— Люблю тебя, — всё же вырвалось шёпотом из груди. — Люблю тебя, Колючка, — на маленькое ушко, прижавшись губами, чтобы зацепить мочку.

Выпрямился. Размял затёкшую спину. Поправил осторожно одеяло. Уходить не хотелось. Хотелось продолжить сидеть здесь, в палате, рядом с её кроватью. Наблюдать за тем, как она спит.

Но я понимаю, что нужно идти в школу. Знаю, что Маша боится оставаться долго одна.

Последний раз касаюсь губ Колючки поцелуем и выхожу из палаты. Закрыв осторожно дверь, разворачиваюсь и чуть не сбиваю с ног пожилую женщину.

— Простите, — придерживаю её за плечи, помогая удержать равновесие.

— Ничего страшного, милок, — женщина машет рукой. — Ты у Дашеньки был? — киваю. — А ты кто? Что-то я не припомню.

— Одноклассник, — я вспоминаю её. Эта бабушка Колючки.

— Спасибо, что зашёл. Дашеньке сейчас очень тяжело. Она у меня никогда не подаёт виду, когда ей плохо. Храбрится. Но я-то знаю, свою внучку, — качает головой. А сама внимательно рассматривает меня. — Подрос, однако, — вдруг улыбнулась она. — Говорила Дашке, чтобы присмотрелась к тебе.

Я оторопело кивнул. Охренеть. Она меня узнала.

— Ну, ты беги, Саша. Не будут тебя разговорами отвлекать.

Снова кивнул. И пошёл на выход из больницы.

А в голове вертится только один вопрос — «Как?». Как она может меня помнить? Того прыщавого и лопоухого пацана. Даша не узнала, хотя я с ней в разы больше времени провёл. В автобусе достал из кармана телефон. Странно, но Маша не написала ни одного сообщения. В груди поднялась тревога. Не полез бы к ней этот урод в школе. В людном месте. На людях он играет роль заботливого и любящего папочки, который чудом узнал, что у него есть дочь.

«Маш, ты где?», — отправляю сообщение сестре, нервно барабаня пальцами по поручню. Машка не отвечает. Что за чёрт? Ещё автобус плетётся еле-еле. Я бы поехал на машине сегодня, но отец забрал ключи от тачки, которые я оставил в замке зажигания. Сам же мне её подарил на совершеннолетие. Горько улыбнулся. Кто бы знал, как я его ненавижу. Сам процесс вручения был запечатлён на камеру. Вся жёлтая пресса и новостные заголовки трубили о том, что щедрый миллиардер Коршунов подарил своему сыну эксклюзивный Майбах. Приходилось улыбаться. Потому что я знал, что этот урод причинит вред Маше, если на людях я покажу зубы. Этот урод нашёл моё слабое место — мою сестру.

«Я в школе», — пришёл ответ, который заставил меня выдохнуть.

Даже стало казаться, что автобус едет быстрее. Через пятнадцать минут зашёл в школу. В актовом зале на сцене сидели одноклассники и о чём-то тихо говорили. Классухи видно не было.

— Здорова, Коршунов, — махнул мне рукой Серёгичев. — Сегодня репетиция задерживается. Там менты. Допрашивают свидетелей.

— Голован серьёзно влипла. Я слышала, что её могут посадить, — говорит девчонка, имени которой я не знаю.

— Приехали какие-то шишки из Москвы. Всерьёз взялись за их семейку, — тут же подхватывает другая, с ярким макияжем.

— Вчера Татьяна Павловна моей маме звонила, — присоединяется третья. — Я слышала, что она в истерике была. Говорит, что сейчас будут проверки в школе.

— Ну… Всем блин известно, что Голован ничего не знает, — фыркнул Серёгичев. — Только губы на камеру дует и всё. Откуда у неё пятёрки — загадка. Видимо, деньги её папашки не только в фонд школы шли, но и в карманы учителей.

— Ой, Серёгичев, она тебя отшила, вот ты и бесишься теперь. Полгода назад ты тупой её не считал, — говорит девчонка, которую я видел рядом с Голован, когда та ко мне подходила. — Барсова сама виновата. Разбила телефон, потом уши грела в туалете, наши разговоры подслушивала, потом набросилась на Настю. Настя просто защищалась.

— Ты дура, Ань? — заржал Серёгичев, крутя пальцем у виска. — Ты понимаешь, что Дашка могла умереть? Ты знаешь, что Дашка сейчас ослепла и потеряла память? У меня мама работает в больнице. Швы ей накладывала. Осмотр проводила. Пару сантиметров выше, и всё, — парень развёл руками. — Продолжишь защищать Голован? Откровенно говоря, её никто недолюбливает. Она мразь.

— Что же ты в лицо ей это не скажешь? — Аня вскидывает брови.

— А смысл? — Серёгичев пожимает плечами. — Мои слова не будут иметь никакого веса. А мстительная сучка ещё и травлю в интернете начнёт из мести. Ты же видела её сториз…

— Я вообще охренела, когда открыла. Ещё и жертву из себя строит. Мои дорогие подписчики, — явно имитируя голос Голован, говорит одноклассница, имени которой я не запомнил, — на меня сегодня покушались. Одна ненормальная, которая вчера разбила мой телефон, набросилась на меня. Я защищалась. А она упала со сцены. И разбила голову. Теперь… — девушка театрально смахивает слёзы. — Теперь она в больнице, а я не знаю, что мне делать! Пишите в директ, нужно мне поехать к ней в больницу или нет.

— Тварь, — качает головой Серёгичев. Я с ним согласен. Жалею только, что вчера её не придушил. Зря Машка меня остановила. Чёрт. А где она? Окинул актовый зал взглядом. Сестры тут нет.

— Паш, — окликнул Серёгичева, — ты Машу не видел?

— Нет, — мотнул головой парень.

— Я видела, — подала голос девушка с ярким макияжем. — Она в туалете была. Плакала, — у меня внутри всё похолодело.

— На каком этаже? — просипел я.

— На втором. Вы поссорились?

Я не стал отвечать. Сорвался с места. Преодолел расстояние до женского туалета за пару минут.

— Мышонок, — позвал тихо. Услышал всхлип. Присел и увидел кроссовки сестры. Постучал. — Маша, открой.

— Я сейчас выйду, — сдавленным голосом ответила мелкая.

— Я дверь вышибу. Что случилось? Отец? Звонил? Угрожал?

— Нет, Сашенька. Не он.

— А кто? Маша, — кулаком в дверь. — Ты с утра была в отличном настроении. Что изменилось?

Дверь открылась и передо мной появилась заплаканная сестра. Но моё внимание приковал синяк на её руке.

— Кто? — рыкнул взбешённо. — Кто я спрашиваю?

— Лё…ё…ва-а-а, — зарыдала горько. — Я не могла, Саш… Я так сильно… Я так боюсь… — невнятно говорит она, всхлипывая после каждого слова.

— Одинцов? — спрашиваю требовательно. Маша кивает. Я разворачиваюсь и иду на выход из туалета.

— Саша, ты куда? — цепляется ледяными пальцами за мою руку.

— Рожу чистить одному рыжему уроду, — выплюнул я.

Маша

— Саша! — кричу в широкую спину брата, не успевая за ним. — Саша, подожди! — всхлипываю и чуть не падаю на пол, путаясь в ногах. — Послушай меня! Ты не так всё понял, Саша! — но брат будто не слышит.

И из-за моей секундной запинки, пока я восстанавливала равновесие, Саша оказался далеко от меня. Всхлипываю от бессилия и просто бегу за братом, понимая, что он элементарно не хочет меня слышать. Он всегда слишком быстро вспыхивает. Злится. Может нагрубить. А потом чувствует вину. Поэтому я спешу за ним, пытаясь остановить. Предотвратить драку. Но, как назло, из-за угла выходит Лёва. Первым делом удивительные тёплые карие глаза смотрят на меня. Парень хмурится, когда замечает на моих щеках слёзы. Моё опухшее лицо. И я вижу, что Лев направляется ко мне. Вижу, как делает стремительный шаг, чтобы оказаться ближе. Сердце знакомо сжимается и начинает быстро колотиться. Коленки подгибаются. Потому что мне снова хочется оказаться в кольце его крепких рук. Прижаться к его телу. Услышать и почувствовать, как быстро колотится его сердце. Я не знаю почему, но я не боюсь его. Пусть он высокий. Огромный просто. Но с первого взгляда в его глаза я знала, что он не обидит. С первого взгляда странным, уму не постижимым образом меня тянет ко Льву. Парень что-то прослеживает в моём взгляде, потому что его лицо смягчается. Хмурая складка между бровями разглаживается. А уголки губ едва заметно приподнимаются. Я уже забываю обо всём на свете. Стремлюсь оказаться ближе.

Но Саша с силой толкает Лёву в плечи. Я вскрикиваю и бросаюсь к ним. Чтобы разнять. Чтобы не дать подраться. Ведь я не вынесу этого. Не вынесу, если два моих самых любимых, самых дорогих человека подерутся. Из-за меня. Из-за глупого недопонимания.