– Да, и это удивительно. Если это центр урагана, то нас, по идее, должно мотать сильнее всего.

– Эх, еще помотает. А пока над нами «глаз» урагана, мы можем передохнуть, это не продлится долго. Уже через пару часов нас догонит другой край непогоды. И еще трое суток нам терпеть трепку, пока второй край нас не обгонит.

– Пойду прилягу, пока можно спать без болтанки, – сказал я. – А то ни сна, ни отдыха.

– Кок вон бросился суп и кашу варить, а то ребята на сухом пайке сидят. В принципе может успеть, – произнес Старый.

Три часа продолжался кайф, а после стена тьмы снова надвинулась на нас. Голубой клочок неба затянуло тьмой, ветер начал набирать силу. Штормовой парус захлопал, издавая звуки похожие на пушечные выстрелы, а «Громобой» медленно стал уваливаться под ветер.

Кок кинулся кормить экипаж слегка не доваренным супом, но парни все понимали правильно и нахваливали его. Кок успел как раз вовремя: уже через полчаса в корму бились волны; гребни начали окатывать рулевого с помощниками, которые спешно привязывались к штурвалу. А вот и первый, пока еще не самый большой гребень волны, на который корвет выполз с трудом, зато вниз ухнул, почти в свободном падении. Наверное, наблюдатель со стороны сравнил бы его с гигантской доской для сёрфинга, летящей вниз по водяной горе.

Еще полчаса, и ураган навалился на нас с прежней силой. Надеюсь, что через три дня болтанка закончится.

***

«Богатырь» попал в ту же бурю. Фрегат шел ей навстречу, пытаясь догнать, предположительно, пиратский корвет, на котором мог находиться, по мнению Натальи, разыскиваемый ими Борис. Завидев темное небо впереди, капитан Клавдий развил бурную деятельность. Людей на «Богатыре» хватало и поэтому он успел подготовиться гораздо быстрее. Так что в последний момент фрегат положили под ветер, и он стал отхватывать так же, как и пиратский корвет. Вот только корма у фрегата шире и выше, а потому удары волн в нее оказывались ощутимее, а гребни их только изредка заливали палубу юта. Однако выяснилось, что грот-мачта подозрительно скрипит.

– Слышите, это тягучее скрипенье, госпожа, – тревожным голосом проорал Клавдий прямо в ухо Наталье, перекрывая звуки ветра и волн.

– Да, а что?

– Мачта у нас составная. Боюсь, это скрипят веревки, стягивающие ее половинки. Там образовалась слабина и теперь под порывами ветра они перетираются. Не сегодня завтра верхушка бизани рухнет на палубу или туда, куда ее забросит ветер.

– И что теперь?

– Мы ничего не можем сделать, особенно во время урагана. Матросов сдует в море, если послать их на мачту. Обычно такие работы стараются делать в порту и пользуются портовым краном. В море можно немного подтянуть тросы, но исправить проблему удастся только в порту.

– Значит, катастрофа?

– Ну, госпожа, все не так уж и плохо. Скорее всего верхушку мачты сдует за борт, и нашим молодцам придется поработать топорами, ведь ванты не дадут ей отойти от корабля, а мы не можем себе позволить, чтобы такое бревно било нам в борт. Это будет та еще работенка.

***

Мачта рухнула ночью, к концу третьих суток. Ее сдуло за левый борт. Боцман по авралу собрал двадцать человек для зачистки палубы. Десять из них вооружились топорами, а оставшиеся должны были помогать стоять им на ногах. Это оказалось совсем не так просто, когда продольный крен судна составляет градусов тридцать, а мокрая палуба больше походит на ледяной каток. Перед тем как выйти на палубу, младший офицер проинструктировал матросов.

Все благополучно добрались до вант левого борта. Там помощники обхватили топорщиков за широкие матросские пояса[1] и уперлись головами в их спины между лопаток. Таким образом каждая пара превратилась в этакого четвероногого зверя, стоявшего на палубе гораздо увереннее. Топоры взлетели вверх и обрушились на толстенные канаты в том месте, где они соприкасались с фальшбортом. Матросы знали, что лучше всего рубить веревку на твердой деревянной опоре.

Удары сыпались градом, каждый действовал в собственном ритме, сообразно силе и ловкости. Фрегат покатился с водяной горы вниз, зарываясь низким носом в воду. Но некоторые смельчаки продолжали рубить. Осталось только два каната, когда судно врезалось в следующую волну, и все, включая усиленно державшихся, полетели с ног.

«Богатырь» снова полез на водяную гору. Боцман кричал команды, но услышать его было проблематично. Все и так знали, зачем они здесь. Еще несколько ударов и два последних каната оказались перерубленными. Вода очередной раз рванула обломок мачты и все обрубленные ванты потянулись следом за ней. Одной из пар не повезло, и выбленка прихватила ноги, а толстый обрубленный канат хлестанул по ним свободным концом. Миг, и они оказались в море в полукабельтовом по левому борту.

Все бросились смотреть. Но помочь оглушенным, а возможно, и искалеченным товарищам они не могли. Не дай боги оказаться за бортом в такой шторм. Боцман опять начал командовать, сопровождая их жестами, для лучшей передачи информации. И народ взялся за багры. Оставшиеся ванты крепились к внешней стороне борта и не давали обломку мачты свободы перемещения. Багром орудовали втроем, цепляя крюком провисающий канат и втаскивая его на фальшборт.

По мере подъема толстой тяжелой петли на помощь приходило еще два моряка, большему количеству просто не за что было взяться. Тут же двое начинали рубить канат, и обрубленный он улетал в воду. Последний, восьмой по счету, оставался натянутым все время, и все попытки подтянуть его на фальшборт привели только к тому, что обломок мачты, рванув канат в очередной раз, вырвал багор из рук, и тот ушел камнем в воду, увлекаемый тяжелым стальным наконечником.

«Тут надо иначе», – догадался боцман и знаками велел привязать себя, и крепко держать веревки. Потом вынул длинный обоюдоострый кинжал и попросил, чтобы его примотали к руке, так чтобы обе ладони оставались свободны. Матросы исполнили все то, что хотел боцман, и он, выбрав подходящий момент между волнами, полез за борт, а шестеро молодцов держали свободные концы веревок.

Добравшись, боцман с трудом обрел равновесие на скользком выступе борта и, с трудом, дотянувшись до троса, стал пилить его кинжалом. Острый как бритва кинжал при каждом взмахе перерезал несколько пеньковых ниток, составлявших трос. Судно уже почти взобралось на очередную волну, а боцман все еще пилил канат. Фрегат свалился в водяную пропасть и понесся, набирая скорость. И боцман, наконец, перерезал последние нитки.

Моряки дружно потянули его на палубу и за пару секунд до столкновения с низиной между волнами, боцман оказался наверху. Удар снова сбил всех с ног. Но больше никто не вылетел за борт. Ругаясь самыми солеными морскими словечками, которые только угадывались по шевелящимся губам, моряки, хватаясь за все, что только могло служить опорой, побрели обратно в сторону люка, ведущего в кубрик, предвкушая сухую одежду, горячий чай и крепкий ром.

Только спустившись в кубрик, боцман обнаружил приличный порез на руке. Док, сидевший за общим столом с моряками, перевязал его.

– Боцман у нас герой, – сказал один из матросов, – сам полез канат пилить.

– За боцмана! – рявкнул кто-то, поднимая кружку с ромом.

– За боцмана! – поддержали его остальные.

Потом выпили за упокой душ погибших товарищей, за храбрецов и морскую удачу. Постепенно перешли на чай, и многие пошли в свои гамаки.

***

После окончания бури я сделал новые астрономические замеры и заново проложил курс к Кошачьим островам. Корабль оказался в сносном состоянии, и я разрешил команде отдыхать, а сам принял на себя роль вахтенного. Компанию мне составлял рулевой. Погода была тихой и наш единственный парус едва тянул судно. Ничего, пусть ребята поспят хотя бы четыре часа, тогда и вахтенных поставим, а завтра начнем ставить паруса.

Лазурное небо соприкасалось с таким же лазурным морем, по которому все еще ходили остаточные волны, напоминавшие о шторме. Время тянулось медленно, но все же настал момент, когда я разбудил экипаж. Передал командование Старому, а сам отправился в свою каюту. Это было самое большое помещение на корабле, не считая трюма.