Был бы воздух вокруг хотя бы чуточку теплее. Тогда бы я смогла, по крайней мере, посмотреть на него, умоляя спасти отца. Но похоже, небеса больше заинтересованы в том, чтобы показать мне, насколько я ничтожное существо в сравнении с этим человеком.

– Хорошо. Но ты должна увидеть меня, прежде чем озвучишь свою просьбу.

Это пугает меня, я боюсь, что у меня не получится этого сделать, но все же заставляю себя открыть глаза пошире, морщась ото льда, колющего веки и лицо.

Вглядываясь в темноту, я отчаянно пытаюсь найти его. Сосредоточиться на движущихся тенях, гадая, которая из них может его скрывать. Клянусь, разум играет со мной злую шутку: все вокруг сливается воедино, от чего я издаю стон разочарования.

Ну же, я ведь так далеко зашла, столько всего преодолела, я не могу сейчас потерпеть неудачу.

Я уже начинаю думать, что все потеряно, как вдруг тени ночи расступаются и из-за них появляется мужская фигура.

Широко раскрыв глаза, я безмолвно наблюдаю, как мужчина входит в круг слабого свечения кристалла. Он возвышается надо мной, и мне приходится вытянуть шею, чтобы взглянуть на него. И все равно смотрю снизу вверх.

Сердце замирает. Это существо с ужасающей маской черепа на лице. Разум больше не воспринимает его как обычного человека.

Клубящаяся тьма окутывает его, словно живая, когда он наклоняется ко мне.

Все мое тело начинает дрожать, когда его сквозь маску вижу бездонные черные глаза. Они встречаются с моими, и, клянусь, я чувствую, что ему удается заглянуть в самые глубины моей души.

Он больше не издает ни звука и не двигается, пока я продолжаю смотреть на него. Внезапно до меня доходит, что он, вероятно, ждет, когда я выскажу свою просьбу.

Я уже открываю рот, чтобы начать говорить, но не могу произнести ни слова.

Нахмурившись, я вдруг хватаюсь за грудь, чувствуя, как последняя капля тепла покидает тело. Я издаю тихий, дрожащий вздох как раз в тот момент, когда последние силы оставляют меня.

– Мой отец… – шепчу я.

Последнее слово замирает на моих устах. Меня, наконец, поглощает полная темнота.

Торговец

Отец?

Я хмурюсь, еще мгновение смотря на скрюченное тело девушки. Наклоняюсь и осторожно касаюсь ее руки пальцем в перчатке.

Она не двигается и не реагирует на прикосновение. Ее лицо словно камень, а дыхание очень слабое и прерывистое, и все это после того, как она прошептала кое-что.

«Отец».

В этом нет никакого смысла. У меня нет детей, и тем более я не могу быть отцом такого хрупкого маленького существа, лежащего передо мной.

Выпрямляясь, я глубоко вздыхаю. Мои тени в суете кружатся вокруг меня.

И что мне теперь делать?

Качая головой из стороны в сторону, я подталкиваю ее носком своего ботинка. Она по-прежнему не двигается.

Ее глаза закрыты, а ресницы полностью покрыты льдом.

Я не могу просто оставить ее здесь, но и что делать с ней позже, я тоже не знаю. Судя по ее прерывистому дыханию, она вряд ли снова очнется, пока находится тут. Она умрет, если я оставлю ее здесь, а ее время еще не пришло.

Кроме того, она обратилась ко мне как к Торговцу, хотела попросить о сделке. Так что нам с ней еще предстоит договориться, ведь сделка не была заключена.

Конечно, я могу просто уйти. Но это, безусловно, повлечет за собой последствия, наименьшим из которых будет ее преждевременная смерть. Стоит ли этот выбор затраченных усилий?

И опять же, это совершенно сбивающее с толку ее последнее слово. Мой взгляд скользит по ее крошечному телу.

– Черт возьми, – глубоко вздыхаю я, понимая, что на самом деле у меня нет выбора в этом случае, если я хочу продолжать жить в мире и спокойствии в обозримом будущем.

Я уже практически слышу пронзительные голоса Судеб, ругающих меня за то, что они вынуждены распутывать и разрывать нити, которые привели ее сюда. Проблемы, которые я буду лопатой разгребать, если оставлю девушку здесь, служат достаточной мотивацией, чтобы я опустился на колени и потянулся к ней.

Похоже, у меня нет другого выбора, кроме как забрать ее с собой и проследить, чтобы она не умерла до того, как мы заключим сделку.

Я тщательно поправляю свое одеяние, прежде чем подойти к девушке. Если она коснется моей кожи хотя бы на мгновение, то все будет напрасно.

Поднимая ее на руки, я сжимаю челюсть от боли, когда тепло ее тела проникает в самую глубь, вызывая странную дрожь по всему телу.

Я уже почти и забыл, на что похоже чувствовать живое существо.

Взглянув на ее крошечное личико, я не могу отделаться от ощущения, что где-то видел ее раньше. Хотя странно, что я вообще ее узнаю. Человеческие лица все как одно.

Задумчиво нахмурив лоб, постепенно понимаю, где я видел эту смертную раньше.

В таверне.

Я зашел на минутку понаблюдать за людьми и послушать их рассказы, сделать небольшой перерыв от мертвецов, с которыми пришлось целый день возиться. Хотя, полагаю, в некотором смысле те и другие не сильно друг от друга отличаются.

Возможно, именно поэтому я часто бываю в таких местах.

Большинство душ, находившихся там в ту ночь, были, в сущности, ходячими мертвецами, и они просто при помощи алкоголя погружали свои души в туманное забвение. Я почти не могу находиться среди людей, только если они не напиваются до смерти. Среди живых людей, я имею в виду.

Но эта девушка не в счет.

Она сидела одна, когда вдруг посмотрела в мою сторону.

Тогда мне показалось это любопытным, но какими бы прекрасными ни были ее голубые глаза, сверкавшие в тусклом свете таверны, они все равно оставались смертными. Она никак не могла знать, что я был там, не говоря уже о том, чтобы видеть меня.

И все же я чувствовал себя странно беззащитным из-за того, как ее глаза оглядывали мои тени.

Ее душа взывала ко мне, но песнь ее была другой.

Это не была песнь смерти.

В отличие от остальных, чьи души напевают неспешную мелодию своей жизни, наполняя мои уши нотками последнего часа их существования, ее песнь была особенной, которую я никогда раньше не слышал.

Которую я не смог до конца понять. И которую никогда не пойму, если мы останемся здесь, где души умолкают.

В этот момент я осознаю, что тело девушки в моих объятиях окоченело еще сильнее. Я не получу никаких ответов, если так и продолжу держать ее на таком холоде.

Сначала отнесу ее в тепло, а потом уже разберусь с нашей сделкой. Возможно, тогда я наконец пойму, какую песнь напевала мне ее душа в ту ночь.

Развернувшись, я собираюсь отходить как раз в тот момент, когда краем глаза что-то замечаю. Посмотрев вниз на землю чуть в стороне от места, где упала девушка, я замечаю маленькую книжку.

Присев и прижимая девушку к груди, я поднимаю вещицу. Она аккуратно устраивается в моей ладони, ее обложка уже потертая и выцветшая, видимо, после многих лет использования, но все еще завораживает своей красотой. Убирая ее под рубашку, я снова встаю.

Крепче сжимая девушку в руках, я снова разворачиваюсь и утопаю в черных как смоль тенях, которые клубятся вокруг. Объятый кромешной тьмой, я быстро проскальзываю сквозь небытие, наслаждаясь им, пока мы вместе становимся всем и ничем, прежде чем оно, наконец, отпускает меня, и я выхожу в свое царство.

Ногой открывая тяжелые черные двери, я лицезрею похожий на пропасть холл. Войдя внутрь, я, как всегда, ощущаю пустоту дворца, и позволяю себе наслаждаться ею, шагая по тихим залам.

Здесь рядом со мной никогда не было другого существа.

До этого момента.

Я смотрю вниз на девушку. Ее кожа бледна, а синеватый оттенок, появившийся на губах, выглядит так, словно смерть захватила ее в свои цепкие объятия. Как же ей подходит смерть, удивительно.

И все же она здесь не поэтому.

Шагая дальше по дворцу, я несу девушку в одну из главных комнат. Стук моих ботинок по обсидиану эхом разносится по просторным залам.