Пополнив силы, Тейлор двинулся к горному проходу Буэна-Виста, куда уже спешила мексиканская армия. К тому времени ее вновь возглавил президент Санта-Анна, некогда сдавшийся в Техасе. На момент начала американской агрессии бывший мексиканский президент находился на Кубе, где он вел жизнь как частное лицо, наслаждаясь вывезенными из Мексики миллионами песо. Однако вскоре после начала войны в Мехико произошел государственный переворот, руководители которого обратились к Санта-Анне с просьбой взять бразды правления в свои руки.
На первых порах Санта-Анна проявил себя неплохо. Собрав серьезные силы — до 20 тыс. человек, — он поспешил навстречу Тейлору, окопавшемуся у Буэна-Виста, и в феврале 1847 г. атаковал его. Американские историки заявляют, что на одного американца приходилось четыре-пять мексиканцев. Солдаты Санта-Анны сражались превосходно, да и сам генерал неплохо управлял войсками: Тейлор едва не оказался полностью окруженным, а его войска в спешке отошли на последнюю линию обороны, где укрепилась пехота Джефферсона Дэвиса — будущего президента Конфедерации. Казалось, американцев ждет если не полный разгром, то наверняка позорное бегство.
Однако в этот момент произошло то, что рядовым солдатам Тейлора показалось чудом: вместо решительной атаки войска Санта-Анны устремились назад. Некоторые историки объясняют это тем, что мексиканцы израсходовали все боеприпасы. Другие полагают, что генерал поспешил обратно в Мехико, получив известия о начавшихся там волнениях. Впрочем, уже тогда ходили слухи о том, что «чудо» объяснялось внушительным вознаграждением, которые американцы, не очень уповавшие на военную удачу, передали генералитету противника под обещания будущих территориальных уступок.
Мятеж, разгоревшийся в Мехико, был успешно подавлен, благодаря чему мексиканский президент получил поистине диктаторские полномочия. Тем не менее для того, чтобы сохранить честь нации, требовалось продолжать разыгрывать вооруженную борьбу.
После Буэна-Виста президент Полк утратил веру в генерала Тейлора. Помимо прочего, тот был неудобной политической фигурой, ибо к тому моменту стало известно о его президентских амбициях. Новым фаворитом президента стал генерал-майор Уинфилд Скотт — старый солдат, который сражался еще в войне 1812–1815 гг. С помощью кораблей он перебросил 13 тыс. солдат и 50 орудий морем, высадившись у города Веракрус. Такой план был значительно выгоднее марша по пустыне: из Веракруса американцам открывался короткий путь через достаточно обжитые земли, которые могли бы обеспечивать армию Скотта. На пути американской армии снова встал генерал Санта-Анна, но и в сражении в ущелье Серро-Гордо «неудачный» приказ мексиканского генерала вновь решил исход сражения в пользу американцев.
Основной проблемой для войск Скотта оказались партизаны. Действуя в тылу американцев, они перехватывали большие обозы, двигавшиеся на запад. Партизаны не боялись нападать даже на большие — в тысячу или полторы тысячи человек — отряды, которые сопровождала артиллерия. Размах партизанской войны оказался таким, что, несмотря на скромную численность полевых армий, Вашингтону пришлось довести общую численность войск на театре военных действий до 100 тыс. человек.
Однако армия Скотта продолжала неуклонно двигаться к мексиканской столице. В августе 1847 г. Скотт разбил войска генерала Валенсии у городка Чурубуско, после чего американское правительство посчитало возможным начать мирные переговоры.
К моменту боя у Чурубуско взаимодействие генерала Санта-Анны и эмиссаров президента Полка проходило в рабочем режиме на постоянной основе. Мексиканский президент лично разрабатывал условия мира, которые, по его мнению, американцам было бы выгодно навязать его стране. Кроме того, Санта-Анна не стремился как можно скорее закончить войну, настаивая на дальнейшем продвижении войск Скотта к столице. Это помогло бы запугать мексиканцев и еще больше упрочить власть президента.
Но условия, выдвинутые Вашингтоном после поражения генерала Валенсии, по-видимому, поразили даже Санта-Анну. Одни только территориальные уступки предусматривали отторжение более 60 % мексиканской территории. Мир не состоялся, и Скотт продолжил победоносный марш. Самым драматичным его эпизодом стало сражение за старый замок Чапультепек. Номинально его гарнизон насчитывал несколько тысяч человек, которые могли бы более или менее успешно противостоять американцам, однако в реальности большинство мексиканских подразделений поспешно покинули позиции, оставив лицом к лицу с американцами несколько сотен кадетов местной академии, верных своему долгу. Несмотря на то что большая часть из них даже не вышла из детского возраста, они оказали настолько яростное сопротивление, что на подступах к замку полегло более девятисот солдат и офицеров Скотта. Когда же американцы наконец ворвались в Чапультепек, шесть кадетов, не желавших сдаваться противнику, спрыгнули с крепостных стен.
В то время, пока дети отчаянно пытались защитить честь народа, генерал Санта-Анна готовил отход своей армии, которая к тому моменту уже превосходила силы Скотта и вполне могла рассчитывать на успех. Тем не менее вместо сражений с американцами эти силы спешно покинули Мехико, куда 14 сентября 1847 г. триумфально вошел Скотт во главе своей армии, поредевшей не столько из-за боевых потерь, сколько вследствие вспышек холеры и желтой лихорадки. Ограбив горожан на значительную сумму под видом контрибуции, Скотт смог, наконец, бросить основные силы на борьбу с партизанами.
В октябре того же года Санта-Анна потерпел еще одно поражение, после чего счел свою миссию выполненной. Генерал без сожалений сложил полномочия, которые перешли к партии «умеренных», выступавших за мир с США. Любопытно, что после всех странных поражений и маневров Санта-Анны в Мексике его продолжали считать «ястребом», готовым сражаться до победы.
2 февраля 1848 г. в городке Гвадалупе-Идальго делегации США и Мексики подписали мирный договор. По его условиям мексиканцы теряли более половины своей территории — сегодня на этих землях находятся семь американских штатов. Слабым утешением служило то, что Вашингтон согласился выплатить Мексике 15 млн долларов, а также оплатил мексиканским гражданам ущерб, нанесенный действиями американцев[131].
Таким образом, кампания против Мексики развивалась быстротечно: вся война длилась двадцать один месяц, что по меркам Америки первой половины XIX столетия было почти блицкригом. Из стотысячной американской армии в битвах пало немногим более 1,7 тыс. солдат, остальные 13 тыс. умерли от эпидемий. «Славные победы» американской армии, именуемые в учебниках громким словом «битва» — у Монтерея, Буэно-Виста, Чурубуско, Чапультепека, — являлись довольно мелкими стычками, которые по европейским меркам вообще не заслуживали внимания.
Впрочем, это трудно понять по рисункам и литографиям, которые тиражировались многими тысячами экземпляров и распространялись среди американцев, в глазах которых эти бои ничуть не уступали Аустерлицу или Ватерлоо. Триумфальное вступление генерала Уинфилда Скотта в Мехико-сити в сентябре 1846 г. преподносилось как одно из величайших событий американской истории. Так работала пропагандистская машина Вашингтона, которая играла на зарождавшемся национальном самосознании во имя оправдания завоевательной кампании, выгодной немногим. В результате из исторической памяти американцев исчез тот факт, что война с Мексикой была развязана без всякого повода, в буквальном смысле росчерком пера президента США.
Главное значение американо-мексиканской войны заключается в том, что она явилась прологом к центральному событию военной истории США — Гражданской войне 1861–1865 гг. Тот факт, что завоевание огромных территорий приведет к возникновению труднопреодолимого разлома между северными и южными штатами, в конце 1840-х гг. осознавали лишь немногие. Великий интеллектуал Ральф Уолдо Эмерсон уподоблял мексиканские земли мышьяку, который отравит проглотившую его Америку. Еще более резко выражался Томас Корвин — известный политик, который в то время был сенатором от Огайо. В своей блестящей речи о войне с Мексикой, адресованной президенту Полку, он говорил: «Вы можете отторгнуть провинции Мексики путем войны, вы можете удерживать их правом сильного, вы можете ограбить ее, но мирного договора в подтверждение этого от народа Мексики, договора легитимного и подписанного по своей воле, вы никогда не получите! И я благодарю Бога за то, что Он устроил так — для блага мексиканского народа, а равно и нашего собственного, ибо [в отличие от других американских политиков] я не ценю жизни граждан Соединенных Штатов превыше жизней сотен тысяч мексиканских женщин и детей — по моему мнению, это довольно мерзкий вид фи-лантропии…»[132].
