– Всё зубоскалишь? – насмешливо огрызнулся та и скомандовала: – Давай, шевелись, медуза лупоглазая! Чего расселась? Служанок ждёшь?

Пикируясь да изощряясь в эпитетах, они в темпе занялись делом. Каждый своим. Дон, к примеру, перекраской лошадей каштартана – те были слишком приметны и знакомы тут любой собаке. Опрыскиватель для садовых деревьев он стырил ещё пару лет назад – тот был невелик и отменно удобен. Рецепт безопасной для шкуры краски купил в прошлом году у пленного степняка.

Сая брюзжала и крутилась на месте. Пыталась спрятать любимые серые бока от неприятно холодной струи, пачкавшей шкуру. Дон с видом заправского маляра превращал её в пегую уродину. Его украденный у воров жеребец – заранее изгвазданный да изуродованный колтуном – злорадно наблюдал за мучениями соплеменницы. Паксая собирала её длинную шелковистую гриву в пучки – сооружала из них комки, которые пошли на строительство колтуна. Примерно так и должна выглядеть средней руки степнячка, попавшая в не слишком добросовестные руки.

Закончив безобразничать, Дон двинул на разведку, прихватив чужого коня. Выведя его на тракт, он шуганул беднягу в сторону города: животина умная, сама доберётся до дома. Девчонки, тем временем, перевоплощались. Скинули шикарные расшитые жилетки и вывернули их наизнанку – получили качественное убожество со следами штопки. Избавились от дорогих рубах и от таких же штанов с сапогами. Через несколько минут прекрасные дворянки из-под дуба исчезли. Паксая нарочито презрительно хмыкнула, оглядев непонятные бесполые существа в грязно-серо-коричнево-говнистой латаной одёжке. Замызганные длинные жилеты и раздолбанные сапоги ещё того краше.

Внешний вид самой Паксаи был не менее плачевным, но как-то её не портил. Про ослепительную красавицу – дочь легендарного Лэрина из рода Лээт – всякие брехуны уже лет пять слагали тупые нудные баллады. А вот обаяние Паксаи – без всяких помпезных врак – превращало даже самых суровых мужчин в блеющих добряков. При этом она обладала исключительно здравым умом, не страдала склонностью к фантазиям и была самым полезным, надежным другом. Сеструху портило лишь занудство, которое она сама обзывала практичностью.

Прошло восемь лет с того дня, когда Дон впервые увидал девчонок в новой шкуре. Они выросли. А ослепительная внешность Лэйры, как не трогала его в детстве, так и сейчас не вызывала никаких эмоций кроме досады: слишком приметна. Та же чертовщина и с Лэти, которая ни в чём не уступала старшей сестре, кроме возраста. В Паксаю же он точно мог бы влюбиться… Если бы мог. Его пресловутый кобеляж был не только результатом стреножившего его повторного детства. Попутно Дон испытывал психику манипулятора: страстно мечтал обнаружить в нём торжество человека над машиной.

Но мутант, в которого он переселился, человеком не был. И с каждым годом это становилось всё очевидней. Он умел и любил любить своих девчонок. А вот страстные порывы безжалостно гасились в нём бдительным «барбосом». Надежда победить блок внутренней защиты манипулятора таяла с каждым годом. Но с тем же каждым годом Дон всё больше привыкал к бездушной машине внутри себя. Она делала его сильным без каких-то дополнительных волевых усилий с его стороны. Она защищала его лучше, чем это бы сделал целый отряд охраны. Она, в конце концов, гарантировала его выживание и выживание девчонок: подруг, объектов его системы и землячек с далёкой родины.

Вскоре четвёрка всадников вылезла на полузаросшую дорогу, уходящую от тракта на северо-запад. Дон почувствовал себя римским гладиатором, получившим меч свободы рудис из рук самого Бога. Они начали осуществлять долгожданный план по изоляции своего гадства от общества, у которого на него аллергия. Ощущение освобождения чуток пьянило. Свобода не всегда понятна, но порождает ядрёное желание жить на полную катушку. А не прыгать зайцем по минному полю, чем они занимались тут целую прорву лет. Мысли о предстоящем на глазах сминали прожитое в комок грязи, вылетевший из-под копыта коня и оставшийся далеко позади.

Вот интересная штука. Восемь лет назад он натурально умер. Фактически, помнил последнюю смазанную минуту жизни. Но как-то быстро позабыл про смертельный порог и прочие ужасы. Даже факт переселения в этого ненормального пацана моментально померк под тяжкой дланью его мутации. Той вообще по барабану человеческие эмоции – главное, чтобы объект нормально функционировал. Так что Дон просто выздоровел и занялся выживанием. Девчонки гораздо дольше пребывали в какой-то лихорадке осознания момента. Но инстинкт самосохранения и не так причешет мозги, коли надо. И Дон очень надеялся, что девчонки понимают: насколько оно им всем надо.

Без мамы плохо в любом возрасте

Дон сверился с сеткой: в разных концах дома, несмотря на ночь, двигались два объекта. Первый в левом крыле на кухне: старушке кухарке всё так же не спится. Второй объект… Тоже застрял в своём квадрате, не покидая его границ. Это кабинет отца – тогда, восемь лет назад Дон так его и не увидел. Когда он появился в этом мире, отец Пакса был далеко: торговал в Империи. Бывает. За все годы, что они прожили в Нубе, этот человек навестил своих детей трижды. Да и то проездом, впопыхах: всучит подарки от матери и линяет, будто его дети прокажённые. Ну ладно, допустим, Татона тоже редко приезжала. Зато постоянно писала, а Паксая ей отвечала – даже Дон иногда прикладывал руку к этой гуманитарной помощи. Отец же не написал ни разу. Странный персонаж.

Интересно: ему-то чего не спится? Работает? Не теряя его из поля зрения, Дон приотворил дверь хозяйской спальни и скользнул в темноту. В коридоре горела масляная лампа, а тут пришлось переключиться на ночное зрение – эту функцию он обнаружил среди прочих, как только научился читать послания из недр башки. Секунд десять требовалось для адаптации глаз – пришлось замереть. За это время «ищейка» выставила «сигналку» на объект отец. Едва тому вздумается пересечь границу своего квадрата, она сработает, привлекая внимание к помехе. Разбрасываться не хотелось. Нужно сунуть Татоне под подушку письмо и сматываться.

– Я ждала тебя, сынок, – ласково, но щемяще грустно прилетело из-под полога кровати. – Чуяла, что придёшь со дня на день.

Дон затаил дыхание, не сообразив, как реагировать на эту непонятную ловушку. Полог отдёрнулся – женщина спустила с кровати ноги и поманила его рукой:

– Поди сюда. Не торчи столбом. Скоро придёт твой отец – у нас мало времени.

Дон решил, что в такой ситуации – раз его как бы отец может помешать – лучше послушаться. Он подошёл, присел рядом. Поправив верёвочную бухту, что висела на нём солдатской скруткой. Татоне явно есть, что ему сказать.

– Давно понял, что ты такое? – прошептала та, нежно поглаживая рукой по родной для неё небритой щеке.

– Перед тем, как ты отпустила нас с сестрой в Нуоб.

– Значит, у вас это случилось одновременно, – задумчиво пробормотала Татона. – Видать, тот ужасный удар светом вас подтолкнул. Мы с Нуфией так и думали, что вы обретёте подлинный облик день в день. Хотя ты и постарше.

Нуфией звали мать Лэйры. И сейчас Татона подтвердила все их гипотезы на свой счёт. Она была в курсе начинки собственных детей и дочерей подруги.

– Значит… Ты знала? – прочистив горло, хрипло уточнил Дон.

– Знала, сынок, – взяла его за руку Татона и принялась её поглаживать: – И твой отец манипулятор, и дед. И все мужчины в вашем роду.

– Но, разве отец этим пользуется? – изумился, было, Дон.

Но тут вспомнил, как налакался в его кабинете восемь лет назад. А перед этим удивился, что кабинет не запирается, но воры в доме всё равно не заводятся. Скорей всего папаша на заре карьеры вывел на чистую воду пару-тройку воров, и остальные зареклись тырить у хозяина. Значит, таланты манипулятора он пустил на бытовую мелочёвку.

– Почти не пользуется. Не у всех это включается в полной мере. Вот у щупов, вроде Нуфии и Лэйры с Лэти, оно приходит и сразу же работает во всю силу. А у вас как-то по-особенному появляется. Твой дед мне кое-что рассказал, когда ты народился. Он-то подлинный манипулятор. Рассказал и ушёл прочь. Подальше от нас. Боялся за твою жизнь, вот и унёс опасность куда-то далеко. Но, я чую, что он иногда возвращается. Этого не объяснить. Да тебе и не надо. Пустое. Женские мороки. Просто знаю, что он никогда не оставит тебя без пригляда. Старик только глянул на тебя, сразу понял: в тебе это проклюнется. Оно так и вышло. Поэтому я и отправила тебя подальше отсюда. А теперь тебе надо уходить ещё дальше. Ты ведь пришёл попрощаться?