— Ха… подстраховался, значит. И что предлагаешь? Тебя казнить, или миловать?
— Лаврентий Павлович! Виноват. Знаю, больше не повториться.
— Всэ ви так говорите. А потом все равно… эх… ничего нельзя поручить. Ти даже нэ знаешь, что у тебья в частях фронта твориться. А? Ладно. Давай сюда оба документа. Почитаю. Свободен. Из Москвы пока что ни на шаг!
Глава 16
Предыдущий фрагмент из 8 главы
Отправив пять групп в сторону противника, я занялся формированием тыловых подразделений. Прежде всего всех лошадей с конюхами свели в отдельный хозвзвод, кухню передали под начало моих поваров. Полуторку в автомобильное подразделение.
Убедившись что земляные работы идут по плану, направился в гаубичную батарею к старлею Джугашвили.
На своем «кюбеле», по едва видной колее, по которой пару раз в год вывозили скошенной сено с лесных лугов, мы добрались до расположения батареи.
Слава Богу запарка с похищением сына Сталина вроде закончилась. Дед Павел конечно продолжал крутить, как он любил говорить — «комбинации». Но то его дела, а для меня главное — вернулся практически весь личный состав на позиции. За те тридцать шесть часов, пока Нечаев и практически весь личный состав гонялись за немецкими диверсантами по окрестным лесам, приходилось вертеться как уж на сковородке. Народ потихоньку подходил, но на него без слез не глянешь…
Еще в первые дни после нашего переноса, наблюдая за отходящими остатками наших частей, я отчетливо понимал, что они действуют деморализующие на моих ребят. Как выразился один персонаж в хорошо известном мультике, это было душераздирающе зрелище…
К некоторым военнослужащим, которых кстати было немало, если подойти к ним строго юридически, должны были быть привлечены к ответственности за отход без приказа, утерю оружия, да многое еще и получить от военного трибунала кто что заслужил. Это с одной стороны. С другой, глядя на этих измученных бойцов, обожженных солнцем, голодных, в пыльном и грязном, а зачастую в оборванном обмундировании, я оценивал их по-своему. Ведь они шли не смотря ни на что, на восток! Не переметнулись к противнику, не стали хиви или полицаями!
Но как кадровый офицер, я видел в них прежде всего то, они в подавляющем большинстве своем были кадровые, обученные, опытные воины, которых не подготовишь за месяц! И за полгода тоже не подготовишь! Но случилась беда — так не по их вине, они просто не смогли устоять против той силищи, которая на них обрушилась.
И не отработанное взаимодействие видов и родов войск, не желание многих командиров пользоваться радиосвязью, необеспеченность артиллерией, танками, авиацией, боеприпасами тоже не на совести этих бойцов.
Вот тогда и пришло мне понимание, что они же станут золотым фондом в среде молодых, необстрелянных, неопытных бойцов. И первое что я тогда сделал, приказал единственной на тот момент, трофейной полевой кухне кормить этих отступающих. Быстро организовали более-менее комфортный пункт приема пищи — вырыв две параллельные траншеи глубиной по колено и застелив нетронутую землю между ними, брезентом с одного из танков. А на берегу ручья в двух больших котлах грели воду для помывки.
И вот эти усталые, запыленные бойцы помылись, переоделись в тут же постиранное ими же белье, которое сохло на кустах, пока они брились, почистили обувь, поели досыта, отдохнули, и заиграла на их лицах вместо усталости благодарная улыбка. И пошли они вместо долгих следственных разбирательств на усиление вновь сформированных сначала отделений и взводов, а потом и рот.
А солдат с хорошим настроением, да еще с душой, благодарной за оказанное доверие и заботу, — великая сила! Все это отлично тогда понял.
Практически полностью рассвело, я стоял на площадке перед штабной палаткой и глядел в небо. И вдруг грохот, и вой подбитого самолета.
Спустя пару секунд тянущий за собой дымный шлейф наш У-2 выпал из-под разреженных облаков. А следом за ним, вывалились две пары «мессеров» и веером разошлись на большой высоте. Какое-то время пилот пытался сохранить курсовую устойчивость, но скоро оставил эти попытки. Из-под мотора выбивалось пламя и жирный черный дым. Как я понимал, пилоту следовало сесть с ходу, так как времени у него было мало, точнее его просто не было, от слова «совсем». Его самолет быстро терял высоту и скорость, мотор не тянул, и с управлением похоже были большие проблемы… К тому же высокие сосны на опушке леса мешали сходу приземлиться на большой ровный луг. Тем не менее, летчик стал заходить на посадку, делая полагающийся в таких случаях маневр по кругу. Наблюдая за самолетом, я невольно подумал про себя: «Молодец! Как он аккуратно разворачивается». И в этот момент произошло невероятное, такое я наблюдал впервые в своей жизни. «У-2» будто остановился в воздухе, затем медленно, как бы нехотя перевалился на нос и рухнул на крутой склон лесного оврага. Это его и спасло. Цепляясь своим шасси и нижними крыльями за густо разросшийся кустарник, он удачно смог погасить свою скорость и не развалиться от удара. Но тем не менее, пилоту и самолету не хватило буквально полуминуты, чтобы завершить полет и сохранить машину. К счастью, мотор защитил летчика. Он смог самостоятельно выбраться из кабины сам, вытащить второго и прихрамывая оттащить его прочь от поврежденной машины, которая вполне могла взорваться. Отдалившись на приличное расстояние, они оба упали в траву и прикрыли головы руками. Пока они лежали, к ним рванули наши медики с санитарами и носилками и уже делали перевязки обоим летунам.
Через четверть часа, примчался запыхавшийся санитар.
— Товарищ командир… — боец еще не отдышался, и хватал воздух открытым ртом. — Там летчик просит командира, есть у него важные сведения. А врач не разрешает ему двигаться…
— Ну что ж… Пошли…
Пилотом оказалась крупная молодая женщина, тем не менее с очень миловидным лицом, какие бывают только у метисов. Было в ней что-то восточное, но в то же время она была русой и с необычно синими глазами.
— Ста… — Прервав ее легким махом руки, произнес:
— К делу…
— Ходили на разведку, на обратном пути на нас «мессеры» накинулись. Яшка одного подбила, но потрепали нас здорово. Хорошо, что У-2 — машина верткая…
Доклад по карте занял меньше двух минут.
Может, я и затянул бы его и дольше, но увидел как к нам, разматывая катушку с полевым телефонным кабелем бежит, спотыкаясь, в не по размеру больших сапогах связист. Насколько неказистая была у него обувь, настолько же ловко он подключил полевой телефон.
— Астра?
— …
— Соединяй! — И передавая мне трубку, сообщил: — Пион четыре, срочно вышел на связь. Запросил вас по «Заре».
Пион-4, был позывной одной из наших передовых групп. А «Заря» — условный сигнал о том, что перед ними основные силы противника, а не разведка.
Еще через четверть часа, командиры всех подразделений, танков и самоходки были собраны по моему приказу в штабной палатке. Последними зашли вместе дед Павел и Маркони. Оглядев всех собравшихся, и убедившись что присутствуют все, я начал:
— Товарищи командиры! Перед всеми нами стоит задача. Не буду скрывать, задача крайне сложная, но интересная. Как говориться можем погулять на славу. Как такового совещания не будет. Пока мы тут будем водить карандашами по карте, танки противника пяток километров лишних намотают на свои гусеницы. Они ждать пока мы расчехлимся не будут. Если у кого возражения или предложения будут — потом выскажите, но сжато и по существу. Итак…
В сторону вот этого населенного пункта, — тут я ткнул ровной, ошкуренной веткой в карту, — по данным нашей четвертой передовой группы подходит танковая колонна немцев, в составе тридцати четырех «чехов», восьми «четверок», восьми ПТО и пехоты на четырнадцати грузовиках. С минометами, как вы понимаете. Главная наша задача — задержать ее как можно дольше. Повторяю не уничтожить любой ценой, а задержать, всемерно сохранив личный состав и технику! Понятно?
