Блестящий черной краской паровоз подал прощальный гудок и заспешил вдаль, увлекая за собой вереницу вагонов. Клубы дыма из трубы растянулись над ними белым облаком. Немногочисленные пассажиры расходились по своим делам, переваливаясь под тяжестью чемоданов.

В первую очередь я навестил дом де Колы, точнее свой дом, который использовал как секретную базу для занятий гоэтией. Заниматься подобными вещами в казармах ордена было рискованно. Дом находился на улице обеспеченных горожан, но выделялся среди прочих коттеджей ветхостью и заброшенным видом. Не я тому виной, он всегда был таким.

Фундамент из коричневого кирпича порос мхом, деревянная обшивка посерела от солнца и рассохлась. Пожухлый газон казался вечно осенним, лишь на одной клумбе распустились цветы, но как! Она едва не раскалывалась от буйных растений, кричащих яркими цветами. Чует мое сердце, в свое время де Кола кого-то в ней закопал.

Как всегда, рядом с домом пропала фоновая музыка, звуки птиц и насекомых. В зловещей тишине я отпер дверь со стеклянными вставками и устремился в подвал. Там я хранил серебряный порошок, необходимый для ритуалов призывания, неудачно зачарованное оружие, которое никому не мог продать даже на черном рынке, некоторые энигмы сомнительного назначения и, конечно, эфирные петли – глиняные горшочки величиной с баночку для крема.

В подвале я зажег канделябр. Линии замысловатого знака на полу замерцали серебром. Со стороны и не скажешь, что знак удерживает в себе хищного духа рапинай, способного навести страху на целый город. Рядом на столе стоял ряд эфирных петель для вызова духа. Несколько этих запечатанных воском горшочков я взял с собой – до сих пор это мое главное оружие. Сразу почувствовал себя сильнее и увереннее. Впрочем, для вызволения Розет мне в первую очередь пригодятся социальные навыки.

Пролистав дневник заданий за прошлый год, я нашел имя пресвитера местного прихода Зеленого баала. Фламин Онезим, помимо прочего, талантливый доктор и экспериментатор. Приход я нашел не столько по карте, сколько ориентируясь на звучание флейт и гитар. В сквере гуляли и резвились парни в зеленых галстуках и девушки с такими же ленточками на шее – министранты Зеленого баала. От всех пахло спиртным и сладким дымом.

Из ворот высыпала шумная толпа, видимо, только что закончилась проповедь. Я протиснулся сквозь потные тела и вошел внутрь. Несмотря на величину зала, воздух здесь был спертый, кисло пахло испарениями. Из соседних комнат доносились хохот и женские стоны. Пресвитер, узнаваемый по зеленому самоцвету на груди, все еще стоял за кафедрой рядом с изваянием баала – изящным счастливым юношей с фужером и курительной трубкой. Из трубки статуи струился сладкий дым, благовония кружили голову и путали мысли.

– Пресвитер Онезим? – спросил я, смутно припоминая, что тот выглядел иначе.

– Леруа Нарсис, – улыбнулся сухощавый мужчина с ослепительно белыми зубами. – Приходом руковожу я. Давно не были в наших краях, сэр рыцарь?

– Давненько.

– Блудный сын вернулся! – воскликнул Леруа и радостно хлопнул в ладоши. – Каких удовольствий желает ваша душа? Или вы по делу?

– Мне нужен фламин Онезим.

– К сожалению, его здесь нет и никогда не будет. Может быть, я смогу вам помочь?

Я нахмурился.

– Вообще-то, мне нужен не сам Онезим, а его лаборатория. Знаете, здесь, под приходом, он проводил некие… эксперименты. Научные, можно сказать. Вызывал священные сны и хотел доказать существование баалов…

Пресвитер замахал руками.

– Ни слова больше, сэр рыцарь! Это же ересь, мракобесие! Баалы не существуют, они суть метафора. Именно поэтому Онезима и лишили должности. Его псевдонаучные эксперименты остановлены, лаборатории больше нет, хвала баалу.

– А что стало с людьми, которые лежат там, внизу? – спросил я и махнул рукой в сторону подвала.

– Теперь там огро-о-омный винный погреб, – улыбнулся Леруа, – больше я ничего не знаю.

– Дерьмо! – воскликнул я.

– Нет, вино, – сказал Леруа и расхохотался.

Я молча развернулся и вышел из храма.

Выходит, Розет так и останется блуждать в бесконечных видениях, пребывая в летаргическом сне, и никто ее не спасет. Вдоль позвоночника пробежал холод, словно кто-то сунул мне за шиворот кусок льда, руки покрылись мурашками. Не хотел бы я сам оказаться в такой ситуации!

Размышляя, что же теперь делать, я рассеянно разглядывал местных гуляк, пока взгляд не зацепился за валяющееся в траве тело. Тело ворочалось, ругалось и хваталось за основание дерева в попытке подняться. Я подошел ближе. Борясь с крайней степенью опьянения, мужчина вцепился пальцами в кору и все-таки поднялся, тяжело навалился спиной на ствол, откинул голову, хватая ртом воздух. Лицо с широкой челюстью опухло, кудрявая шевелюра сбилась в неопрятный ком, украшенный листьями и репьями, но пьяницу я узнал.

– Празднуете понижение в должности, фламин Онезим? – спросил я.

Онезим коротко хохотнул и тут же фыркнул, уголки губ опустились.

– Я тебя помню, шутник, – сказал он охрипшим голосом. – Хорошие были времена. Чего надо?

– Я пришел за Розет.

Бывший пресвитер попробовал снова рассмеяться, но зажмурился от приступа мигрени и сжал виски. Проморгавшись, он сказал:

– Да уж, вовремя ты. Меня выгнали, исследования запретили. Странно… никак не возьму в толк, почему. Ведь я почти доказал, что баалы существуют, это ведь хорошо! Ведь это на благо культа! Почему так?

– Розет, – повторил я.

– Как ты думаешь, что эти идиоты сделали со всеми спящими летаргическим сном?

– Ну?

Онезим развел руками, лицо было злым и обиженным одновременно. Он проговорил медленно, будто вслушиваясь в свои слова и удивляясь сказанному:

– Они же идиоты! Бесталанные бюрократы. Взяли и похоронили!

Я вытаращил на него глаза. Внутри словно лопнула струна. Не то чтобы я шибко переживал за Розет, но рассчитывал обрести союзника и даже в какой-то мере исправить свои прошлые деяния, из-за которых пострадало немало людей.

– И давно? – спросил я со слабой надеждой.

– Достаточно давно, – сказал Онезим и сверкнул глазами, словно был доволен, что это меня задело.

– Что с ними стало? – тупо спросил я.

– А что становится с человеком, если его похоронить? Как говорится, вскрытие показало, что причина смерти – вскрытие…

Я прищурился. Онезим отшучивался чересчур нарочито. Уж слишком амбициозным он был исследователем, чтобы вот так все бросить и отступиться. Как я помнил, давить на него бесполезно, среди пресвитеров слабовольных не бывает. Красноречием я не блистал, но стоило попробовать способность, которую я недавно выбрал на первой ступени навыка:

Малая откровенность. Вы можете спросить NPC о его секрете или тайне, и вам будет дан ответ. Расход: 20 пунктов запаса сил. Время восстановления 1 сутки. NPC должен испытывать к вам доброжелательность.

– Простите, но я не верю, что вы просто так без сопротивления позволили закопать своих подопечных, дорогой Онезим, – сказал я. – Неужели вы ничего не предприняли? Не… выкопали?

Он выпрямился и уже не казался столь пьяным.

– Сэр Карахан, если я еще и могилы начну раскапывать, меня не только сана лишат, но и повесят.

– Но что-то же вы предприняли?

Онезим хитро на меня посмотрел и наконец-то сознался.

Через полчаса я уже был на кладбище.

Никогда не понимал эту повсеместную традицию – располагать захоронения на возвышенности рядом с городом. Ведь останки разлагаются, проникают в почву, а потом идут дожди, и могильная субстанция стекает через землю вниз к городу, где находятся поля и огороды, колодцы и родники. Так местное население, как бы помягче сказать, постепенно поедает своих мертвецов.

Где-то слышал, что таким способом сохраняются и передаются все накопленные человечеством гены, даже от тех, кто не успел размножиться, поэтому испокон веков в большинстве религий надлежит именно хоронить усопших, а не сжигать. Такие странные мысли занимали меня, когда я открыл скрипучую калитку и вошел на территорию кладбища Валь-де-Флеха.