Только Киприан оглядывается, и наши взгляды встречаются на долю секунды. Он странно смотрит на меня, как-то душевно и по-доброму; к такому его взгляду я абсолютно не привыкла.

Меня съедает тревожный интерес. Неужели он только сейчас понял, что я женщина и что его брат не терял времени зря и осознал это с момента нашей первой встречи? Он спас меня от Амадея, потому что ему правда не все равно и он действительно заботится обо мне, или он сделал это просто потому, что не мог стоять и наблюдать за всем со стороны?

Как только они скрываются из виду, я отстраняюсь, наконец, от забора и, зашипев от боли, смотрю на ладонь.

Из нее торчит деревянная заноза, и на этом месте уже проступила капелька крови. Все еще дрожа от страха после пережитого, я вытаскиваю занозу из руки, а затем потираю ноющую от боли поясницу.

К сожалению, на счет одного-то Киприан был прав. Мне лучше и правда поторопиться вернуться и закончить завтрак, пока у меня не прибавилось еще больше синяков и ссадин на теле. Тем не менее я останавливаюсь всего на мгновение, чтобы оглянуться и снова посмотреть на дорогу.

Отец уехал давным-давно, но я все еще надеюсь, что мне дадут какой-нибудь знак свыше; так я пойму, что с ним все будет в порядке… Что он вернется вовремя.

Но, видимо, зря я таю какие-то надежды. Никаких знаков я не вижу, вместо этого я лишь снова остаюсь одна – наедине с пустой дорогой. Тяжело вздохнув, я направляюсь к дому.

Пора бы уже давно понять: надеяться на то, что небеса услышат мои мольбы, абсолютно бессмысленно.

Хейзел

Дни тянутся бесконечной чередой, пока я жду возвращения отца.

Синяки на моей спине от ударов розгами, которые я получила в первую ночь после его отъезда, еще не зажили до конца. Мачеха всегда умела делать так ловко, чтобы следы наказаний никогда нельзя было увидеть так просто.

Я морщусь от боли, пока несу воду из колодца у подножия холма, чтобы наполнить ванну для Мерельды. Просто еще одно задание из ее, кажется, абсолютно бесконечного списка поручений, который она выдумала, чтобы я ни на минуту не могла присесть в течение дня. И не дай бог мне все же потратить эту минуту на то, чтобы хоть немного перевести дыхание. Она тут же принимается ходить за мной по пятам, причитая про мою лень и давая еще множество поручений, которые я должна закончить, прежде чем пойти спать.

После инцидента на кухне Мерельда, похоже, стала одержима идеей сделать мою жизнь сущим адом. Чтобы я чувствовала себя настолько жалко и никчемно, насколько это возможно. И у меня нет другого выбора, кроме как молча заниматься домашними делами, молясь о скорейшем возвращении отца… или о чем-нибудь еще – о чем угодно, лишь бы отвлечься от ее нотаций.

Изнеможенная, я еле-еле доползаю до кровати. И с каждым днем это происходит все позже и позже. И дело не только в работе по дому, но и в том, что Амадей своими действиями ясно дал мне понять: он не намерен оставить меня в покое. Он намеревается и дальше поджидать меня и нагло домогаться.

Но я не допущу этого, как бы ни уставала.

Избегание его стало стабильной рутиной моего дня, и я часто ловлю себя на мысли, что теперь нервничаю каждый раз, выглядывая, как мышь, из-за углов и прячась в тени в том самом доме, который когда-то был моим надежным убежищем. К счастью, самодельный запор, который мне удалось приделать на дверь в своей комнате, обеспечивает какую-то безопасность хотя бы ночью.

Просыпаясь утром и думая о предстоящем дне, я чувствую неимоверную тяжесть в веках. С каждым разом становится все труднее и труднее вытаскивать себя из постели.

Занимаясь своими утренними обязанностями, я делаю все возможное, чтобы слиться со стенами дома. Как бы было хорошо, если бы все забыли о моем существовании! Но это кажется последним, что может произойти с Мерельдой и Амадеем.

Киприан же, напротив, похоже, наслаждается тем, что все внимание сконцентрировано на мне, в то время как он может делать, что хочет. Последний раз я видела его мельком в то утро, когда уехал отец; он позавтракал и ушел. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он возвращался домой, и это удручает Мерельду. Я уже привыкла, что ее колкие и грубые замечания обычно обращены исключительно ко мне, но сейчас, когда она суетливо расхаживает по комнате, переживая за младшего сына, недовольные слова направлены не на меня, а на него.

Только когда размеренный стук ее каблучков по деревянному полу прекращается, я отрываюсь от своих мыслей. Внезапная тишина начинает давить на уши.

– Киприан, дорогой, это ты? – восклицает Мерельда, теребя кольцо на руке и вглядываясь в парадный вход.

Мне становится не по себе; я медленно поднимаюсь с пола, который последние несколько часов драила не покладая рук. Наступает долгая пауза, прежде чем в поле моего зрения появляется Киприан, выглядящий гораздо потрепаннее, чем обычно.

Он мельком смотрит на меня, а затем мгновенно отводит взгляд. С того утра он делает так каждый раз, когда возвращается домой.

Собрав щетки и тряпки, я бесшумно пробираюсь через всю комнату, стремясь как можно быстрее оставить их наедине.

Клянусь, я чувствую на себе его взгляд, даже когда сама продолжаю смотреть в пол.

– Где, черт возьми, ты был? – сухо спрашивает Мерельда.

Я останавливаюсь в том месте, где уже не попадаю в поле зрения Мерельды, и жду, пока Киприан ответит. Осмелившись посмотреть на него, я замечаю, что он наблюдает за мной, даже не удостоив взглядом свою мать.

Сердце начинает колотиться как сумасшедшее, и я снова быстро опускаю глаза в пол.

– Киприан, ответь мне немедленно!

И снова он ничего не говорит, просто разворачивается и исчезает в коридоре. Мерельда спешит к двери, успевая лишь кинуть взгляд ему вслед.

Я вижу, как она закусывает нижнюю губу. В следующую же секунду мы обе вздрагиваем от хлопка двери его спальни. Предельно ясно, где Киприан был и где скоро снова окажется.

Он переоденется, оставив порванную и окровавленную одежду на кровати, – и снова исчезнет. Если ей повезет, он может заглянуть ненадолго на кухню, чтобы перекусить чем-нибудь, но это очень маловероятно.

– Ох уж этот мальчишка, – бормочет Мерельда себе под нос, потом замечает меня. Она недовольно прищуривается и вдруг рявкает: – Эй ты, девица! Бегом займись его одеждой. Чтобы к утру уже была постирана и заштопана. И поесть ему что-нибудь принеси, да побыстрее.

Проглотив любой ответ, который можно было дать на этот приказ, я просто киваю головой.

– И не расслабляйся, полы все еще тебя ждут. Спать не ляжешь, пока не будут сиять чистотой. Еще в курятнике надо убраться, и в кладовой: там, похоже, завелись муравьи. О, а на ужин я хочу пирог с курицей.

Услышав это, я прикусываю язык. Если я сейчас ей скажу, что у нас осталось всего несколько кур, это точно приведет ее в ярость. Она наблюдает за мной еще секунду, а затем удаляется в комнату дальше по коридору, наконец-то оставляя меня наедине с делами.

Я прислушиваюсь в ожидании звука закрывающегося дверного замка и, когда он наконец раздается, расплываюсь в легкой улыбке. Этот звук значит только одно: она пробудет там несколько часов, а может быть, и весь день.

Такие дни мне нравятся больше всего. Амадей пропадает из дома, Мерельда хоть на мгновение перестает следить за каждым моим шагом, а я наконец остаюсь одна и спокойно работаю.

Разложив чистящие средства на кухне и помыв руки, я накладываю в небольшую тарелку остатки ужина и наливаю стакан воды. Приготовив все, я со страхом задумываюсь о следующей части задания Мерельды.

Не буду отдавать это прямо в руки Киприану, а просто оставлю за дверью, точно.

Удовлетворенная своим планом, я тихо поднимаюсь наверх.

Останавливаясь у двери Киприана, я нахмуриваюсь, так как слышу странный звук изнутри.

Я уже открываю рот, чтобы сказать что-нибудь, но передумываю и вместо этого наклоняюсь поставить тарелку с едой на пол.