Алексей усмехнулся сведениям атлета и так же тихо ответил ему, – это которая через два столика в сером платье, что ли? – и получив кивок утверждения, продолжил, – Да я уже давно приметил девочку, хороша, ничего не скажешь, только уж больно строга, этакая леди, гордая и неприступная.

– Она, кажется тут со своими предками, – сказал Колычев.

– И не только с ними, – добавил Лешка, – Смотри-ка, вон тот хмырь все время возле нее увивается, видишь? Такой стройный, смазливый и лощеный юноша.

– Ага, вижу, – глаза Колычева обычно вдруг холодные и презрительные зло сузились, – дать бы ему в рыло, ботаник.

– Он тоже не один, смотри, с ним трое друзей, вон за тем столиком, – Алексей кивнул в центр зала

– А не волнует, – Шурик пожал плечами, и Князев не смог удержаться от смеха. Это выражение, жесты были старыми, до боли знакомыми ему ещё тогда, когда они вдвоём мотались по баром и дискотекам.

– А знаешь, я пожалуй займусь ей, – Алексей на секунду задумался и продолжил, пристально глядя на девушку в сером, – истинная леди, элита!

– Смотри, навешают тебе, – усмехнулся Колычев.

– Не посмеют, – вдруг как-то жёстко, железно произнёс Алексей, и уверенностью повеяло от его слов.

– Ну ладно, бабники, пошли в номер, – вмешался Сашка Рыжов, в очередной раз зевая с риском вывихнул челюсть.

– Да, уже почти девять, – сказал Алексей и позвал проходившего мимо официанта, – братец сколько с нас?

– Минуту, – тот вытащил блокнотик, что-то начертил там карандашом и провозгласил, – двести три рубля, пожалуйста.

Молча, слегка небрежно Алексей вытащил из кармана небольшую пачку пятидесяти рублёвых купюр и отсчитав пять бумажек, протянул их официанту.

– Благодарю, без сдачи, – с этими словами Алексей поднялся и друзья последовали за ним, стараясь не глядеть в жадные подобострастные глаза официанта, чуть дрожащей рукой прячущего деньги в карман жилета.

Удивляться ребятам было уже просто лень, да и чего тут удивляться, когда вдруг ни с того ни с сего обломилась такая весёлая прогулка! Сашка Рыжов подумал ещё, что полсотни на чай здесь, в этом обществе также принято, как в столовой отнести за собой посуду.

Сашка вспомнил свою диссертацию и вдруг понял, понял почти с ужасом – ведь практически месячный заработок кандидата, Лёшка оставил тут за неполных два часа. Два часа и двадцать два рабочих дня, а к черту, заболит ещё голова от таких мыслей, в конце концов его тут кормят, обслуживают, чуть ли не носки стирают, да и постирают ведь, если попросишь кого надо.

Почему-то вдруг Александру стало стыдно от всего этого, неловко, не в своей тарелке от себя здесь почувствовал. Зависть ли была причиной этого стыда, или ещё что-то, не знал Сашка, да и не признался бы сам себе, что завидует. .Он был горд, хотя и понимал, что не имеет веса в обществе этих пассажиров шикарного Руслана, которым наплевать на него, простого советского инженера, как и он сам потом бы плевал в эти цветущие слащавые рожи.

После того, как трое друзей постояли на палубе, смеясь над былыми курьёзными историями, и спустились в каюту, было уже пол одиннадцатого вечера и начинало темнеть.

Колычев с Лёшкой выразили желание посмотреть видео в салоне, а Сашка, сославшись на усталость, отправился в спальню, облюбовав одну из трёх коек поближе к окну. Он аккуратно повесил пиджак на стул и растянулся прямо на покрывале, заложив руки за голову. Здесь тоже был телевизор и магнитофон, на столике стояли несколько бутылок то ли коньяка, то ли ещё чего-то, Сашка не разглядел в полутьме. Потолок было зеркальный. Рыжов с какой-то тоской глядел на самого себя, смуглого и худощавого, в неприталенной бежевой рубашке и в отутюженных брюках.

Он действительно устал сегодня, такое бывало с ним после нескольких часов напряжённой умственной работы, обычно по воскресеньям. С утра он садился за диссертацию, работал часов до двух, но не находил того, чего искал, выматывался, и бросал своё тело на старенькую тахту, включая телевизор.

Вот и сейчас Рыжов испытывал что-то подобное, неудовлетворение как будто, а то и брезгливость, как от соприкосновения с чем-то липким, скользким, неприятным. Ведь жил и жил себе, горя не знал, да и радости особой правда тоже, просто привык к такой жизни и такому вот способу существования, казалось, что только так и можно жить, так, а не иначе.

И все равно было ему – есть ли на свете белые пароходы, каюты с зеркальными потолками, уютный ресторан, терпкие дорогие коньяки и люди, для которых все это было доступно, для удовлетворения прихотей и капризов которых, все это служило, а ведь подумать если шире, ведь за счёт них – безотказных и без словесных муравьёв трудяг, все это блаженство и создавалось, за счёт миллионов полубесправных и полунищих среднестатистических человечков и жили те улыбающиеся из ресторанов, из белых проходов начальники, их сынки и просто пройдохи, аферисты всех мастей, которых немало всплыло после первых лет перестройки.

Да, но с этими это все ясно, а кто же такой Лёшка? Неужели он из породы тех самых новых деловых, сделавших себе карьеру и деньги на перестройке? Да нет, вроде бы простой фотограф, конечно за границей бывает и все такое, но мало ли таких сейчас заграничных развелось, взять хотя бы на совместных предприятиях, знал таких Сашка.

А Лёшка, вот ведь меценат, ежели каждый вечер так жрать – сколько же денег- то надо, тысячи вылетят за эти три недели. Последние тратит? Не похоже, не стал бы он так, не резон, видать все-таки есть у него бизнес. Но какое ему, Сашке, до этого дело, пахнет жареным здесь, факт, но от предложения Князева он отказался, можно ехать спокойно, а деньги у толстого нечистые, как пить дать.

Надо отдать ему полтысячи за эту поездку. Ладно, потом будет видно, все же собирал столько лет. Сашка поморщился и начал стягивать с себя брюки.

Оценили 2 человека

На следующий вечер в ресторане было ещё более многолюдно и шумно. Пассажиры постепенно осваивались с корабельным распорядком, с негласными правилами хорошего тона, принятого на "Руслане".

Алексей Князев сидел один за тем же столиком, неторопливо жевал бутерброд с крабовым паштетом и чуть заметно поглядывал на вход в зал. Единственный, полностью свободный столик находился рядом, да и то его украшала большая пластмассовая табличка, на двух языках которой были начертаны слова «reserved» и «стол заказан».

Часы показали ровно семь, когда в ресторан вошли те, кого ждал Алексей в этот вечер. Впереди, гордо расправив плечи, шел худощавый, высокий мужчина лет под пятьдесят, коротко стриженный, с властным тонким лицом. За ним под руку шли две дамы, одной из них на вид было лет сорок пять, это была моложавая брюнетка в изящном вечернем туалете, с блистающими в ушах и на шее бриллиантами. Вторая – девушка лет двадцати, высокая, стройная, с правильными чертами лица, казавшегося строгим и чуть даже надменным, со взбитыми пепельными волосами.

Именно этот редкий пепельный цвет и привлёк вчера внимание Алексея и Колычева на эту красавицу, выглядевшую несколько необычно, даже немного экстравагантно среди одинаковых размалеванных и перекрашенных во все цвета радуги ее сверстниц, которых и в этот день немало было в зале. Алексею показалось даже, что монотонный бубнящий шорох в ресторане стих с появлением этой троицы. На пепельную красавицу оборачивались многие мужчины, и зеленые еще юнцы, прокучивающие папины деньги, и солидные уже мужчины, отвернувшись от своих увядающих избранниц.

Да, конечно, эта девчонка не многим была по зубам, в гордой ее осанке, в красиво очерченном почти римском профиле чувствовался характер, норов, даже властность. Тем более Алексею хотелось познакомиться с этой красоткой. Чем-то она пленила его сразу, вчера еще, хотя знал Алексей немало красивых женщин, всяких и таких даже, кто не уступал в красоте этой пепельноволосой. Да, трудно будет с ней, но разве искал Лешка легкого пути в жизни? Разве не вынес он столько трудностей на пути к тому положению, которое он занимал теперь? Разве не смотрел он, полуодетый в протертых джинсах и стоптанных ботинках, вызывающих смех его приятелей, разве не смотрел он с жадностью на шикарных красоток, вылезающих из белоснежных «мерседесов»? Разве не завидовал он всем этим хлыщам-выскочкам, из которых большинство сейчас где-то далеко машут кайлом или орудуют бензопилой?