Дверь его спальни приотворилась – радар доложил, что три золотистых клопа проникли к нему, и вот-вот… Кровать заходила ходуном от тройного прыжка на её поверхность. Три золотистых клопа присосались к белой блямбе, олицетворяющей личность хозяина.

– Не делай вид, будто спишь! – прихватила его за ухо новоявленная сестрица.

– Кать, ты сбрендила?! – возмутился Дон, отбрыкиваясь от зловредной девчонки. – Больно же!

– Заткнись! – прошипела она, но ухо выпустила: – И запомни: я тебе никакая не Кать. Меня зовут Паксая.

– С каких пор? – деланно удивился он.

– С тех пор, как я умерла, – вдруг абсолютно спокойно ответила Катерина и прилегла рядом с ним: – Донатик, нужно привыкать. На нас и так уже косо смотрят. Не хватало ещё прослыть юродивыми. Их тут не любят.

– Откуда знаешь? – напрягся Дон.

– Разведка, – ехидно процедила Инга, усевшись прямиком на него. – Никогда не слыхал про такой аттракцион?

– Что значит: не любят? – потребовал конкретики Дон.

– Запирают в храмах, – помрачнела Инга. – А что там с ними делают, никто не знает. Ни один олигофрен оттуда не возвращался. У местных пунктик: борьба за чистоту расы. Кстати, мы узнали кое-что о предках. Они же далёкие предки, они же древние. Эти перцы жили что-то около пятисот лет назад. Но чем-то разгневали богов, и те устроили конец света. Ныне живущие представляют собой потомков тех счастливчиков, что пережили армагеддон. Как тебе история?

– Хреново, – задумчиво пробубнил Дон, напряжённо переваривая новую инфу.

– Не мямли! – ткнула его кулаком в живот Инга. – Почему хреново?

– Ну, – поморщился Дон, – это наводит на мысль, что древние стояли на более высокой ступени развития цивилизации. Средневековью слабо устроить глобальный конец света. Максимум, столетнюю войну.

– Которая, насколько мне помнится, была вялотекущей, – согласилась Инга, покусывая пальчик. – Потому что война слишком затратное дело. Ни одно государство долго не выдержит подобного разбазаривания сразу нескольких властных ресурсов. Донатик, ты прав: конец света есть нечто скоротечное, но максимально разрушительное. Саблями мир в капусту не покрошишь. Значит, ракеты, ядерные боеголовки и прочая фигня, в которой я ничего не понимаю.

– А кто понимает? – хмуро проворчала Катерина. – Приплыли. Я где-то читала, будто после конца света общество резко тупеет в консерватизме. Опять начинает жечь на кострах всяких Коперников.

– Джордано Бруно, – машинально поправил её Дон.

– Один хрен! – окрысилась Катерина. – Не умничай. Лучше подумай о том, что вы с девчонками явно какие-то мутанты. Ладно, Ингу с Машкой можно хоть как-то представить себе природными телепатами. А ты с твоей сеткой в башке точно лабораторная крыса. Осколок прошлого, что закончилось концом света. А эта идиотка, – ткнула она пальчиком в Ингу, – тупит на каждом шагу. Я только соберусь разозлиться, а она уже лезет: не злись, не надо. Ладно я, а если она к другим начнёт приставать со своей телепатией?

– Может, сбежим, пока не поздно? – предложила Инга.

И посмотрела на Дона с выжидательностью ребёнка, клянчащего у взрослых заведомо запретный плод. Дескать, получит ли он в ответ нотацию, или просто получит. Это было странно. Нет, это было СТРАННО. Не такой даме заглядывать в рот бывшего студента в поисках истины. Дон изготовился, было, продолжить дискуссию. Но вместо этого из него вырвался почти приказ:

– Никуда мы не сбежим. Всем спать. А с завтрашнего дня начинаем новую жизнь.

А потом он обалдел. Не оттого, что девчонки безропотно подчинились, смывшись в свою спальню. Внутри себя самого Дон ощутил железобетонное право ими командовать. Что-то в нём включилось такое… Такое… Разберусь завтра – успел подумать он и тотчас провалился в сон.

Манипулятор, стабилизатор и товарищ командир

А на второй в этом мире день – который он прожил в здравом уме с твёрдой памятью – из Дона полез отец-командир.

В своей шкуре его сроду не тянуло лидерствовать. Скорее наоборот, он являл собой типичный пример осторожного тихушника-партизана, предпочитающего военные действия исподтишка. И желательно чужими руками. Нет, он не брезговал отвечать за свои поступки. И за поступки тех, кого его ненавязчивые манипуляции толкали на подвиги. За что Дон и прослыл своим в доску среди широких факультетских и особо общежитских студенческих масс. Даже приобрёл некий авторитет в деле пренебрежения общепринятыми устоями, хотя до подлинного циника откровенно не дотягивал – его слишком хорошо воспитали.

Не претендовал он на роль лидера и в этой чужой шкуре, что приобрёл в своей загробной жизни. Но, как говорится, хочешь-не хочешь, а геморрой получишь. В этом Дон убедился прямо с утра второго дня. Дом продолжал радовать мёртвой тишиной. Для нагулявшихся на поминках взрослых только-только наступил вечер – даже слуги дрыхли без задних ног. Правда, лишь взрослые. Три девчонки-подростка встретили Дона на кухне, когда за окном едва забрезжил рассвет. И только он переступил порог, принюхиваясь к съедобным запахам, как по его стопам на кухню проникли все три его болячки.

Явление хозяйской дочери служаночек ничуть не удивило. Значит, Паксая была не чужда работы по хозяйству, что характеризовало девчонку весьма положительно. Как и весь здешний феодальный строй с элементами родоплеменного. Катерина-Паксая тотчас сунула нос в горшок, где что-то булькало. Сморщила свой очаровательный носик и заявила хозяйские права на приготовление завтрака для родного брата. Она забралась на лавку – стол был высоковат для восьмилетки – схватила в тощую ручку здоровенный нож и осмотрела приготовленные полуфабрикаты. Дона аж передёрнуло при виде малолетки с тесаком.

Инга хмыкнула и завязала на подруге поданный служаночкой фартук. Затем шуганула услужливую троицу прочь, порекомендовав разобраться с некормленной живностью на скотном дворе – она и о нём уже знала. Что значит руководитель со стажем – уважительно подумал Дон, усевшись в ожидании завтрака на широкую лавку с другого конца стола. Машка принялась карабкаться к нему на лавку – пятилетку в компанию поварих не пригласили. Дон усадил её на колени, и девчонка прижалась к нему всем телом.

– Продолжим? – предложила Инга, слетав по приказу Катерины за каким-то пучком травы.

– Мы никуда не побежим, – послушно продолжил Дон вчерашнюю беседу.

– Почему? – деловито осведомилась новоявленная сестрица, неуклюже, но уверенно нарезая нечто, что являлось местным помидором.

– Потому что нас прищучат, не успеем мы отойти и на пару километров, – с не меньшей уверенностью заявил Дон.

– Почему? – повторила Паксая-Катерина.

– Во-первых, отсюда бежать можно лишь по обустроенному тракту. Да и то без охраны не рекомендуется.

– Из-за местного зверинца? – понятливо кивнула Лэйра-Инга, разбивая в миску яйца.

– Из-за местного, – подчеркнул Дон, – зверинца. Судя по тем лошадям, собакам, гусям и прочим курам, что я видел, тут имеет место какая-то мутация.

– Да уж! – хмыкнула сестрица. – Курица величиной с индюка, это нечто. Вчера меня чуть петух не клюнул. Внутри аж ёкнуло от страха, что эта сволочь пробьёт мне ногу насквозь.

– Такой может, – согласилась Лэйра-Инга и демонстративно взвесила в руке очередное яйцо размером с её кулачок: – А что, во-вторых?

– Во-вторых, – продолжил Дон, – налицо гипертрофированное отношение к потомству. С рождаемостью тут явные проблемы. Автоматически цена каждого отдельно взятого ребёнка возрастает в разы. Те девчонки, которых вы турнули, числятся у нас служанками. А сытыми рожами и одеждой, Катерина, они ничем не отличаются от тебя – хозяйской дочки.

– Паксая, – машинально поправили его.

– От тебя, Паксая, – добросовестно поправился он. – И даже от дочери хозяина всего этого населённого пункта с прилегающей территорией.

– Донатик, ты так смешно картавишь на русском, – подозрительно ласково заметила Лэйра-Инга, вооружившись взбивалкой и запустив её в миску.