И все же, видя в ней все эти качества, мне хочется поддаться им, хочется впустить их в свою жизнь и больше никогда не отпускать.

Мой взгляд возвращается к картине, в то время как тишина продолжает растягиваться между нами, становясь все тяжелее от невыраженных чувств, пока я пытаюсь подобрать слова, чтобы дать ей понять, что значит для меня этот портрет и она сама. Такие, которые сполна выразят мое восхищение не только ее мастерством, но и искусностью ее сердца и души.

Какие-то слова приходят на ум, но они не выражают мое настоящее отношение к ней и ее работе в полной мере. Я презираю то, как с каждой секундой, с каждым ударом сердца чувствую, что ее начинает охватывать страх, ее взгляд мечется между картиной и мной. Краем глаза я замечаю, как меняется выражение ее лица.

Наши взгляды встречаются как раз в тот момент, когда ею полностью овладевает страх, отражаясь в глубине ее бездонных глаз, и в эту же секунду я понимаю, что снова ненарочно ранил ее.

Мое сердце бешено колотится в груди.

Я не знаю, что сказать и как выразить свои эмоции от картины. Вместо этого я резко разворачиваюсь и вылетаю из комнаты, не промолвив ни слова.

Тишина и пустота – единственные мои спутники, и они держат мое сердце в узде. Только благодаря им мне удается сбежать от этой смертной и от тех чувств, которые она вызывает во мне.

С каждым шагом я все быстрее отдаляюсь от картины и от девушки. В груди бешено стучит сердце, а в голове проносится миллион лихорадочных мыслей.

Этого не должно было произойти. Не со мной, и уж точно не с этой смертной.

Я всегда знал, что Судьба жестока, но это…

Это совершенно новая степень пытки.

И все же часть меня задается вопросом, знает ли вообще Судьба, что эта девушка здесь, ведь я абсолютно не ожидал ее прихода. Или, возможно, это как раз Судьба послала ее?

Как бы я ни старался вразумить себя, как бы ни старался объяснить себе эту девушку и эти чувства…

Я не могу.

Не имеет значения, что она смертная, которой я сам пообещал даровать смерть, мое сердце больше не хочет прислушиваться к голосу разума.

Оно больше не может бороться, оно хочет биться в одном ритме с ее сердцем.

Хейзел

Еле сдерживая слезы, я смотрю на пустое место, где всего несколько мгновений назад стоял Смерть.

Мое сердце замирает, пока я пытаюсь понять, что сделала не так. Его оскорбила моя картина? Ведь я всего лишь хотела отразить в этом портрете его истинную сущность.

Я снова поворачиваюсь, чтобы посмотреть на свою работу, внезапно засомневавшись в себе. Я была уверена, что это моя лучшая работа, но, похоже, я ошибалась.

Или, может, его обидело не то, как я его нарисовала, а то, что я в принципе это сделала. В конце концов, я же простая смертная, а он… совершенно нет. Стыдно, что эта мысль только сейчас пришла мне в голову. И почему я раньше об этом не подумала?

В любом случае нужно как-то исправить эту ситуацию.

Мое сердце уходит в пятки, а внутри все скручивается в узел, когда я спешу за ним. Вылетев из студии, я едва успеваю заметить, как его развевающаяся мантия исчезает за углом.

Волочась за обволакивающими его тенями, которые с каждой секундой все быстрее отдаляются от меня, я делаю глубокий вдох, подбираю подол юбки в руки и ускоряю шаг. Мои ботинки стучат по мраморному полу залов, когда я мчусь, пытаясь догнать Смерть.

Я должна все исправить и залатать ту брешь, которую создала в наших отношениях, прежде чем он снова исчезнет.

Он движется невероятно быстро, словно со скоростью света, стремясь увеличить расстояние между нами и катастрофой, которую я вызвала. Моим легким уже не хватает воздуха, но я продолжаю бежать за ним.

Я несколько раз теряю его из виду, вглядываясь в темные, пустые залы в поисках любого признака его присутствия. Но в последние секунды мне удается ловить движение или особенно темную тень, которые снова указывают мне правильное направление.

По крайней мере, я надеюсь, что оно правильное.

Можно сказать, я все это время просто гонюсь за тенями. Когда наконец моя погоня подходит к концу, я внезапно обнаруживаю, что стою перед залом, которого никогда раньше не видела. Он настолько хорошо скрыт в тени, что легко может сойти за часть стены.

Я продолжаю идти и погружаюсь в полную темноту, двигаясь сквозь клубящиеся тени, внезапно поглощающие меня и тонкие проблески света.

Вынужденная остановиться, я поднимаю руки. Держась одной рукой за стену, а другую вытянув перед собой, я продолжаю идти сквозь темноту.

Прямо как тогда в лесу, только сейчас я не боюсь, что в любой момент земля уйдет у меня из-под ног. Подумав об этом, я замедляю шаг и быстро отбрасываю эту мысль подальше.

Смерть обещал, что в этих стенах я останусь целой и невредимой, и пока что он хранит свое слово.

Держа в голове его обещание, я двигаюсь вперед. Так как я не вижу абсолютно ничего в этой кромешной тьме, мне приходится полагаться на небольшие подсказки. Шорох мантии, когда он заворачивает за угол, или стук каблука ботинка – единственные признаки того, что я двигаюсь в правильном направлении… пока я не заворачиваю за угол.

Остановившись, я не могу поверить своим глазам.

В дальнем конце коридора приоткрыта дверь, а изнутри льется мягкое свечение. Я тихо подбираюсь к двери и тут же заглядываю в комнату.

Внезапно до меня доходит, что это, должно быть, его личное крыло дворца, а эта комната… его спальня.

Мне нельзя здесь находиться. По всем канонам моральных норм и согласно элементарному этикету мне нужно покинуть это место, но я этого, конечно же, не делаю.

Я тихонько раскрываю дверь и делаю шаг внутрь.

Смерть стоит ко мне спиной, опираясь на балюстраду своего балкона на другом конце комнаты. Океан клубящегося тумана заполняет пространство позади него, смешиваясь с пластом ночных теней, кишащих вокруг.

Внутренний голос пытается убедить меня, что нужно немедленно уйти. Ясно, что он хочет побыть один, что он не хочет меня видеть.

Но, конечно же, я не прислушиваюсь.

Я продолжаю наблюдать за ним со своего места у самой двери, когда он поднимает руку, чтобы снять маску в виде черепа со своего лица. Я зажимаю рот ладонью, чтобы не издать ни вздоха, ни звука, когда он кладет эту маску на балюстраду, по-прежнему стоя ко мне спиной.

Сняв маску, он проводит рукой по волосам, откидывает тяжелый капюшон, позволяя угольно-черным прядям беспорядочными волнами ниспадать до воротника.

Мое сердце замирает, пока я продолжаю смотреть; лишь секунду спустя я осознаю, что приблизилась к нему на два шага, движимая любопытством и беспокойством. Мне не нужно видеть его лицо, я и так понимаю, что все, что я сделала, обижает его и давит тяжелым грузом.

Плечи Смерти напрягаются, когда он хватается за балюстраду. Он опускает голову с глубоким вздохом, и его темные волосы падают вперед шелковистым занавесом.

Мое сердце разбивается на миллион кусочков. Мне тошно от одной лишь мысли о том, что я причинила ему столько страданий.

Могу ли я хоть что-то в этой жизни сделать правильно, или я постоянно буду обузой для всех, кто меня окружает? Может, оно и к лучшему, что моя жизнь скоро оборвется.

В этот момент я понимаю, что, сама того не осознавая, подошла к нему еще ближе, поэтому тут же останавливаюсь.

– Смерть? – стараюсь произнести это как можно мягче, чтобы не напугать его.

Он на мгновение застывает, а затем медленно выпрямляется и начинает поворачиваться ко мне.

В ожидании мое сердце бешено колотится, но тут Смерть вдруг вспоминает, что на нем нет маски. Потянувшись за ней, он обхватывает ее своими пальцами в перчатках и снова подносит к лицу.

– Подожди, – говорю я, слова вылетают из меня прежде, чем я успеваю остановиться. – Пожалуйста, позволь мне увидеть твое лицо.

Он замирает, его рука все еще прижимает к лицу маску. На мгновение мне кажется, что он удовлетворит мою просьбу… но затем он снова напрягается и одним быстрым движением надевает маску на себя.