Я буквально сорвал с себя лохмотья, которыми прикрывался с самого бегства со станции, и побежал в душ.

Эх, лепота! Не знаю, сколько я стоял под обжигающе горячими струями воды, смывая с себя грязь, пот и усталость. Полчаса, час… Может, больше.

Когда наконец завернул кран, почувствовал себя заново рожденным. Почти… Для полного эффекта не хватало одного — гладко выбритого лица. Армия и служба по контракту привили мне соответствующую привычку. С тех пор я не терпел ни бороды, ни усов.

Опасная бритва, помазок и кусок душистого мыла лежали на столике рядом с раковиной. Было немного странно не видеть привычных бритв со сменными кассетами и баллончиков с гелем или пеной для бритья. Только опасная бритва, только хардкор!

Над раковиной, на стене висело огромное зеркало. Впервые за время моего перемещения в новое тело, я получил возможность как следует рассмотреть себя.

Высокий рост, не больше тридцати пяти лет, темно-русые волосы, белая, чуть загорелая кожа, красивое лицо с благородными чертами. Не качок, скорее поджарый и в меру мускулистый. Кем бы ни был прошлый владелец, но за своей формой он следил.

Больше всего меня поразил взгляд. Чужие по форме и цвету глаза смотрели моим прежним взглядом! Не даром говорят: глаза — зеркало души! Мой случай — наглядное подтверждение.

— Я не знаю кем ты был, но я тебя побрею! — перефразировал я бородатый анекдот и принялся за дело.

Всё оказалось легче, чем я думал. Да, прежде опасной бритвой я не брился, только видел, как это делают в кино, но помогла мышечная память прежнего хозяина тела. Стоило только взяться за бритву, как я понял, что нужно делать и дальше всё пошло как на автомате: острое как скальпель лезвие заскользило по распаренной коже плавно, срезая щетину с лёгким шелестом.

— Пожалуй, теперь мне чуть за тридцать, — без растительности на лице я и впрямь скинул еще несколько лет.

Я довольно улыбнулся самому себе и вышел из ванной, насвистывая нехитрую мелодию.

Упс! В дверном проёме стояла София. Глаза у неё совершенно округлились и стали большими как две тарелки.

— Ваша светлость!

— Черт! — ругнулся я, понимая, что вышел из ванной абсолютно нагим.

На секунду мы замерли друг напротив друга — я в нерешительности, она — краснея. А затем синхронно отвернулись.

— Ваша светлость, прошу накинуть что-нибудь на себя!

— Щаз всё будет! — Я пятился к кровати, на которой лежал халат. — Уже, почти готово, причин для беспокойства нет!

— Ну как знать… — едва слышно пробормотала София, но я все равно услышал.

Затем она добавила, но уже нормальным голосом:

— Хочу заметить: для своих семидесяти шести лет вы в прекрасной форме.

Я едва не поперхнулся. Какие к черту семьдесят шесть лет? Мне же теперь едва за тридцать!

— Ох, ни хрена себе, — выдавил я, ошарашенный новым фактом собственной биографии. — А напомни, сколько годочков стукнуло тебе?

— Впервые слышу, чтобы контузия напрочь отбивала хорошие манеры, — едко заметила София.

— Двойная контузия, прошу заметить! — Я наконец справился с поясом на халате. — Я одет. Любуйся!

София повернулась. От былого смущения не осталось и следа, на смену ему вернулся хитрый взгляд со смешинкой.

— Третьего дня мне исполнилось тридцать два года. Только вот ваша светлость забыла мне отправить подарок и поздравления. А потом случилась потеря титулов, ссылка в самую убогую из наших ЧВК, и вам стало совсем не до меня.

— Прошу прощения, — я невольно почувствовал вину за поведение прежнего владельца тела.

Похоже, он был тот ещё козёл.

— Но выглядишь ты лет на двадцать, не больше.

— Благодарю за комплимент, ваша светлость! — София присела в легком шутливом реверансе, но получился он у нее естественным, словно она практиковала его регулярно.

Наверняка, так оно и было.

— Эффект от вакцины долголетия сработал в очень удачном возрасте. Вам тоже грех жаловаться — мужчина наиблагороднейших кровей в самом расцвете сил. Для многих — это предмет зависти.

Вакцина долголетия? Этот мир становится всё чудесатее и чудесатее.

— Например, для кого?

— Не буду далеко ходить. Например, ваш родной дядя. Его вакцина сработала в семьдесят три года, — хихикнула София. — Теперь это долгоживущий старик с кучей болячек.

— Да уж, не позавидуешь... Надо будет навестить при случае... Принести какую-нибудь мазь от радикулита.

— Вы исключительно добры, ваша светлость, — снова хихикнула София.

— Кстати, ты ведь пришла не ради того, чтобы увидеть меня в неглиже? — Я вопросительно приподнял бровь.

— Разумеется, нет, хотя зрелище того стоило! Собиралась сообщить, что отдохну тут несколько дней, а после оставлю вас, ваша светлость.

Эта новость не понравилась мне совершенно. Привык я к ней, что ли с её подколами и шуточками. Да и боец она толковый, особенно, когда в броне.

— Могу я узнать причину? — спросил я, стараясь скрыть досаду.

— У меня, скажем так, есть несколько прожектов, ваша светлость. И мне не хотелось бы их бросать.

— Но эта наша встреча… Она ведь не последняя?

— Конечно, нет, — улыбнулась София. — Как минимум, мы ещё увидимся за ужином, ваша светлость. И, если вы, не приведи бог, снова попадёте в беду, мне опять придётся вас выручать. Такова моя роль. Разрешите откланяться?

Она снова отвесила шуточно-элегантный реверанс и оставила меня в одиночестве.

Я некоторое время лежал на кровати, размышляя о произошедших событиях, о новом себе, мире вокруг, словах Софии, самой Софии, пока меня не прервал стук в дверь.

— Войдите!

На пороге возник слуга, катящий огромную вешалку на колёсиках.

— Ваша светлость, мы взяли ваши размеры и предпочтения из банка данных. Надеюсь, вы оцените по достоинству эти скромные образчики гардероба.

Я вскочил на ноги и подошёл к вешалке.

На ней висело несколько видов сорочек разного кроя, пара костюмов, один из которых больше подходил для банкетов, а другой для деловых встреч, куртка, несколько пар брюк.

На полочке ниже располагались аккуратные стопки с бельём, носками, майками и галстуками. Ещё ниже сияли начищенные до блеска туфли и ботинки, сапоги. Мой взгляд привлекла шкатулка, стоявшая на полке с носками.

— Что здесь? — кивнул я на неё.

— Аксессуары, ваша светлость, — слуга открыл крышку.

На бархатной подушечке лежали несколько ремней, запонки и пара наручных часов. Последние были настоящим произведением искусства — одни были инкрустированы изумрудами, а вторые со вставками из золота.

— Червонное? — кивнул я на второй хронометр.

— Разумеется, ваша светлость!

Слуга замер у тележки.

Чаевых он явно не ждёт. Тогда чего ему нужно? Может, прямо спросить?

— Могу я вам помочь с гардеробом, ваша светлость? — пока я раздумывал, слуга сам подал голос.

— Буду признателен, если поможете с запонками, — эти штуки в рукавах сорочек я никогда не носил. Не хотелось бы попасть впросак из-за такой ерунды.

Я надел бельё, костюм для торжеств, галстук в сине-черную полоску. Из аксессуаров выбрал запонки из золота и часы со вставками из того же металла.

— Ужин подан, ваша светлость, — сказал слуга, застёгивая запонку на рукаве. — Ваша спутница тоже скоро прибудет, а граф Василий Васильевич Астафьев уже в столовой.

— Тогда поторопимся. Не стоит заставлять даму и целого графа ждать.

Без сопровождения слуги я обязательно заплутал бы по этому старинному поместью. Галереи с витражным остеклением, двери, картины на стенах — я словно шёл по музею. Порой мне казалось, что за следующим поворотом мы обязательно наткнёмся на старушку-смотрительницу, но кроме никого вокруг не было. По крайней мере я не видел ни единой живой души.

— Мне казалось, что для содержания такого огромного особняка нужно много людей.

— Вы совершенно правы, ваша светлость, — бесстрастно ответил слуга. — Это представительство отвечает за связь с нашей орбитальной группировкой спутников, космической верфью. Под зданием расположены четыре подземных этажа, энергетическая установка и хранилище данных. Что касается непосредственно особняка… служащих совсем немного — чуть меньше двухсот, не считая охраны. Граф не любит суеты и шума.