Три женщины, пара старух, дед и три мальца – население хуторка за высоким тыном из брёвен имперцы обложили мигом, едва сюда заявились. Мужиков нет – видать, на промысле. Уктэр щёлкнул пальцами, и ему подтащили мальчонку. Зомбированный злодей прижал к его горлу саблю. Чуток под углом, чтоб не порезать пацана, если дёрнется – озаботился Дон. А этот точно дёрнется: всё в драку лез, да куснул мужиков пару раз. Хорошо бы сейчас бабьего воя добавить, но те молчат, как мёртвые. Стоят столбами шагах в двадцати. Уктэру не нравится то, что он сейчас творит: он не бандит, а воин. Дону и самому тошно от этого цирка, но надо же как-то разруливать замершую ситуацию. А от гадин никакой помощи.

– Хорошо! – соизволила, наконец, выступить Лэйра и приказала: – Отпусти!

Уктэр мигом подчинился – Дон снял свой контроль, ибо достало.

– Прощайте, – обернувшись к женщинам, милостиво улыбнулась Лэйра. – Себя не вините. Это моё решение. И никому об этом не рассказывайте, слышите?! – грозно переспросила она. – Даже жрецам каяться не вздумайте. Детей пожалейте. Не было нас тут, так и запомните.

Женщины – кто тяжко кивал, кто рухнул на колени. Дон в кустах поморщился: куда они денутся – эти несчастные, которых так беспардонно задействовали в чужой игре. Манипулятор не позволит им запомнить лишнего. Нет, хорошо девки устроились! Их с почётом усадят в большую сухую лодку и аккуратно переправят на тот берег. А ему придётся тащить четыре рюкзака в поисках плавсредств. Затем собственноручно грести на тот берег. Заразы! Ничего, вертихвостки, попомните ещё!

Шли всю ночь, и мужики шалели от выносливости восточных красавиц. Мало того: девчонки сами выбирали им дорогу. Дважды спасали растяп, не заметивших какую-то ночную нечисть. Трижды отыскивали для них чистую воду. Такой сдачи в плен этот мир ещё не видел.

С первыми лучами солнца Дон сидел в кустах на берегу реки и зевал. Мимо то и дело проходили мужики, но не видели манипулятора под собственным носом. Только Лэти пару раз мимолётно улыбнулась нахалу. Да Паксая, как бы невзначай, погрозила ему кулаком, дескать, отстань. У нас всё нормально, а ты давай, шуруй переправляться своим ходом.

Одной Лэйре было не до него – паршивка с наслаждением мотала нервы своему похитителю. Нашла время развлекаться – устало чертыхнулся Дон. Этот марш-бросок его достал. В принципе, он мог бы в него не бросаться – девчонкам ничего не угрожало. Но блок защиты системы бдил. И это правильно.

– Пора! – позвал Уктэр пройтись к прибывшим с имперской стороны лодкам.

– Пора, – нарочито серьёзно провозгласила Паксая. – Женихи ждут, – и фыркнула.

Их перевозили в отдельной лодке со всеми удобствами – даже сиденья ковровые. На подходе к берегу за спиной девчонок раздались крики и лязг металла. Лодка, в которой плыл остаток отряда Уктэра, раскачивалась. На глазах у плывущих и встречающих на том берегу взбесился один из воинов. Подскочил в полный рост, кромсая обеими саблями своих ребят. Лодка сильно качнулась – через правый борт кувыркнулось тело. Вода ещё не сомкнулась над ним, а беснующийся убийца уже располосовал лицо бросившегося на него воина. Тот зажал рану руками, а убийца ловко толкнул его ногой за борт. На берегу орали и метались имперцы. В воду сталкивали сразу три лодки.

Гребцы рядом с девчонками налегли на вёсла, торопясь к берегу. Паксая закрыла ладонями рот и вытаращилась на кровавую расправу со всем возможным старанием. Всегда была хреновой актрисой, но зато практичной быстросоображалкой. Лэйра подскочила и завизжала дурным голосом – этой никакой режиссёр не нужен. Чья-то рука дёрнула её за подол куртки, дабы она не скакала и не раскачивала лодку. Паразитка плюхнулась на задницу и забилась в истерике. Дону с берега она показалась весьма убедительной. А остальным было явно не до театральной критики. Но, пусть теперь хоть одна собака заподозрит девчонок в причастности к этому происшествию.

Уктэр остался в одиночестве и мигом угомонился. Залитый кровью, с каким-то совершенно пустым лицом он уронил на дно лодки сабли. Механически вытащил нож и преспокойно перерезал себе горло. Дон поочерёдно коснулся сознания своих неотразимых гадюк. Лэйра была бесстрастна, как статуя, Лэти грустила. Он дотянулся до сестрицы – в душе той не шевельнулось ни-че-го.