Он плыл уже сорок минут, а берега всё ещё не было. Прохладная вода покачивала его тело, под которым было не дно, а страшное холодное течение. Сплюнув набравшуюся в рот воду, Князев поплыл дальше, теперь он чаще останавливался на отдых. По спине ползли мурашки от холода, и лишь сильными толчками рук и ног, гоня себя вперёд, он немного согревался, пока через полчаса заплыва его вытянутые в броске руки не коснулись прибрежной гальки.

Лёшка встал и, чуть пошатываясь, стараясь не попасть на острые камни, огляделся вокруг. Впереди темнел покатый берег, на котором левее вздымалось что-то темное. «Наверное, изба», – подумал Алексей. Вот ведь повезло, а мог бы бродить по берегу до утра в поисках пристанища. Глядя под ноги, Лёшка уверенно направился к дому. При ближайшем рассмотрении это действительно оказался домик, небольшой, бревенчатый. Князев несколько раз оступался, чувствуя, как отдает боль в затылке и особенно в виске.

Левый висок, да и глаз постепенно распухали прямо на глазах. Лёшка дотронулся до виска, он весь горел, несмотря на недавнюю холодную ванну. Почти уже уткнувшись в хату, Алексей увидел два маленьких подслеповатых окошка, обошел с другой стороны и дернулся в дверь. Она была закрыта, и Лёшка зло и устало несколько раз стукнул по ней кулаком. Внутри что-то заворочалось. Послышались торопливые босые шаги по дощатому полу. В щели под дверью мелькнул тусклый свет.

– Федя, ты что ли, а? – раздался хрипловатый со сна женский голос. Дверь скрипнула, отворилась. Лёшка увидел на пороге женщину лет тридцати в ночной рубашке, простоволосую, с керосинкой в вытянутой руке.

– Ой, – женщина хотела захлопнуть дверь, со страхом глянув на незваного гостя, тем более в таком обличье, каким предстал пред ней Алексей.

– Постой, хозяйка! – Лёшка грубовато задержал дверь ногой и снова распахнул ее, – Пусти заночевать!

– Да ты кто? – обалдело уставилась на него женщина. Она была полненькая, невысокая, с испуганными темными глазками.

– Ну давай, давай, говоришь много, – Князеву почему-то вдруг стало обидно за себя, голого и избитого, за то, что его не пускают. И он шагнул за порог, отодвигая с собой хозяйку.

– Да чего надо-то? – повысила голос та, отступая.

– Не видишь, отстал от парохода, выпал за борт, – объяснил Алексей зло и нетерпеливо добавил, – Не бойся, постели где-нибудь, да прижги зеленкой, что ли, или чем там.

Он нагнулся, коснулся разбитого виска и поморщился.

– Ой ты! – удивленно, уже почти без страха посмотрела на него женщина, – Кто же тебя так, бедняга? Ну, проходи, ладно уж.

Электричества в избе, по-видимому, не было. Хозяйка поставила лампу на стол в единственной захламленной комнате, подкрутила фитиль, и пламя заплясало на стенах причудливыми тенями. Лёшка плюхнулся прямо на широкую кровать, тёплую ещё, со взбитыми подушками, и спросил просто так, – Как звать-то, красавица?

– Маша, – ответила женщина, неожиданно улыбаясь, глядя на мокрого, ещё не просохшего Алексея, – Да ты ложись, милый. Я сейчас мигом.

Она доставала откуда-то бутыль с мутноватой жидкостью и плеснула в стакан грамм 200.

– На-ка вот, выпей, а то простынешь, бедолага, – она подала ему стакан.

Лёшка взял его, в лицо пахнуло сивушным духом, но выпить нужно было после такой продолжительной ночной ванны, а то не дай бог чего. Воняло отвратительно. Стакан был грязный, заляпанный, на ободке засохла раздавленная муха, но Лёшке было уже не до этого. Сбив муху щелчком, он поднёс стакан губам и выпил весь залпом. Грудь обожгло, на глазах выступили слёзы, Лёшка с трудом перевёл дыхание, а хозяйка уже прикладывала к его виску какую-то сомнительную тряпицу, пропитанную тем же самогоном. Защипало страшно. Алексей закрыл глаза, ноги стали ватными, по телу разлилось тепло, и он спросил, – А что, есть мужики-то в доме?

– Есть, муж мой Федька, окаянный, – Маша продолжила обрабатывать ранку, – В рыбнадзоре он. Вот ведь опять укатил неизвестно насколько. Покоя нет, Господи !

– А завтра приедет хоть? А то как выбраться отсюда?

– Да кто же его чёрта знает? – она в сердцах бросила тряпку куда-то в угол и убрала бутылку под стол. Лёшка открыл глаза. Голова чуть кружилась, и злость прошла. Было легко и свободно. Пахло рыбой и ещё чуть-чуть керосиновой копотью от лампы.

– Ну вот, милый, теперь поспи, укройся, – хозяйка, склоняясь над ним, накрыла его пуховым одеялом. На какое-то мгновение Лёшка увидел её большие белые груди под вырезом рубашки.

– Иди-ка сюда! – он схватил её за руку, притянул к себе.

– Ой, да что же это ты? – она пыталась было отбиваться, но делала это как-то лениво, а глаза её горели желанием, – муж приедет, увидит. Ой, не надо! Что же ты делаешь, а?

Обхватив её тугое горячее тело, Лёшка ловко стащил с неё рубаху, а Маша, секунду назад отталкивающая его, уже прижималась к нему всем телом, обхватив пухлыми, жёсткими от работы ладонями его плечи и томно закатила глаза, отдавая себя во власть сильному мужчине.

– Лампу, лампу давай погасим! – шептала она, как в полузабытье.

Лёшка отпустил её, пышную, голую. Она задула фитиль и в наступившей темноте бросилась в ленивые объятия.

– Ну вот, шеф, а ты говорил, – Шурик Колычев толкнул дверь в свой номер и вошёл в прихожую. Рыжов последовал за ним. Радостный, приятно усталый, после бурно проведённой ночи в компании двух смазливых девочек, которых атлет подцепил вчера днём. Девчонки были, конечно, не лучшего образца поведения. Курили, пили коньяк и водку раза в три больше Сашки. Плюхались на колени и даже сами расстёгивали. Да, впрочем, какая разница. Главное, время они с Колычевым провели шикарно. Насладились вдоволь. Девчонки тоже вроде довольны остались. Приглашали днём в бассейн. Колычев, как обычно, был неотразим. Покорил всех фигурой и арийским профилем. Да и сам Сашка Рыжов был не промах.

– А Лёха наш, поди, дрыхнет, – Колычев открыл дверь в спальню, – вставай! Смотри-ка, шеф, пусто.

– Наконец-то дорвался до своей Насти, – ответил шеф, блаженно растягиваясь на койке прямо поверх покрывала.

– Да ну брось, – Колычев в недоумении оглядел каюту, – Лёха не на то рассчитывал. Не сразу. Да и где им заниматься?

– Он найдёт, денег много, снимет каюту ещё одну, – лениво ответил Сашка.

Ему не хотелось говорить о таких пустяках.

– А может и где уже гуляют, – резюмировал Шурик, поглядев на часы, – всё-таки двенадцатый час.

– Слушай, Колычев, – ответил Сашка, делая изящный жест рукой и любуясь на себя в зеркальный потолок, – слушай, заказал бы ты завтрак, что ли, а то голодный я, как волк.

– А можно, – Колычев подошёл к внутреннему телефону, набрал запомнившийся ему номер ресторана, – Алло, это из номера 7 люкс. Так, давайте, значит, срочно завтрак. Кофе там, булочки. Ну, ясно в общем, да, ждём. Сейчас доставят, – и Колычев тоже плюхнулся на кровать.

Тем временем Анастасия второй час гуляла по палубе. Но душе у неё было неспокойно, пусто как-то. Лёшка не зашёл за ней на завтрак. Вообще-то они завтракали втроём с родителями на верхней веранде ресторана, но Алексей последние дни галантно сопровождал их завтракать. А после они вдвоём прогуливались по палубе, или в бассейн, или на корт, а то и в номер 7 к Лёшкиным друзьям. Болтали обо всём понемногу, смеялись. Но Лёшка был серьёзен почти всегда. Она знала это, знала, что она ему нравится. И, признаться, ей тоже нравился этот высокий симпатичный парень. Да, уже не парень вроде, а молодой мужчина, всё-таки 27 лет, уже достаточно зрелый возраст. Впрочем, и она сама уже не была ребёнком, почти 21, и до сих пор не замужем. Мама хлопочет, старается, ищет перспективных женихов, чтобы непременно инженер, с родителями их круга, с машиной, купленной щедрым папой после благополучного окончания института, с мохнатой лапой, обеспечивающей быструю и надёжную карьеру.

И вдруг он, Алексей, небогатый, не занимающий значительного положения, и не идеал красоты даже, но ведь нравился он Анастасии. Да, нравился, она не могла, да и последнее время не хотела скрывать это от себя и даже от него самого. У неё были раньше увлечения, ещё даже в школе, но на поверку всё это оказывалось не более чем сладким обманом. И она умела уже раскрывать обман, извечную эту погоню за генеральским наследством или за простым обладанием красивой девушкой.