Концептуальная модель развития экспедиционного потенциала американских ВС менялась и демонстрировала прогрессирующую динамику по мере повышения роли США на международной арене. С исторической точки зрения данную модель развития экспедиционного потенциала можно разделить на три этапа по мере достижения определенных индикаторов. Первым шагом стало достижение возможностей проецирования силы в уязвимые места мировой торговли, известные как «бутылочные горлышки» (choke points)[393]. На втором этапе были созданы возможности постоянного присутствия через развертывание военных объектов или объектов двойного назначения в стратегически значимых регионах. И, наконец, к третьему этапу была достигнута институционализация качественно новых возможностей армии в структуре вооруженных сил. Это находит воплощение в создании оперативно-стратегических объединений разнородных формирований видов ВС, предназначенных для подготовки и проведения операций стратегического и оперативностратегического уровня на ТВД или для решения определенных функциональных задач в интересах ВС в целом.
Доступ ВМС США к стратегически важным проливам и маршрутам приобретался постепенно и расширялся от территориальных вод США в смежные океанические районы. На Тихоокеанском и Карибском театре присутствие ВМС было обеспечено за счет победы в Испано-американской войне 1898 г. В результате Соединенные Штаты приобрели ряд территорий на Дальнем Востоке и в Карибском бассейне, а также построили военные базы для защиты расширенной зоны влияния и проецирования силы в эти регионы. В 1914 г. США ввели в эксплуатацию Панамский канал, увеличивший коммерческий и военный потенциал США путем сокращения расстояния для пересечения двух океанов торговыми и военными судами. Эти факторы вкупе с монопольным правом контроля над каналом помогли США укрепить свои позиции как мировой державы[394].
Важным компонентом контроля над мировыми морскими путями, обеспечившим США способность проекции собственной силы в мировом океане, стало сближение с Британской империей, позже названное американским историком Б. Перкинсом «Великим сближением»[395] . Военно-морская угроза со стороны Германской империи в предвоенный период, поддержка Антанты во время Первой мировой войны (1914–1918 гг.), а затем участие в создании нового политического порядка в Европе и одновременно появление военно-морской угрозы со стороны Японии в целом послужили созданию кооперативной среды для процесса укрепления военно-морского потенциала США. Вашингтонское морское соглашение 1922 г. закрепило тоннаж флотов Великобритании, США и Японии в соотношении 5:5:3[396], что по умолчанию подразумевало признание США наряду с Великобританией ведущей морской державой мира. Окончательное закрепление превосходства ВМС США в мировом океане было достигнуто дипломатическим путем в ходе переговоров президента США Ф.Д. Рузвельта и премьер-министра Великобритании У. Черчилля, состоявшихся в 1941 г. в бухте Арджентия. Заключенная после переговоров Атлантическая хартия юридически закрепляла отказ Великобритании от преференциального положения в Британских доминионах и вместе с этим легитимизировала действия США по расширению своего влияния на торговых маршрутах[397].
Для обеспечения своевременных наступательных действий, повышения маневренности и гибкости вооруженных сил в стратегически значимых регионах военно-политическое руководство США развернуло активную деятельность по обеспечению стратегического присутствия американских вооруженных сил за рубежом. С этой целью было принято решение о размещении американских войск на военных базах, сеть которых должна была служить «стратегической границей» страны, даже в условиях стабильной международной среды и выгодного для США мирового порядка[398]. В планах базирования, разработанных вследствие тесного взаимодействия ОКНШ и Координационного комитета США из представителей Госдепартамента, военного и военно-морского ведомств США в 1944–1945 г., излагались предложения по созданию сети военных баз, расположенных по периметру европейского и азиатского континентов. Часть из них была предоставлена США Великобританией в аренду на 99 лет по Договору «эсминцы в обмен на базы» 1940 г.[399], однако для получения доступа к большей части объектов требовались дипломатические усилия со стороны Государственного департамента. Данные базы позволили бы США проецировать силу в значимые районы, одновременно упреждая нестандартные ситуации, созданные другими государствами и угрожающие американским интересам[400]. Хотя план ОКНШ JCS 570/40 (1945 г.) отражал неоднозначности в национальной политике и межведомственном взаимодействии в этот период, тем не менее контуры постоянного стратегического позиционирования США в мире были сформированы[401].
При развертывании глобальной сети военных баз США руководствовались в первую очередь интересами безопасности. Как отмечается в отчете Комиссии по зарубежному базированию, «структура военного базирования США. [это] скелет национальной безопасности, на котором будут сформированы плоть и мускулы, позволяющие защищать национальные интересы и интересы наших союзников»[402].
В отчетах и исследованиях, подготовленных правительственными учреждениями и аналитиками, среди мотивов передового присутствия назывались следующие: проведение войсковых операций, обеспечение материально-технической поддержки во время операций, сбор разведданных, демонстрация силы, успокоение союзников и превентивное сдерживание противников. Одним из наиболее важных стратегических факторов, влияющих на принятие решений, является актуальность конкретного объекта для противодействия текущим вызовам безопасности[403]. Например, близость к предполагаемой зоне действия была особенно важна при определении местоположения авиабазы, учитывая ограниченный радиус полета воздушного судна. Географический фактор также важен для сухопутных и военно-морских сил с точки зрения эффективности реагирования. Базы, плохо подходившие для решения текущих и возникающих проблем безопасности, подлежали закрытию или перепрофилированию.
Усложнение специфики оперативного поля деятельности для ВС США и отдельных их видов потребовало создания соответствующих командных структур. В декабре 1946 г. по инициативе Объединенного комитета начальников штабов президент Трумэн утвердил «Общий план командования», согласно которому учреждались постоянные объединенные командования[404]. Согласно первоначальному замыслу был необходим интегрированный командно-организационный орган, который совмещал административные и оперативные функции, то есть объединял полномочия министерств видов вооруженных сил и ОКНШ. Данное качество объединенных командований было официально оформлено 21 апреля 1948 г. в документе под названием «Функции Вооруженных сил и Объединенного комитета начальников штабов»[405]. В нем полномочия командиров были расширены путем включения задачи координации административных и материально-технических функций в дополнение к их боевым обязанностям. Этим достигалось поддержание войск в высокой боевой готовности, сокращение до минимума времени на исполнение указаний верховного главнокомандующего (президента США) и приказов военного руководства.
Региональные объединенные командования играют ключевую роль в реализации концепции передового присутствия и, согласно геостратегической нарезке, имеют конкретные зоны ответственности для оперативного управления базами, военными объектами и группировками вооруженных сил. Региональные командования представлены командованием ВС США в зоне Северной Америки, в Европейской зоне, в Индо-Тихоокеанском регионе, в зоне Центральной и Южной Америки, в Африке, а также центральным командованием (Ближний Восток).
