Здесь нет дворян, прогуливающихся по залам рука об руку и сплетничающих о чем-то, или слуг, снующих по разным дворцовым делам. Здесь не слышно ни смеха, ни музыки, ни чьих-либо голосов.

Ничего, только эхо наших собственных шагов.

Почему-то эта мертвая тишина нервирует меня сильнее, чем клубящаяся тьма, что повсюду следует за нами, обвиваясь вокруг колонн и расползаясь по стенам и всем поверхностям, куда бы мы ни пошли.

Наконец, тишина становится для меня невыносимой.

– Твой дом действительно невероятный, – говорю я, не в силах больше держать рот на замке, – но он выглядит дико… мертвым.

Я тут же съеживаюсь от своего выбора слов. Я имела в виду «тихо», поэтому мысленно ругаю себя за то, что сорвалось с языка.

Хозяин фыркает на это, но даже не смотрит в мою сторону, его глаза устремлены вперед, в холл.

В моей голове бушует поток мыслей. Пытаюсь придумать способ все исправить, а потом решаю, что, возможно, шутка как-то поднимет настроение и задаст тон разговора.

– Но, думаю, теперь, пока я здесь, я смогу вдохнуть в это место немного жизни, – говорю я, издавая слабый смешок.

– Мне нравится все как есть, я не хотел бы ничего менять.

– А, хорошо, конечно.

Мои щеки начинают гореть от смущения, когда я осознаю, что, наверное, теперь просто-напросто обидела его. Снова. Тихо вздохнув, я изо всех сил стараюсь избавиться от этого чувства. Это ведь не должно сыграть большой роли, учитывая, что я пробуду здесь всего несколько недель, а затем обменяю свою жизнь на жизнь отца.

В это время Торговец ведет меня вверх по широкой лестнице и далее вдоль по коридору.

Чем дольше мы идем, тем больше я задаюсь вопросом, не собирается ли он упрятать меня до завершения нашей сделки, заперев в какой-нибудь комнате. От этой мысли у меня внутри все сжимается.

Я украдкой бросаю на него еще один взгляд, отмечая напряженность его плеч и решительность его шага.

Он одет во все черное, под слоями ткани не проглядывается ни сантиметра его кожи, хотя фигура его, конечно, впечатляет своей внушительностью.

И его маска. Очевидно, когда-то это было черепом некоего несчастного существа, какого я никогда не видела, поэтому даже и не предполагаю, кому он может принадлежать.

Что он скрывает под этой маской?

Возможно, он и не человек вовсе, а чудовище. Но, даже если и так, это не имеет никакого значения. Единственное, что важно и имеет значение, – это то, что он известен как Торговец и что он выполняет свою часть сделки.

Насколько я понимаю, он состоит из теней, поэтому я не удивлюсь, если под маской у него вовсе нет лица.

От этой мысли я задумчиво сдвигаю брови: чем сильнее я пытаюсь подавить свое воображение, тем больше оно разыгрывается.

– Это будет твоя комната, – говорит Торговец, и его голос, проникая сквозь мои мысли, вдруг окатывает и пугает меня, отчего я чуть не врезаюсь прямо в него.

Вернувшись обратно в реальность, я понимаю, что была настолько поглощена своим воображением, что не заметила, как Торговец замедлил шаг.

Нервно отступив назад, я обхожу его, чтобы заглянуть в обычную спальню. Как и во всем остальном дворце, здесь темно и холодно, однако не совсем пусто. В дальнем конце комнаты висят длинные шторы в пол, за которыми, как я догадываюсь, скрываются окна.

Вдоль одной из стен расположена большая кровать, а также диванчик, шкаф для одежды и маленький столик. Каждый из предметов мебели изготовлен из того же черного материала – все выполнено мастерски, с иголочки, но все равно в них нет ощущения… жизни.

Неконтролируемая дрожь пробегает у меня по спине, и я быстро обхватываю себя руками, пытаясь тут же побороть ее, но Торговец уже успевает заметить.

Не говоря ни слова, он входит в комнату, и я наблюдаю, как он направляется к камину.

Он приседает, и я понимаю, что он хочет разжечь для меня огонь. Я делаю шаг вперед, чтобы заверить, что и сама могу это сделать, мне не привыкать к этой задаче, но прежде, чем я успеваю открыть рот, в камине уже со всей силой разгорается пламя.

Торговец, вздрогнув, тут же отступает от него, словно обожженный жаром.

– Спасибо, – говорю я, входя в комнату и принимаясь осматривать все вокруг, прежде чем снова обратить свое внимание к Торговцу.

Он просто смотрит на меня, но мои щеки от этого пристального взгляда тут же вспыхивают пожаром. Мы стоим молча, и я, нервно переминаясь с ноги на ногу, гадаю, стоит ли мне сказать что-нибудь еще. Я редко бываю гостьей в чьем-либо доме.

А пленницей и то реже.

Можно ли его просить о чем-то? Это, наверное, будет грубо с моей стороны, но, честно говоря, мне не помешало бы принять ванну и переодеться в свежую одежду.

Прежде чем я успеваю решить, просить его об этом или нет, он внезапно прочищает горло.

– Увидимся утром за завтраком, – говорит он, кивает один раз и направляется к двери.

Он уходит прежде, чем у меня появляется шанс ответить. Дверь за ним мягко закрывается, и последняя из его теней проскальзывает под ней.

Я долго смотрю ему вслед, а затем придвигаюсь ближе к камину. Как и в той комнате, что внизу, огонь жарит не сильно, но достаточно, чтобы хоть как-то бороться с холодом, который окутывает меня со всех сторон.

Интересно, чем завтракают в таком месте?

От этой мысли у меня начинает урчать в животе, и я нахожу утешение в своем воображении, представляя все возможные варианты завтрака.

Повернувшись спиной к камину, я еще раз оглядываю комнату, прежде чем подойти к тяжелым шторам и отдернуть одну из них. Моему взору предстает массивное окно, от которого расходятся порывы еще более ледяного воздуха. Выдерживая эти ледяные потоки, я вглядываюсь за стекло и сквозь клубы густого тумана пытаюсь рассмотреть хоть что-нибудь, чтобы понять, находимся ли мы еще в лесу или уже где-то совсем в другом месте, но кромешная темнота скрывает весь вид, не давая возможности ничего разглядеть.

Задернув занавеску обратно, я подавляю зевоту и перевожу внимание на кровать. Сняв свои заляпанные грязью ботинки, я раздеваюсь до нижнего белья, а затем останавливаюсь. Нижний край моей сорочки испачкался, видимо, когда я блуждала по лесу, но мне не во что переодеться… а в таком странном месте, как это, последнее, что мне хочется, – это быть застигнутой врасплох голышом.

Кровать просто огромного размера, я никогда не видела таких больших – наверное, она специально предназначена для таких высоких существ, как хозяин этого дома. Я долго смотрю на нее, боясь испачкать ее своей грязной кожей и одеждой, но мне ужасно хочется прилечь.

Она буквально зовет меня, маня своими гладкими темными простынями и мягкими подушками.

Но потом до меня вдруг доходит, как же глупо в такой момент думать о том, запачкаю я или не запачкаю какие-то простыни. У меня и так мало времени, так что нельзя тратить его впустую на подобные нелепые переживания.

Будучи удовлетворенной своими мыслями, я ныряю в уютную постель, натягиваю одеяло до самого подбородка и облегченно вздыхаю, ощущая, как мягкий шелк постельного белья стелется по коже.

Хейзел

Со стоном открываю глаза и понимаю, что холодно настолько, что замерзли, кажется, даже кости. Усевшись, я протираю глаза и замечаю, что огонь почти погас.

Еще какое-то мгновение я не могу сообразить, где нахожусь, и, лишь полностью очнувшись ото сна, наконец начинаю восстанавливать в памяти произошедшее. Волна воспоминаний накатывает на меня в холодном порыве, отчего у меня тут же перехватывает дыхание. Все-таки это был не сон.

Оглядев комнату, я осознаю, что в ней почти кромешная тьма и лишь сквозь небольшую щель в занавесках просачивается тоненькая полоска мягкого серого света. Я смотрю на нее, удивляясь, что здесь вообще есть хоть какой-то свет, учитывая, что прошлой ночью абсолютно все пространство заполняли ночные тени.

Я потягиваюсь, желая выглянуть в окно, но тут же скатываюсь с дивана. Верно, в кровати я продержалась всего две минуты – холод был настолько пронизывающим, что я просто не смогла заснуть вдалеке от огня. Поэтому я стянула с кровати постельное, подтащила диванчик настолько близко к камину, насколько могла, застелила его и легла.