– С пациентом все в порядке. Если вы закончили, то можете идти.

– Я впервые вижу такое! Это… это ведь не вы с ним сделали?

– Ты думаешь, я пришел с утра пораньше, чтобы поиздеваться над пациентом?

– Нет-нет, что вы! Но... что это?

Он молчал и разглядывал линии. Под ребром он заметил отдельный точечный синяк. Еще два таких же – на плечах. Кирилл вытянул вперед руку ладонью вниз, растопырил и согнул пальцы, словно сжимая невидимое яблоко. Повернул кисть так, чтобы направление пальцев соответствовало отметинам. Безымянный палец указывал на правый бок Аркадия. Кирилл обошел кушетку и нашел на боку четвертый синяк. Он закусил губу, глаза расширились.

– Вы не знаете? – сказала медсестра.

– Что?

– Из-за чего это?

– Есть предположение.

– Ну расскажите!

– Это большой прорыв, но… – Кирилл посмотрел на ее бейдж. – Катя, я не хочу, чтобы об этом узнал весь НИИ… раньше времени. Ты болтливая девушка?

– Я никому не скажу!

Он смерил ее взглядом. Девушка лет двадцати двух, с розоватой кожей и липкими от туши ресницами. Глаза распахнуты, как, вероятно, и скрытый под медицинской маской рот.

– Давай так, – сказал он. – Это видели только мы с тобой. Если информация выйдет за пределы моего кабинета, то тебя уволят по статье, договорились?

Она выпрямилась и застыла, только глаза шарили по сторонам, словно в поисках лишних свидетелей, из-за которых она может лишиться работы.

– Да, разумеется, – выдавила она. – Это же врачебная тайна, никто не должен знать.

– Именно так. Я все зафиксирую в журнале и представлю коллегам, но всему свое время. А что касается этого… – Он указал на красноречивые гематомы. – Я предполагаю, что это стигматы.

Катя нахмурилась.

– Как у христиан, что ли? Отметины от гвоздей на руках?

– А ты знаешь, почему они появляются?

– От сильной веры?

– Не совсем. От самовнушения. Ты, наверное, слышала, что если человека погрузить в гипноз, показать ложку и внушить, что она раскалена докрасна, а затем прикоснуться к нему холодной ложкой, то случится ожог?

– Ой, правда?

– Если хочешь, на тебе продемонстрирую, – улыбнулся Кирилл и запустил руку в карман халата, будто для таких целей всегда носил при себе ложку.

– Не надо…

– Ты уловила суть? Если человек в чем-то глубоко убежден, то его тело будет реагировать соответствующим образом. Я думаю, я предполагаю, что на Аркадия напали…

Катя огляделась вокруг. Кирилл вздохнул и уточнил:

– Не здесь, разумеется. В его снах, точнее, в иллюзиях, в которых он пребывает.

"И которые стали более реальными после введения препарата", – добавил он про себя.

Медсестра круглыми глазами осмотрела располосованную грудь.

– Но кто мог на него напасть? – прошептала она.

– Я это выясню. А сейчас иди – и никому ни слова.

Оставшись один, Кирилл достал смартфон и сфотографировал стигматы с нескольких ракурсов. Отойдя на пару шагов, он заметил кое-что и склонил голову набок, словно птица. Вертикальные и горизонтальные полосы пересекались, образуя буквы. Повторяя линии слева направо, Кирилл чертил пальцем в воздухе, пока не прочитал написанное слово. Он задохнулся от волнения, сердце забилось в предчувствии открытия. Он неверяще вгляделся в росчерки гематом и убедился, что прав.

Кирилл торопливо прыгнул в кресло перед компьютером, словно грабитель банка в машину, спешащий увезти мешок золотых слитков. Пальцы побежали по клавиатуре, заполняя медицинский журнал.

Смартфон зажужжал назойливой мухой. Это был Роджер.

– Ты там уснул что ли? – спросил директор.

Некоторое время Кирилл соображал, при чем здесь его ночевка на работе, и только потом вспомнил, что его вызывали.

– Иду, иду, иду, – ответил он и нехотя оторвался от компьютера.

Роджер крепко пожал ему руку и внимательно посмотрел в глаза. Поджарый, загорелый и с ярко-белыми зубами, он больше напоминал матерого серфингиста, проведшего полвека на солнечных пляжах, чем директора НИИ, однако сомневаться в его компетентности не доводилось ни разу.

– Пойдем, подышим, – сказал Роджер, увлекая Кирилла на балкон.

Директорский кабинет находился на четвертом этаже института, и они могли наблюдать не только окрестный парк, но и дорогу, уходящую через поля и островки леса к городу. Город начинался дачами и коттеджами, ступенькой переходил на районы панельных домов, затем на высотки, а в центре вытягивался небоскребами, голубеющими в толще воздуха. Сделав несколько глубоких вдохов, Роджер сунул в рот сигарету и протянул пачку Кириллу.

– Не хочу, – ответил тот.

– Бросаешь?

– Просто сейчас не хочу.

Роджер кивнул и спросил со странной интонацией:

– Как успехи с этим твоим Психиконом?

У Кирилла похолодело внутри. Вопрос был безобидный, но все говорило о том, что задан он лишь в качестве вступления к оглашению какого-то решения. Директор не стал бы вызывать в самом начале дня, чтобы просто поболтать и расспросить об успехах.

– Продвигается по плану, – ответил Кирилл. – Какие-то новости о проекте?

– Давай будем откровенны. Как же по плану, когда дважды продлевали сроки исследования?

Кирилл промолчал. Хотелось рассказать о том, что он сегодня увидел на теле Аркадия, но что-то заставило его придержать язык.

– Дело серьезное, – продолжал Роджер, – еще двое инвесторов отказались продолжать финансирование. Первоначальная сумма гранта уже закончилась, основные траты теперь на институте, а мы еще должны отчитаться перед остальными инвесторами.

– Я это понимаю. И понимаю, что не в этом проблема. Здесь не такие уж баснословные деньги крутятся, верно?

Роджер затушил окурок в пепельнице и прикурил следующую сигарету.

– Ну, это тоже важно. Проект требует финансирования, а финансирование требует результатов. Но ты прав. На первом месте – репутация института. За двенадцать лет мы никогда не подводили инвесторов, и для развития нам нужно продолжать эту историю.

– Именно над этим я и работаю. У меня уже есть некоторые успехи, а когда Психикон будет готов, то станет сенсацией!

– Я понимаю твой энтузиазм и полностью на твоей стороне. В теории. Но на практике решение уже принято, – вздохнул Роджер.

– Неужели сворачиваем проект? – проговорил Кирилл.

Внутри все обрушилось, между ребер возник холодный вакуум. Рука нашарила перила балкона, пальцы сжались, костяшки побелели, сливаясь с манжетом больничного халата. Стрижи носились мимо здания вперед-назад, кричали как обезьяны и дико раздражали.

– Не совсем, – сказал Роджер. – Пошли внутрь, я тебе покажу.

Роджер вызвал секретаршу, которая принесла новую версию договора инвестирования и положила его на стол перед Кириллом.

– Лариса, принеси мне чашку кофе как обычно. Кирилл, что ты будешь?

Кирилл не ответил, вчитываясь в договор. Когда он перевернул последнюю страницу, перед директором уже стояла опустевшая чашка.

– Ты не веришь в проект, я правильно понял? – сказал Кирилл. – Ставишь на нем крест.

– Давай без обиняков. Проект – это не ты. Институт – это не я. Но я представляю институт, и институт выходит из проекта.

– Прекрасная формулировка, Роджер. Дипломатичная, – невесело улыбнулся Кирилл.

– Есть и плюсы. Ты теперь сам по себе, да. Но если у тебя получится – все лавры только твои. Деньги, слава, патент. Если нет, ну…

– Если провалюсь, то институт не при чем, а меня уволят, ясно. Это меня не шибко пугает, – сказал Кирилл, хотя ощущал, будто земля ушла из-под ног, и он летит в бездонную бездну хаоса. – Но если грант будет висеть только на мне, без авторитета института, то и оставшиеся инвесторы разбегутся. Кто захочет ставить на одиночного исследователя?

– Думаю, у тебя есть целый месяц , чтобы их удивить.

Смех Кирилла был сухим и плоским, как листы лежащего перед ним договора.

– Что тут смешного? – спросил Роджер и поджал губы. – В конце концов, ты продолжаешь работать над проектом. Я сделал все, что мог.