Понимала ли Майя Плисецкая, какую миссию на нее возлагали? Наверняка.

«С незабываемых дней Великого Октября страна наша, народ отдавали все силы созиданию, посвятили себя служению делу мира. Мы, артисты, обязаны защищать его силой своего искусства, силой слова. А мое слово – это танец», – написала она в августе 1977 года. Тогда в стране проходило общественное обсуждение проекта новой Конституции СССР, которую утвердили 7 октября 1977 года. «Мне часто приходится выступать далеко от дома, маршруты проходят по разным континентам и не всегда через “зрительные залы” друзей. Раскрыть всю глубину чувств, присущих советскому человеку, нашему современнику, выразить языком искусства удивительное время, в котором мы живем, – да, нам есть что защищать силой своего мастерства», – ее слова.

Но силой своего мастерства и магией своего имени Майя Михайловна защищала не только «светлый образ советского человека». Когда Виктор Барыкин рассказывает об истории, произошедшей на его глазах в феврале 1985 года в шведском Гётеборге, у него то и дело прерывается голос:

– Эта история о ее характере, о ее движении все время против течения. Все сделать, как она хочет, назло. И всегда правильно, я думаю. Часто правильно.

Виктор Барыкин приехал вместе с Майей в Гётеборг, чтобы поставить балет «Чайка» на музыку Родиона Щедрина с местной труппой. А в это время там проходил чемпионат Европы по фигурному катанию. Советские спортсмены выступали с большим успехом: в парном катании победили Елена Валова и Олег Васильев, в танцах на льду – Наталья Бестемьянова и Андрей Букин, у женщин «серебро» взяла Кира Иванова («золото» было у непобедимой немки Катарины Витт), «серебро» у мужчин завоевал Владимир Котин. На советской улице был праздник, спортивные комментаторы зазывали в свои кабины Плисецкую.

– И так получилось, что все вокруг Майи – тренеры, фигуристы – сбежались после того, как она прокомментировала первое отделение, и говорят: «Майя Михайловна, будьте осторожны, здесь нам не рекомендовали…» – Барыкин вздыхает. – Тогда было очень сложное время. А дело в том, что гостями были приглашены Людмила Белоусова и Олег Протопопов. Их отдельно посадили за забор, чтобы они в тренерскую ложу не шли.

Советским спортсменам – да и не только спортсменам – настоятельно рекомендовали с «невозвращенцами» не общаться. Но разве можно что-то запретить Плисецкой? Запрещать – только провоцировать: «Я всегда ненавидела всякое насилие и часто делала то, что нельзя. Для моего положения ничего хорошего в этом не было, никогда!»

– Я видел, как она закипает. И наступил такой момент, когда она сказала: «Я хочу с ними поговорить». До сих пор у меня комок… – У Виктора действительно срывается голос и появляются слезы на глазах, когда он рассказывает, как к Олегу Протопопову подошли и сказали, что Плисецкая хочет их видеть. Я теряюсь, но молчу, понимая, что это воспоминание для него важно. Через несколько мгновений он продолжает: – И они встают, поворачиваются… Когда заканчиваются показательные, Майя говорит: «Витя, пошли со мной». Она демонстративно подходит к бортику. И минут двадцать разговаривает с Белоусовой и Протопоповым. Я стою, думаю: «Ну все, до конца дней невыездной». Майе-то, думаю, все сойдет с рук. Вы не представляете, какое это было чувство. А дело в том, что она в свое время, когда они еще не убежали, написала предисловие к их книге. Их дружба была достаточно длительной. Они олимпийские чемпионы, Майя в то время звенела, период был такой, что они были в фаворе. И вот это… Как она поперла… против всех: хотите их отвергнуть? Нет.

– Это еще и история о ее в каком-то смысле бесстрашии, – говорю.

– Она всегда шла против… вот упертая такая. Она всегда делала то, что хотела. Она чувствовала, что должна вот так сделать. Я видел, как она закипала. Сидела, вот эта ее шея… глазами их искала.

– Принимала решение?

– Да, да.

– И что было потом? После того, как вы вернулись?

– После того? Для нас ничего. Все прошло спокойно. Единственное, когда мы потом пошли в гости к нашим фигуристам, там были Бестемьянова, Букин, Чайковская, Котин Володя, и помню, Чайковская говорит: «Ну, вы сегодня дали». – Смеется.

– Заметили?

– Все заметили. Это было демонстративно. «Смотрите!» А потом Майя сказала, что Белоусова с Протопоповым позвонили в отель и часа два-три разговаривали. «Столько мы всего переговорили, столько за это время прошло всего». Характер такой был. И по-человечески она не терпела предательства. Если человек ее предал – все. Кончился.

За четырнадцать лет до этого эпизода Плисецкая написала предисловие к книге Людмилы Белоусовой и Олега Протопопова «Золотые коньки с бриллиантами» (о нем говорил Барыкин): «Их спортивные выступления поднимаются до уровня настоящего искусства. Фигуры, созданные этим дуэтом, подобны фрагментам классического балета, а лиризм, удивительная пластичность и тонкая музыкальность, продуманность поз и жестов, замечательная синхронность – все это выходит за рамки спорта, способствует цельности впечатления. Сочетание искусства и спорта таит в себе неисчерпаемые возможности: сила и красота, ловкость и композиционная завершенность превращают их выступления в концертный номер. Это не просто набор обязательных движений для соревнований. Это красивое балетное адажио на коньках».

Даже не знаю, что в этой истории важнее – то, что Плисецкая не любила запретов и часто шла наперекор им, или то, что считала Людмилу Белоусову и Олега Протопопова друзьями. Лично я думаю, что главным было нежелание подчиняться запретам: в конце концов, со многими друзьями, даже с судьбоносной Лилей Брик, она рассорилась. «Не было страха никогда», – признавалась. А опыт демонстративного общения с «невозвращенцами» уже был.

В 1984 году Плисецкую пригласили на юбилей Марты Грэм – одной из самых влиятельных американских балерин и хореографов. Пригласили и Рудольфа Нуреева, и Михаила Барышникова, на именах которых в Советском Союзе стояло клеймо.

– И наши «товарищи», которые всегда сопровождали нас, ей сказали: «Майя Михайловна, мы вам очень не советуем ездить туда, там будет Нуреев и Барышников», – рассказывает Валерий Лагунов. – Это был момент, когда уже Горбачев был у власти.

– А ей, наверное, это было как красная тряпка, – говорю, вспоминая о характере «наперекор».

– Абсолютно. Она сказала: «Вы знаете, если вы так говорите, значит, вы против Горбачева. А я за него». И поехала, – смеется Лагунов. – И ведь найдет, что сказать! Она очень резкие вещи говорила.

Рисковала ли она в 1984-м, уезжая в США (по словам Александра Фирера, она сказала тем, кто пытался ее остановить: «Если я туда полечу, то скажут, значит, какая-то свобода в России есть»), а потом в 1985-м, общаясь с «беглецами» Белоусовой и Протопоповым? Или когда в 1983 году смогла, как и Аркадий Райкин, уклониться от сомнительной «чести» войти в состав Антисионистского комитета советской общественности – организации, созданной из известных советских евреев решением Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС и КГБ СССР? Возможно, да. Впрочем, к этому моменту положение ее в мире искусства было незыблемым. В ноябре 1985 года Майе Плисецкой присвоили звание Героя Социалистического Труда – высшее признание трудовых заслуг в Советском Союзе.

– Как она относилась к наградам? – спрашиваю Александра Фирера.

– Адекватно. Все они были более чем заслуженными. Ей долго не давали Героя. Уже Уланова имела дважды (в 1974 и 1980 годах. – И. П.). А потом, когда дали Ирине Колпаковой (в 1983 году. – И. П.), Майе Михайловне уже стало и не интересно.

Спрашиваю Валерия Лагунова:

– Она любила эти внешние проявления признания?

– Да, конечно. Почему надо быть неблагодарной, если тебе делают добро? Она о строе говорит очень остро, и в то же время, когда награда, она корректно их принимала и никогда, не дай бог, не хамила. Все нормально у нее было в этом смысле.

Среди поздравлений с высокой наградой есть и такое: «В ваш знаменательный день примите наши сердечные поздравления с присвоением вам высокого звания Героя Социалистического Труда. Мы рады тому, что являемся свидетелями вашего яркого, великого таланта, вашего замечательного сценического подвига, того, что вы сделали и делаете для советского искусства, развивая и обогащая славные традиции русского балета. Вам, конечно, скажут лучше и больше, а наши пожелания – быть всегда неувядающим Лебедем, постоянно ищущим, борющимся и утверждающим победу светлых сил и идей».