к Лёве хочу, — она так мило это говорит, что я не могу сдержать улыбку умиления.

— Справлюсь, Машунь, — подмигиваю ей. — Только дай я тебя сначала обниму, — распахиваю объятия, крепко сжимая кулаки, чтобы мука не сыпалась на пол. — Я уже люблю тебя, Машунь, — признаюсь девушке, крепко стискивая худенькое тело.

— И я тебя.

Шмыгаю носом, чувствуя, что совсем скоро наше приготовление корзиночек превратится в вечер воспоминаний.