Ему, вообще-то, не хотелось тратить запасы. Но два стража и ворох мыслеобразов порядком подкосили его резервы. Можно и дальше резать себя и терпеть, но рано или поздно (да что там — наверняка рано!) бутылочка все равно пошла бы в ход. Так какая разница — сейчас ее открыть или потом? Сейчас даже лучше, а то словишь выгорание и до драгоценных запасов рискуешь и не дотянуть. Нет смысла рисковать.

Хоть о сохранности можно не переживать — кровь в бутылках еще долго не испортится. Все благодаря специальным реагентам, которые Флин (разумеется — тайно) покупал у одного доктора в Нижнем квартале. Когда-то этот тип врачевал в главном госпитале Кентара, но потом погорел на каких-то не самых гуманных экспериментах, и его выкинули на улицу. И хорошо, что просто выкинули, а то и повесить могли — насколько знал Флин, дело было громкое, обвинения лютые, но пройдоха явно обладал нужными связями и сумел откупиться. О нем Флин узнал еще в те времена, когда сам топтал улицы Нижнего квартала босыми пятками. Местные банды часто таскали к доктору изувеченных корешей, причем платили раза в три выше, чем если бы лечились в княжеском госпитале. Но госпиталь не мог дать им главного — лечения без лишних вопросов и без докладов столичной полиции.

Флин проверил револьвер в кобуре, вытащил из ножен кинжал, повертел его в руках и сунул обратно. Хоть ему и не с кем было сравнивать, себя он считал довольно слабеньким магом. Без подпитки его не хватило бы надолго — пару раз пальнуть спиралью, разочек ослепить. И все. В бою он больше ни на что не годился. Да и то потом придется отлеживаться дома поленом — все будет болеть, голова плыть, а желудок радостно выпрыгивать наружу. С подпиткой возможностей больше, но и откат потом серьезнее... Палка о двух концах, короче. Поэтому без револьвера и кинжала соваться в пекло явно не стоило.

За окном тихонько шумел ветер, играя ветвями пушистого клена. Площадь пустовала, даже пьяные выкрики снизу поубавились — Глухой дол погружался в сон.

Самое время нанести кое-кому визит.

Флин до сих пор не мог поверить, что Доуэлл оказался таким идиотом. На что он рассчитывал? На что? Ну это же бред!

Когда Мердок заикнулся про старостиного сына, у дознавателя щелкнуло в голове — все кусочки мозаики вставали на свои места. Он понял, почему Доуэлл так усердно пытался помочь, аж стопку документов накатал. Понял, зачем тот прикрывал Себастьяна, хотя и выглядело это бессмысленно. Наконец, понял, какого Шриала к богачу приплелся доктор Сайлас, и почему Себастьян врал про его визит.

Все это еще нужно было проверить, чем как раз Флин и собирался заняться.

Закрыв за собой дверь комнаты, он быстро поставил стража — старый уже истощился и вряд ли бы сработал. А затем, посвистывая, спустился по лестнице в зал.

Пьяненький мужичок дремал в углу, обняв пинту пива. Еще парочка местных работяг как раз вываливалась из дверей, весело горланя пошлую песенку, от которой вяли уши. Флин подождал, пока голоса певцов затихнут, и, кивнув трактирщику, вышел на лунный свет.

Он не видел смысла скрываться. Тайно из трактира все равно не улизнешь, да и не нужно это. Вряд ли Себастьян и его старый слуга ждали ночного гостя. Да и кто бы им доложил? Не трактирщик же.

Луне недоставало крохотного огрызка, чтобы светить в полную мощь и щеголять ровными и круглыми боками.

Обрывки облаков наплывали на нее, заслоняя сияние и погружая Глухой лог в непроглядную тень.

Улыбка сама собой коснулась губ. Флин глубоко вдохнул свежий воздух, мешавшийся с ароматом прелых листьев, и блаженно прикрыл глаза. Он обожал ночь. Всю жизнь ее любил. В Нижнем квартале это было самое опасное время суток — тьма надежно скрывала блеск кинжалов и кровавые разводы в переулках, а на крики о помощи и днем никто бы не пришел. Мама не пускала Флина расхаживать по кварталу по ночам, но он все равно сбегал, осторожно вылезая через окно и почти на корточках пробираясь через чужие огороды и покосившиеся заборчики. Страх сковывал внутренности, но он шел, потому что не мог не идти.

Для команды Вентера по ночам наступали самые тревожные, но продуктивные времена. Они обирали бездыханные тела в подворотнях, стараясь не попадаться на глаза тем, кто эти тела оставлял. Они забирались в чужие дома и уходили с нехитрым скарбом, а то и с пустыми руками, если не повезло. Порой налетали на чудом заблудших в их квартал путников из других районов Кентара, но такое случалось редко. Бывало, что не все утром возвращались домой — кто-то напарывался на нож банды постарше, кого-то ловили жильцы тех домов, которые они пытались обносить. Флин каждый раз думал о том, что однажды и он не вернется, но другого пути не было.

В Нижнем квартале без риска не выжить.

Но ночь он любил не поэтому, а скорее вопреки. Ночью людный город засыпал, и Флин чувствовал себя избранным, одним из немногих, кто не проваливался в сон в эти часы. Он как будто становился выжившим в великой катастрофе, угробившей добрую часть населения Ал’Терры. Это чувство пьянило. Это чувство дарило свободу.

Вот и теперь он очутился один в богом забытом поселке. Да, не спит трактирщик, да, где-то поблизости шатается парочка захмелевших певцов. Но это — капля в море. И он — часть той капли.

Постояв немного в прохладе сумрака, Флин пересек площадь, подмигнув статуе Томаса Лерро, которая словно поглядывала на него с укоризной, и нырнул на Западную улицу. Путь обильно освещали фонари, но окна домов не горели — жители давно улеглись спать, набираясь сил перед новым трудным днем.

Мердок порывался идти с ним, но Флин отбился. По правде, ему было жаль отказываться от компании старшины — тот бы пригодился, если б стало совсем жарко. Но это бы связывало ему руки. Был бы преступник обычным человеком — никаких вопросов. Но вот кровяного мага надо брать... особыми методами. И Флину совсем не улыбалось метать спирали на глазах у ошарашенного Мердока. Так он вместе с убийцей и отправился бы потом в Кентрар в одной клетке.

Мелькала мысль сходить к Лоре, но и ее Флин отогнал. Вот помощь странной знахарки пришлась бы идеально ко двору, но... Опять же — но. И чуть ли не более веское, чем в случае со старшиной.

Флин сомневался, что старостин сынок на самом деле знает магию крови. Это совсем не обязательно, ведь, судя по словам Мердока, шкаф он тот еще. Может голыми руками пасть медведю порвать. Так и зачем ему магия?

Лора могла бы заранее проверить — есть у него умения или нет. Но вот можно ли доверять самой Лоре? Где гарантия, что она сказала бы правду, а не подставила невиновного дурачка? Ее слова никак не проверить. Технически — реально, конечно, но это долго. За это время она сто раз бы успела смотаться в другой округ, а то и в другую страну. А если дурачок настолько дурак, что нападет на Флина, и его придется укокошить? Тогда вообще не узнаешь — он убивал или нет.

Сложив все за и против, от визита к знахарке Флин все же решил отказаться. Пока. С сынком Доуэлла он и сам разберется, а дальше будет видно.

Западная улица тянулась длинной тощей кишкой, шаги гулко отзывались эхом, отскакивая от стен и заборов. Впереди она упиралась в темный провал, похожий на окно в бескрайнюю бездну — фонари за пределами поселка не горели, особняк Себастьяна с его покинутым садом и ржавыми воротами пропадал в вуали мрака.

Изо рта вырывались облачка пара.

Мердок знал немногое, но выложил все. Сынок у старосты уродился здоровым — но только в размерах. Сэм был слаб на голову и с детства пропадал по врачам — Доуэллы возили его в Вэллс, но ничего не добились. К их сожалению, лекари еще не научились прибавлять людям ума. У Лоры парнишка тоже бывал, но и она разводила руками — травы и припарки не помогали, хотя знахарка, как говорят, старалась изо всех сил. Сэма редко отпускали на улицу одного — он мог побить соседских детей, но не со злобы, а просто потому, что не понимал, что такое боль и почему нельзя пнуть другого ребенка так же, как он пинал во дворе старый кожаный мячик. А когда он подрос, то и его и вовсе заперли дома — как бы чего не натворил.