Достигнув главного входа, я замедляю шаг, когда Смерть подходит к большим парадным дверям. Я наблюдаю за ним, ожидая, что он уйдет, даже не попрощавшись, но он поворачивается и смотрит на меня.

Его пристальный взгляд пронзает меня насквозь; маленький огонечек надежды загорается в моей груди, когда Смерть подходит чуть ближе.

– Скажи мне, крошечное создание, где именно находится твой дом?

– Ты не знаешь?

– Нет, я не всезнающее существо, как думают многие смертные, – отвечает он. – Каждый раз, когда я вхожу в ваш мир, я лишь прислушиваюсь к зову умирающих. Если я точно не знаю, куда и зачем хочу отправиться, то единственная причина выйти в ваш мир – это поиск душ обреченных, умирающих и проклятых.

Я удивлена, но звучит это, конечно, грустно и одиноко. Он может отправиться в любую точку мира, но какой в этом толк, когда на другой стороне тебя ждут только мертвые и проклятые?

Думаю, на его месте я бы пыталась наполнить свой дом красками и теплом, особенно если бы дни мои по большей части были полны смерти и траура.

– Мой дом расположен всего в нескольких километрах к северо-западу от маленького городка Карават, – отвечаю я. – Он стоит на вершине небольшого холма, окруженного с одной стороны лесом, а с другой – яблоневым садом.

Я хмурюсь, вспоминая, что еще могло бы помочь ему найти нужный дом.

– Как зовут твоего отца? – спрашивает Смерть, словно читая мои мысли.

– Леорик Годвин.

– Хмм. – Он на мгновение замолкает, как будто обдумывая мои слова, а потом кивает. – Спасибо, этого достаточно.

– Значит, ты уже знаешь, как туда добраться?

– Да.

Я прикусываю губу, когда он уже поворачивается, чтобы уйти, а затем выпаливаю:

– Если вдруг ты найдешь по пути маленькую книжку, не мог бы ты захватить ее, чтобы потом вернуть мне? Похоже, я потеряла ее в лесу в ту ночь, когда мы встретились.

Он останавливается на полпути к дверям, все еще спиной ко мне, и обдумывает мою просьбу.

– Конечно.

– Жаль, что я не могу пойти с тобой, – быстро добавляю я.

Он замолкает, положив руку на дверную ручку, а затем отвечает:

– Мне тоже жаль, крошечное создание.

В следующую секунду он распахивает дверь, выходит в клубящийся туман, а затем с тяжелым грохотом захлопывает ее. Я долго смотрю ему вслед, отчасти надеясь, что он вернется и все же возьмет меня с собой.

Но я прекрасно понимаю, что этого не произойдет.

Я моментально ощущаю одиночество, когда подхожу и прижимаю руку к дверям. Надеюсь, он поскорее вернется. Я знаю, что он уже бесчисленное количество раз пересекал границы царств, и уж тем более осознаю тот простой факт, что он не смертный, но все равно ловлю себя на мысли о том, что беспокоюсь о нем и жду его благополучного возвращения.

Вздохнув, я отступаю от двери. Развернувшись, я устремляюсь по пустым залам обратно в свою мастерскую. Одиноко раздающийся стук моих ботинок еще больше портит и без того нерадостное настроение.

Войдя в мастерскую, я откладываю портрет Смерти в сторону и заменяю его чистым холстом. Я долго смотрю на пустое пространство листа, но понимаю, что сегодня у меня нет того безумного желания творить.

Я по-прежнему не могу освободить свой разум от потока снующих мыслей. Усаживаясь на свой табурет, я закутываюсь в теплые объятия мантии, а по моим щекам текут слезы.

Знаю, я обещала себе, что не буду впадать в отчаяние, но мне нужно время, чтобы погоревать. Время, чтобы осознать тот факт, что я никогда больше не увижу отца.

В каком-то смысле это даже облегчение – позволить себе рассыпаться на миллион кусочков. Печаль быстро накатывает на меня, но я не позволяю ей полностью меня захлестнуть. Вместо этого я просто даю себе разрешение почувствовать ее и затем отпустить свою тоску. Безумно трудно хранить на душе такое тяжелое бремя.

Мне нужно отпустить ее, или, боюсь, к концу моего пребывания здесь от меня останется лишь оболочка. Внутри будет сплошная пустота.

Что сделано, то сделано. Я правда не жалею о своем выборе.

Не приди я сюда, отец бы уже был мертв, а меня продали лорду Пейну, и я была бы несчастна до конца своих дней. Теперь же всего этого удалось избежать, и отца впереди ждет еще много счастливых лет.

Тем не менее Смерть верно говорил про ценность жизни. Не стоит растрачивать зря оставшееся мне время.

Пока я все еще дышу, буду насколько возможно использовать свое пребывание здесь, будь то в одиночестве или рядом со Смертью.

Вытерев слезы, я выпрямляюсь, берусь за кисть и макаю ее в маленький горшочек с краской. Без лишних колебаний я принимаюсь за работу с вновь обретенной энергией.

Когда кисть начинает скользить по холсту, все остальное отходит на задний план, даже мысли.

И снова дни, кажется, пролетают незаметно, пока я жду возвращения Смерти; кисть – мой единственный постоянный спутник.

Я работаю до позднего вечера, прерываясь, только чтобы поесть в течение дня. Каждую ночь я возвращаюсь в свою спальню, принимаю ванну и, сворачиваясь калачиком под толстыми мехами, засыпаю.

Утро приносит с собой выбор очередного нового платья, а также предвкушение неминуемого возвращения Смерти. Надежда и ожидание порождают новые и грандиозные идеи каждый раз, когда я обращаюсь к своему искусству.

Я рисую до тех пор, пока для картин не остается места; каждый сантиметр пространства мастерской заполнен моими работами на различных стадиях высыхания. Когда я наконец делаю шаг назад, чтобы полюбоваться каждой созданной мной картиной, я испытываю всепоглощающее чувство удовлетворения.

За то короткое время, что я живу здесь, мне удалось сотворить больше шедевров, чем за всю свою жизнь. Я воплотила множество идей, даже не подозревая, что так много вообще можно воплотить.

На одних картинах изображены места, которые я когда-то посетила вместе с отцом, а на других – места из моих собственных грез. Каждая работа наполнена теплом, радостью и живостью жизни…

Именно этого и не хватает этому дворцу.

Осознавая, что мои картины не должны ютиться лишь в этой маленькой мастерской, я решаю развесить их по всем пустым стенам во всех залах и комнатах.

Мое время здесь, может, и ограничено, но я намерена оставить Смерти частичку себя. Так что, надеюсь, ему больше никогда не придется чувствовать себя здесь таким холодным и одиноким.

Развешивая свои картины, я чувствую, как по всему дворцу начинает разливаться тепло и жизнь. Не могу сдержать улыбку, которая сама появляется на моем лице.

И вот остается всего одна картина.

Портрет Смерти.

Я долго смотрю на него, раздумывая, куда бы мне его повесить. Можно, конечно, разместить ее в главной комнате, по центру над камином, но я не посмею этого сделать. Все же для этой картины подойдет более интимная обстановка, например, его личные покои…

Я краснею, когда представляю как этот портрет висит прямо над его кроватью, поэтому тут же откидываю эту мысль.

Вздохнув, я понимаю, что просто не хочу, чтобы она покидала мою мастерскую…

Установив ее по центру на мольберте, я наклоняю голову набок и пробегаю глазами по фигуре Смерти, прежде чем снова потянуться за кистью.

Нет, я не готова расстаться с этой картиной.

Пока что.

Смерть

Стоя перед причудливым маленьким домиком, я медленно оглядываю его и все вокруг. Для человеческого дома это на удивление очаровательное место, хотя и слегка заросшее, на мой взгляд. Над ним сгустилась тьма, которая даже меня заставляет скривиться от отвращения.

Мои тени начинают недовольно извиваться вокруг меня.

Это не чистый и гостеприимный дом, это храм тьмы, но порожденный не болью и нуждами, а жестокостью и ненавистью. Где от этой жестокости, ненависти и издевательств кто-то получает истинное удовольствие и радость.

Нет, в этой тьме нет ничего привлекательного.

По мере того, как я подхожу ближе, истинное состояние дома Хейзел становится все более очевидным, и я удивляюсь, как она вообще могла жить в подобном месте.