Но, не успела моя колонна дойти до места погрузки и начать ее, как в небе снова появились немецкие самолеты. И сразу, обратил внимание, что в метрах четыреста от нас взлетают подряд две сигнальные ракеты красного цвета, четко различимые на фоне мрачного неба. Как раз в той стороне был расположен полуразрушенный заброшенный склад.

— Неужели опять диверсанты? — вполголоса бормочу себе я, а сам уже бегу к шлагбауму и запыхавшись, суматошно кричу:

— Сержант, диверсанты сигналы подают противнику. Караулу проверить своими силами! Немедленно!!!

Сержант в запале, чуть не переходя мат: — Не могу оставить пост. Это не наша задача, а энквэдешников!

— Ты сдурел сержант! Е… Немец сейчас по их ракетам сотрет тут все в пыль! А мне эшелон надо отправлять!

Видя что он никак не реагирует, добавил: — Ты совсем совесть потерял!

— А ты полковник не ори, — ответил он, и сделав влево пол оборота, зычно рявкнул: — Второе отделение! К бою!!!

Откуда-то из под земли, как суслики из норы начали шустро появляться красноармейцы и строиться в одну шеренгу.

— Тавщ полковник. Мы моментом справимся!

Буквально секунд помедлив, и хмуря правую бровь, я сказал:

— Вижу. Только быстро! И смотри ж!

Пол отделения под командой этого сержанта направляю к тыльной стороне склада, с задачей: рассредоточиться и задерживать всех с целью установления личности. С другой половиной отделения мы мчимся на кюбеле к бывшей зоне разгрузки склада.

Не доезжая до склада, метров пятидесяти, оставляю двух бойцов со своим водителем рядом с машиной. Остальные вместе со мной быстрыми перебежками продвигается к вероятному месторасположению диверсантов.

Нашу группу опережает метров на пятнадцать ефрейтор, как потом выяснилось заядлый спортсмен, и между прочим — кандидат в мастера спорта по самбо.

При его приближении к пакгаузу, из створа приоткрытых сломанных ворот склада летит какой-то предмет прямиком в него, в сумерках и наверное от азарта и волнения плохо мной различимый.

Он наталкивается на инстинктивно подставленный ефрейтором приклад винтовки и отлетает в сторону, сверкнув при свете хорошо различимым бликом.

«Бл…ь! Да это же нож!» — мелькнула в моей голове запоздалая догадка.

Тем временем на ефрейтора стремглав бросается низкорослый крепыш, занося при этом правую руку для удара, то ли с палкой, то с прутом. Видать, он кумекал, что он один, к тому же не воспользовался оружием.

Я отчетливо вижу, как красноармеец вскидывает свою винтовку, лихорадочно при этом нащупывая спусковой крючок. И понимаю, что не он не успевает! Вместе со мной это понял и ефрейтор. Он

опускает винтовку, разворачивается на корточках и бьет левой ногой. Носок его сапога врезается под колено нападающему и он валится плашмя прямиком на ефрейтора.

Нам еще бежать метров десять. И стрелять нельзя!

А ефрейтор, ловко выскальзывает из-под нападающего, и берет его шею в удушающий захват. Его противник безуспешно лапает кобуру, пытаясь достать ствол.

А тут и мы подоспели. Красноармейцы извлекают из его кобуры наган, и при этом нещадно бьют супостата по рукам, ногам, телу: куда только попадут. Поостыв, с него снимают кобуру с портупеей и добротные яловые сапоги. Мы поднимаем его на ноги, и прислоняем к стене. С глухими стонами вражина с окровавленной головой падает на колени.

После недолгих поисков в развалинах склада нами были обнаружены: две ракетницы, вещмешок, в котором под комплектом запасной формы, буханки хлеба и целлофанового пакета сала в упаковке 100 грамм, притаился с невинным видом чемоданчик с радиостанцией марки SE74/12.

У диверсанта изъяты наган, отечественный компас, запасные бланки незаполненных командировочных предписаний и продовольственных аттестатов, но со штампами и печатями воинских частей.

Ефрейтор с запястья правой руки врага снимает кировские часы. Я оставляю трофей ему в качестве его законной добычи, это ведь он скрутил его.

— Товарищ командир, — произнес ефрейтор, видимо положительно оценив мое молчание насчет затрофеенных им часов. — А что с этим делать?.. Вообще он не наш человек… Может быть его тут и грохнуть?..

— Не спеши боец… Надо его сначала расспросить… Тебя кстати как зовут?

— Семен.

— Ты где так ловко драться выучился?

— Известно где, в «Динамо».

— Самбо?

— КМС.

— Некогда нам с тобой Семен лясы точить… Время дорого. Приступим.

— Говорить будешь? — Тихим картонным голосом спросил я смотрящего на меня диверсанта.

— Да пшел ты… еб####я крыса краснопузая!

— Идейный значит?.. — И без замаха, в полсилы заехал грубияну носком сапога поддых.

Сделано это было мной не от любви к мучительству, а исключительно из-за цейтнота. Просто после этого действия я получил требуемое. Крепыш, как вытащенная на берег рыбина, хватал ртом окружающее нас пространство, пытаясь вдохнуть в себя сколь-нибудь воздуха. При этом, рефлекторно широко открывая рот. Пользуясь его состоянием пространственной и временной недоумённости, в котором он всё еще находился, накинул петлёй на его голову тренчик, который предварительно позаимствовал у Семена.

Когда я служил в войсках, этот брезентовый поясок мы называли тренчиком. Потом, уже при Ельцине и позже, когда солдатики начали массово вешаться, его название сменилось на «суицидник».

— Рот открой! — попросил я стоящего перед мной на коленях крепыша.

И обратно был послан в пеший эротический тур, с помощью такого богатого русского языка. Пришлось повторить… Только после этого я получил нужный мне результат.

Еще перед процедурой, я вынул из ТТ магазин, передёрнул затвор, привычно поймав патрон и нажал на рычажок затворной задержки.

Теперь же, я смог без проблем засунуть в распахнутый рот свой ТТ, повернув ствол боком, и тут же

намертво стянул петлю из тренчика от теменной части головы до подбородка. Так, чтобы даже на миллиметр эта паскуда не смогла разомкнуть челюсти. Когда клиент пришел в себя и попытался вытолкнуть изо рта пистолет, у него предсказуемо ничего не получилось. Да и не могло получиться. Потому что я, держа рукоять в правой руке, легко пресекал его потуги.

Моя правая рука, сжимающая рукоятку пистолета, качнулась вместе с головой диверсанта. Дальше мне пришлось делать то, что мне раньше никогда не приходилось.

Об этом способе полевого допроса, мне в подробностях рассказал мой сестро#б, когда однажды мы с ним набрались по самые брови. Будучи сотрудником внутренних дел, ему пришлось не раз, и не два бывать на Кавказе…

Приложив не такое уж и большое усилие, я повернул ствол в вертикальное положение.

Раздался хруст ломаемых зубов и дикое мычание, которое при всём желании нельзя было бы назвать человеческим. Из глаз мужика в два ручья хлынули слёзы, а из носа пошли пузырями сопли. Его штаны спереди потемнели и от него запахло свежим дерьмом.

Всё, как рассказывал зять. Тогда он мне пояснил, что в зубах всех людей есть нервы. Судя по результату, у этого упыря они тоже были. В пьяном откровении зять утверждал, что метод очень эффективный и он не припомнит ни одного случая, чтобы тот, у кого таким образом получали информацию, смог хоть что-то утаить.

Когда с головы я снял тренчик, диверсант начал колоться до самой жопы. И честно говоря я этому очень сильно обрадовался, так как снова делать эту процедуру, и слышать зубовный хруст и через рукоятку чувствовать рукой, как докрошиваются уцелевшие зубы, мне очень не хотелось. Это удовольствие еще то! Не для таких он людей, как я, с тонкой душевной организацией.

Выслушав, порой с трудом разбирая шепелявые слова, я крайне удивился полученной информации, и не менее сильно возбудился.

Заметив, что злодей сомлел и обвис на вязках, я вытащил из его рта ствол, который теперь свободно шатался, как молочный зуб первоклассника.