Старшина уже поджидал его в кабинете — такой же суровый и недовольный, как и вчера. Но, увидев дознавателя, он вроде чуть повеселел, пригладил шикарные усы.

«Он не может сидеть без дела. Думает, что со мной рядом у него руки развязаны. Но как бы не так! Ему волю дай — полсела за решетку посадит».

— Прихватить парочку ребят? — поинтересовался Мердок вместо приветствия.

— Это зачем?

— Так если он... из этих, — Мердок подвигал бровями. — Опасно же.

— Если он из этих, — таким же тоном ответил Флин. — Он ваших ребят первыми-то и укокошит. Бросьте, Грейсон, мы к нему поговорить идем, а не воевать.

— Да о чем там лясы точить? Взять бы его, притащить к нам, а там уж и поговорим! Не смотрите так, знаю я, знаю, что это он нас быстрее за Границу закинет, чем мы его возьмем. Но руки чешутся!

— Займите их чем-нибудь, — брякнул Флин и развернулся к выходу.

Мердок догнал его на улице — наорал на бедолагу Нормана, затем пристроился рядом, рассерженно сопя. Ветер наконец-то распинал тучи, дав пространство солнцу — лучи приятно грели спину, а грязь быстро превращалась в бурую корку.

Городской хлыщ жил на западе от Глухого лога, немного в стороне от села. Когда-то там обитал приор местной Церкви Томаса Лерро (кого же еще!), но потом помер, а новый приор выбрал домик поближе к центральной площади, так что внушительный особняк простаивал пустым — для сельчан слишком дорогой (да и куда он такой огромный?), а городские в Глухой лог залетали крайне редко, да и то чаще всего по ошибке. Вот богатый парнишка его себе и прибрал.

Флин не торопился — шел размеренно, почти прогулочным темпом, наслаждался долгожданным теплом и светом. На улицы села выползли детишки — они радовались хорошей погоде хлеще остальных; бегали из подворотни в подворотню, кидались комками грязи и гоняли разомлевших лесных голубей.

— Грейсон, вы не в курсе, почему к вашему доктору никто не ходит? — начал Флин издалека. — Я был у него, а он там скучает. Неужели все такие здоровые?

— Если бы, — пробурчал Мердок, с трудом поспевая за шагом дознавателя и пыхтя на всю Цветочную улицу, по которой они шли. — Просто конкуренция у нас, видишь ли. Э-э-э, то есть...

— Да чего вы мучаетесь, давайте уже на «ты»!

Мердок просиял.

— И то дело! Короче, наши все к знахарке ходят. Есть тут у нас одна девчушка. Лорой звать. Вам... Тебе бы понравилась.

— Это почему? — удивился Флин, сбившись с шага.

— Так молодая, симпатичная. Добрая. Ее тут все любят.

«Только не это — она и старшину очаровала! Вот это точно мощное колдунство, такого легко не пробрать».

— И лечит хорошо?

— Ну как... Вроде не жалуемся. У нее там нет таблеток новомодных, а-ти-беотиков этих, а травки там всякие, настойки. Но помогает же!

— И давно она у вас?

— Давно, — Мердок махнул рукой. — Еще ж мать ее тут поселилась, а там уж и она лекарское дело переняла.

— И мать у нее знахарка?

— Ну да. Шеолой звали. Еще до Ненастья к нам приехала. А откуда — уж и не упомнить. А ты не захворал ли, пэрр дознаватель? — вдруг забеспокоился старшина. — А то могу к ней отвести. К Сайласу я бы не советовал.

— Отчего ж?

— Да странный он.

«Вот тут что есть, то есть».

— А ты у нее бывал? У Лоры?

— И у нее, и у мамки ейной тоже. К Шеоле ведь и из других сел ходили, и из Вэллса приезжали. Многие ее знали. Вот дочка у меня как-то...

Тут Мердок примолк, захрипел, будто сбился с дыхания. Шумно прокашлялся в кулак.

— В общем, — добавил он. — Бывал. Да все бывали.

Пробравшись по Западной улице, Флин и Мердок вышли из села — влево уводила узкая дорожка, заросшая по краям репьем и бурьяном. Дорожка сначала спускалась в неглубокий овражек с перекинутым через ручей деревянным мостиком, потом выползала обратно наверх, где сливалась с окружным трактом. От тракта, в свою очередь, метров через триста отпочковалась другая дорога, ведущая дальше на запад — она бежала прямо еще с полкилометра, а там упиралась в ржавые витые ворота. По обочинам дорогу стискивали ряды угрюмых деревьев, за которыми явно давно не следили. Но коридор получался живописный.

«Ночью тут жутковато, наверное. И фонарей мало».

За воротами возвышался старый приорский особняк. В былое время он бесспорно восхищал местных — большой, величавый, в нем и сейчас чувствовались порода и крепкий архитектурный вкус. Три этажа, угловые башенки с витиеватыми шпилями в навершиях. Стены отливали древней синевой, ощутимо поблекшей от времени и погоды. Центральная часть — тоже почти башня, что возвышалась над крылами дома еще почти на целый этаж, а венчала ее мансарда с широкими круглыми окнами. На просторной веранде с белыми столбиками когда-то уютно можно было распивать чай теплыми вечерами.

Но дух запустения ощущался во всем. Сад забросили, скульптура, суть которой Флин через забор так и не разобрал, поросла мхом и позеленела. Краска местами облупилась, обнажая дерево, а труба из красного кирпича осыпалась по краям.

— Ты говорил, что наш хлыщ вылизал весь дом, — вспомнил Флин. — Что-то не похоже.

— Так то внутри. Снаружи пока все по-старому.

— Да? Ну вот и посмотрим.

Флин взялся за калитку у ворот — не заперта. Вымощенная булыжником дорожка, легко извиваясь, вела к массивной темно-синей двери. Вместо ручки дознаватель увидел мощный позолоченный дверной молоток в виде львиной головы.

Прежде, чем постучать, Флин обернулся к старшине и сделал лицо посерьёзнее:

— Говорить буду я. Нам бы не наломать дров раньше времени.

Мердок рассеянно кивнул.

На стук никто не открывал, а когда дознаватель собрался окликнуть хозяев, внутри зашаркали, загремели ключами.

В проходе появилось заспанное старческое лицо — вытянутое и настороженное.

— Вы кто? — выдал старичок с ходу.

Флин не успел раскрыть рта, как из-за спины вынырнула харя Мердока:

— Старший дознаватель приехал из столицы, старый ты пень! Зови хозяина своего!

«И зачем я ему вообще что-то говорю? Он же не слушает!»

Старичок пошамкал губами и вдруг захлопнул дверь прямо перед флиновым носом.

— Отличное начало, — хмуро заметил Флин. — У вас всегда так, а, Мердок?

— Не знаю, с дознавателем я сюда еще не ходил.

Но Флин рано расстраивался — через минуту дверь открылась вновь, а старый слуга жестом пригласил их внутрь.

Обстановка первого этажа удивляла — Флину даже подумалось, что вся мебель осталась парню еще в наследство от приора, настолько все было устаревшее и пожилое. Винтажные столики с искусно вырезанными в дереве завитками, массивные шкафы темного дерева, кресла с полосатой обивкой и мягкими спинками — такое нынче встретишь разве что в музее. Но все удивительно чистое, нигде ни пылинки, ни крошки, как будто слуга и хозяин каждый день вылизывали весь интерьер до блеска.

Прямая, как палка, спина слуги в сером пиджаке маячила впереди, дознаватель и старшина плелись за ней, как за путеводной нитью в темных коридорах особняка. И вроде день солнечный, окна большие и чистые, но свет словно не хотел растекаться по старым комнатам, уходил в пол, поглощался мраком.

Когда слуга привел их к дверям гостиной и элегантно постучался костяшками пальцев, Флин успел поспорить сам с собой по поводу внешности хозяина. Это будет либо высокий и чопорный хлыщ с зализанными волосами и вытянутым лицом, либо полненький крепыш с модными усиками и пенсне на носу. Почему? Обстановка дома, да и слуга располагали — Флин точно попал на страницы старых книг про особняки с привидениями. А там хозяева домов чаще всего выглядели именно так.

Но дверь распахнулась, и взору дознавателя предстало не лицо хозяина, а очень знакомая физиономия.

— Не ожидал вас тут увидеть, Сайлас, — сказал Флин, когда доктор протиснулся мимо слуги и вышел к ним со старшиной.

— Не могу сказать того же про вас, — отозвался Сайлас, пожимая руки. — Уж здесь вы точно должны были появиться рано или поздно.

На этих словах доктор отчего-то неодобрительно покосился на Мердока. Тот не отреагировал.