– А, молодые люди! – приветствовала их генеральша белозубой улыбкой, – Добрый день. Не видели мою дочку?

– Простите, нет, – ответил Колычев. Дима улыбнулся, жалко, вымучено, хотел что-то сказать, но вместо этого чуть не вскрикнул. Сашка услышал, как хрустнуло что-то в его запястье.

– Димуля, давно тебя не видно, – продолжила мадам, рассматривая все еще красивое лицо Вершинина, – Заходи как-нибудь.

– Да, – выдавил из себя тот, скривив беззубый рот, странной тонкогубой улыбкой.

– Да, увидите Настю, ребята, скажите ей, что мы в библиотеке, – добавил генерал и, пожелав всего доброго, они с женой направились в противоположную сторону.

– Так хорошо, что ребята подружились, – сказала Зоя Степановна, радостно вдохнув, – А то смотрели друг на друга волком поначалу. А Дима изменился, ты не находишь?

Генерал промолчал.

Оценили 3 человека

Когда Колычев и его подконвойный вошли в свой люкс, Сашка зачем-то воровато оглянулся и, прошмыгнув в дверь, запер её изнутри поворотом ручки. Анастасия сидела в кресле. Увидев Вершинина, она вскинула голову.

– Здравствуй, Дмитрий! – холодно произнесла она, глядя в сторону.

– Ну, здравствуй! – буркнул тот, потирая отпущенную, наконец, руку, – Что здесь происходит, Настя?

– Садись! – ласково даже, но беспрекословно приказал Колычев. И Вершинин опустился в кресло.

– Да не сюда! – поправил его Шурик, кивнув на низенький пуфик у окна. Вершинин с опаской глянул на квадратного силача и пересел.

– Ну, рассказывай всё! – начал Колычев.

– А что, собственно, рассказывать? – вскинул голову Дима. В его глазах светилась теперь ненависть и вызов, – Пошли вы все!

– Не груби! – предупредил Колычев, улыбаясь. И Сашка, присевший на подлокотник кресла чуть сбоку, увидел недобрые искорки в его ясных глазах, предвещающие бурю.

– Чего вам надо? – Димка попытался встать, но Шурик, не двигаясь даже с места, выбросил вперед ногу и всей стопой ударил Вершинина в грудь. Бедняга даже хрюкнул и почти упал на своё место.

– Да вы что! – закричала Анастасия, вскакивая с кресла, – Немедленно прекратите! Слышите?

– Успокойся! – бросил в её сторону невозмутимый Колычев, – Шеф, последи за девушкой, пусть не мешает!

– Что вы хотите? – в который раз уже, теперь жалобно, едва переведя дыхание, спросил Вершинин.

– Где Алексей? – Колычев глядел ему прямо в глаза, – Говори!

– Не знаю, не знаю! – почти закричал Дима.

– Врёшь! – сказал атлет. Мышцы, напрягаясь и расслабляясь, перекатывались у него под футболкой.

Саша Рыжов усадил Настю на диван и сам сел, положив руку ей на плечо.

– Нет, не вру, не знаю я, – Вершинин отвёл глаза, и Колычев, не спеша шагнув вперёд, вдруг схватил его за волосы и рванул на себя. Голова Димы с глухим стуком ударилась о жёсткую пластиковую перегородку. Он вскрикнул.

– Да перестаньте! – Настя снова попыталась подняться, но Сашка удержал её. Ему и самому неприятна была эта сцена, но он уже вошёл в раж, широко раскрытыми, почти уже безумными глазами смотрел на всё это, как в фильме на единоборство умов следователя и преступника.

– Не скажешь? – прошипел Колычев, уже не на шутку раздражаясь. Дима отрицательно мотнул повисшей головой, и новоиспечённый следователь сделал заключение, – Нет, ты всё-таки скажешь.

Колычев выдернул у Вершинина тонкий брючный поясок и привязал его руки к коленям. Быстро, ровно, тот даже не думал сопротивляться. Настя молчаливо, с нарастающим ужасом, глядела на всё это, ещё не зная толком, что развернётся перед её глазами через минуту.

– Сейчас ты всё скажешь, родной! – Колычев спросил Сашку, – слушай, у тебя где-то был кипятильник?

– Кипятильник? – словно очнувшись, переспросил Александр, никак не врубаясь, зачем, собственно, он понадобился приятелю, – Да, есть. А что, принести, да? Сейчас?

Всё ещё не понимая, зачем, Сашка притащил небольшой кипятильник в виде закругленной спирали и недоуменно протянул её Колычеву. Это что он задумал?

– Хо-ро-шо, – по складам произнёс атлет, – Сашка, теперь садись и следи за нашей красавицей.

Рыжов вдруг понял, зачем понадобился кипятильник. В голову ударило, он отмахнулся и произнёс пересохшими губами, – Не надо, Шурик.

– Надо, – твёрдо произнёс Колычев, глядя в глаза Александру, – если мы хотим услышать правду о Лёшке.

Медленно пятясь назад, Рыжов уселся рядом с Настей, не отводя глаз от поблёскивавшей спирали в руках культуриста. Плечи девушки чуть дрожали, она была бледна, как полотно, и Сашка почти безотчётно крепко обнял её обеими руками.

Тем временем Колычев туго одел петлю нагревателя на два пальца связанному Диме и, разматывая шнур, вставил вилку прибора в бывшую поблизости розетку.

– Вот теперь ты скажешь всё, – глаза атлета яростно блеснули, и он встал около Димы, скрестив руки на груди.

– Боже, – шепнула Анастасия, начиная понимать затею с кипятильником, – Боже мой, что он делает?

Казалось, ужас сковал девушку, да и сам Рыжов, часто и тяжело дыша, с каким-то животным отвращением и страхом, смотрел на дрожащие пальцы Вершинина. Губы Дима мелко дрожали. Безумный ненавидящий взгляд блуждал.

– Говори, что с Лёшкой? – повторил Колычев.

– Не знаю, не скажу, – завизжал вдруг Вершинин, попытался встать, но тяжёлая ладонь Колычеву пригвоздила его к пуфику.

– Говори, пока не поздно, – спокойно заметил Колычев, улыбнувшись.

– Сашка, останови его! – дрожащими, чуть слышным голосом произнесла Стаси, обращаясь, очевидно, к Рыжову. И вдруг сорвалась на крик, – Стойте, не надо! Оставь его!

Сашка едва удерживал рвущуюся девушку, всё крепче обхватывая её плечи, и шептал ей в ухо горячими губами, – Ну-ну, Настя, милая, не надо, ну потерпи сейчас.

Хотя он и сам не знал, что это будет сейчас. Его самого била дрожь, и он почти физически ощущал нарастающее тепло, бьющийся огонь и кричащую страшную боль. Дима хрустнул зубами, тело его напряглось, побледневшие руки страшным усилием пытались освободиться от начавшего своё действие нагревателя, но тщетно – пальцы корчились, выгибались почти неестественно, капельки пота выступили на лбу Вершинина, кудри прилипли к безжизненно-бледной коже. Дима застонал.

– Как? – наклонился к нему Колычев.

Он тоже был бледен, без кровинки в лице, но внешне держался спокойно.

– Гады, – проскрипел Вершинин, – всё равно крышка. Всё скажу, сними, сволочи все!

Последние слова он уже крикнул. Видимо, боль стала невыносимой.

– Говори, – произнёс Колычев.

– Да, это я, – заорал Вершинин. Лицо его исказила страшная гримаса, беззубый рот оскалился, – Я, я это его порешал, снима, всё скажу, сними, гадина!

Колычев наконец стянул нагреватель, и Дима в изнеможении откинул голову назад, хрипло дыша. Кадык дергался на тонкой шее.

– Ну? – атлет поднёс уже раскаленный прибор к самому носу Вершинина, тот отпрянул с ужасом и начал, – Ночью сегодня, да, мы его подловили на палубе вверху. Он дрался, но длинный кастетом его. Ну, потом что делать? Спихнули под винты, так, туда его, на кусочки. Всё, значит.

Дима задыхался, то ли от неотпустившей ещё боли, то ли от ненависти. Вдруг забился в истерике, пытаясь вскочить, но мешали руки, привязанные к коленям.

– Мерзавцы, ну убейте меня, свиньи поганые! Всё из-за этой, – он злобно вытаращился на Анастасию, плюнул вдруг в её сторону, но плевок бессильно повис у него на подбородке, – Шлюха ты! Из-за тебя всё!

И Вершинин, выдохшись, уронил голову на грудь, сморщившись, заплакал, заныл противно, распуская сопли и слюни.

– Ты, ты убийца! – закричала Настя, которая, казалось, внезапно очнулась от своего забытья. Она оттолкнула Сашку и вскочила с дивана. Глаза её смотрели пусто и яростно, маленькие кулачки её сжимались, она напряглась вся, как пантера перед прыжком. Сашке Рыжову с большим трудом удалось удержать её, иначе, казалось, она разорвёт этого жалкого, привязанного к стулу, слащавого человечка.