Нет, «Смерть» ему не подходит. Надо придумать другое имя, которым я буду называть его, пока нахожусь здесь, даже если я буду звать его так только в своих мыслях, а не обращаться вживую.

Вздохнув, я понимаю, что в моих словах почти отсутствует смысл, но, с другой стороны, о каком вообще смысле может идти речь? Этот человек буквально и есть смерть.

Мысли начинают путаться, сознание затуманивается, поэтому я встряхиваю головой, чтобы освежить ее. Нужно чем-то занять руки, тогда и мысли перейдут в другое русло.

Слезая с табурета, я поворачиваюсь, чтобы осмотреть кухню.

Уборки еще непочатый край, и на моем лице тут же появляется улыбка. По крайней мере сейчас мне явно есть чем себя занять. Вот, полезное дело сделаю и отвлекусь заодно.

Прежде я боялась этих пустых залов. Казалось, я не найду себе занятие и проведу все свои оставшиеся дни, блуждая по ним в тишине и размышляя о выборе, который сделала… о разбитом сердце и разочаровании, которое испытает отец, когда узнает о моей судьбе.

Хотя, наверное, не когда, а если узнает.

Мой разум на мгновение возвращается к Киприану, стоящему над телом Амадея, и мне становится дурно, когда задумываюсь, какую ложь могут наговорить отцу обо мне.

Нет, мне нельзя сейчас отвлекаться на это.

Сейчас надо сфокусироваться на уборке хаоса на кухне. Оцениваю масштабы катастрофы и вскоре понимаю, что здесь, похоже, лет сто не наводили порядок и не раскладывали все по местам. А хорошенько убирались и вычищали все в последний раз просто целую вечность назад.

Кажется, это царство ничем не отличается от нашей, как выразился Смерть, вселенной; даже тут приходится сталкиваться с такими бытовыми вещами, как уборка или готовка, или подобными человеческими заботами.

Везде скопилось безумное количество пыли, но вокруг раковины и по углам столешницы эта пыль уже превратилась в толстенный слой грязи. Засучив рукава, я принимаю этот вызов и приступаю к работе.

Обнаружив довольно длинный фартук, давно забытый в дальнем углу кладовой, я складываю его в несколько раз и повязываю вокруг талии. Вряд ли он принадлежит Смерти, и все же я не представляю, что у него на кухне мог кто-то работать… но даже если кто-то и работал, то куда тогда подевался?

Вычищая кладовку, я натыкаюсь на три идеально круглые золотистые картофелины и две длинные моркови, а также на множество восхитительно пахнущих трав и специй. Улыбнувшись, я решаю поставить рагу – как раз к окончанию уборки и ужин будет готов.

Вскоре кухня наполняется теплом и пикантным ароматом овощей и специй. Напевая песни, я начищаю кастрюли и сковородки, несмотря на то что мои руки уже болят и кожа на пальцах морщится.

Однако время пролетает незаметно, и вскоре на кухне наведен идеальный порядок. В кладовой тоже воцаряется чистота, а на огне уже томится рагу. Остается лишь дождаться его приготовления и все! Все дела завершены, мне больше нечем заняться.

Вздохнув, я снимаю фартук и убираю его, прежде чем направиться к двери. Я уже собираюсь выходить, когда понимаю, что потом мне снова придется часами искать дорогу сюда. Нужно что-то придумать.

Я спешу в кладовку, осторожно выбирая одну из баночек со специями. Понюхав их, я морщу нос и тут же чихаю.

Надеюсь, Смерть простит меня за это.

Я провела на кухне всего несколько часов, поэтому понятия не имею, чем теперь занять оставшуюся часть дня. Неужели опять бродить по залам, надеясь не вторгнуться на чужую территорию и не расстроить хозяина?

За пределами кухни все столь же безупречно, безупречно холодно и безжизненно… Я начинаю помечать одну из стен зала, просыпая вдоль нее мелкий порошок из баночки со специями. Интересно, как ему удается содержать эти залы в такой чистоте, особенно после того, что я только что разгребла на кухне?

Переходя из комнаты в комнату, я разглядываю обстановку. Большинство из них пусты, как и ожидалось, но в нескольких имеется какая-то черно-золотая мебель. Одна гостиная особенно привлекает мое внимание – там на пушистом ковре стоит большое изысканно украшенное кресло с мягкими золотыми подушками, а на стенах висят полки, до краев заполненные толстенными книгами.

Но моя воодушевленность вскоре проходит, когда я снимаю с полки одну из книг; мне едва удается удержать ее из-за тяжести. Положив книгу на ковер, я раскрываю ее и осознаю, что она написана на языке, которого я никогда раньше не видела.

Неудивительно.

После долгих усилий мне удается вернуть книгу на полку, и я продолжаю свои скитания по дому.

Вскоре я понимаю, что у Смерти, похоже, безупречное чувство вкуса; вся мебель великолепно подобрана и изготовлена из дорогих материалов, пусть даже и исключительно темных холодных оттенков. В этих стенах нигде нет ни грамма цвета или тепла.

За исключением кухни, но она в целом выбивается из атмосферы дома. Из всех мест в этом огромном дворце кухня – единственное, где присутствуют хоть какие-то признаки жизни. В остальном же создается впечатление, что это просто обитель для Смерти и его нетронутого добра.

Я хмурюсь от этой мысли и перехожу в другую гостиную. Она поражает своей мрачной потусторонней красотой, но снова кажется такой пустой.

Такой бездушной.

Здесь нет людей, нет голосов или смеха, которые могли бы прогнать тени, притаившиеся за углом. Те, что всегда рядом, просто вне поля зрения.

Даже комнаты, в которых есть предметы мебели, кажутся безжизненными и бессмысленными.

Мои блуждания приводят меня к высоким черным дверям. Я останавливаюсь совсем близко от них, четко осознавая, что сразу за ними таятся туманные земли этого царства.

Можно ли мне ступить на них? Осмелюсь ли я рискнуть гостеприимством хозяина, выйдя наружу без разрешения?

Я кладу руку на золотую ручку, возвышающуюся прямо над моей головой, и решаю еще разок все обдумать.

Наверное, не стоит рисковать.

Опустив руку, я разворачиваюсь и направляюсь к широкой лестнице, которая, как я надеюсь, наконец приведет меня обратно в мою комнату.

Следующие два дня проходят примерно тем же образом.

Только Смерти нигде нет, а залы кажутся еще более пустыми, чем когда-либо… не считая маленьких дорожек из разноцветных специй, которые я теперь использую как ориентир.

Я ожидала встретить его в одном из залов или разделить с ним трапезу, но нет. Насколько я могу судить, я совершенно одна в этом огромном, пустынном, похожем на пещеру месте.

Мои трапезы проходят в тишине, поскольку я ем у камина на кухне; это единственное место, куда меня тянуло последние пару дней. Хотя, полагаю, это отчасти потому, что только здесь я могу чем-нибудь себя занять.

Я провожу тут все свое время, нарезаю, смешиваю, пробую на вкус, а столешницы теперь полностью заставлены пирожными, хлебом и различными блюдами. Так здорово готовить еду из стольких продуктов, о которых раньше я только читала, но с каждым новым блюдом мое сердце болит все сильнее.

Какой вообще смысл готовить блюда, если не с кем ими поделиться?

Время тянется томительно медленно, час за часом, минута за минутой. Я пытаюсь найти хоть какое-то занятие, чтобы отвлечь свой разум от странной реальности, в которой я оказалась, но ничего не выходит. Единственное, что остается, – это ждать.

Утром третьего дня я резко просыпаюсь. Хмуро вглядываясь в темный потолок своей комнаты, я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

Холодок пробегает по коже, когда я понимаю, что, должно быть, что-то разбудило меня, и затем чувствую это.

Чувствую его.

Усевшись, я мгновенно отыскиваю его взглядом в дальнем углу своей комнаты. Окутанный с ног до головы клубящимися тенями, стоит Смерть.

– А, ты проснулась, – говорит он, и его глаза под маской светлеют.

– Конечно, проснулась, – отвечаю я. – Ты напугал меня до полу…

Я замолкаю, осознав, что собиралась сказать.

– До полу чего? – спрашивает он. Темнота сгущается вокруг него, когда он склоняет голову набок.