Стоит ли удивляться, что воротилы Сити стали задавать Адмиралтейству простой, в сущности, вопрос: «Любезные лорды, а какого, собственно, дьявола происходит? И почему, позвольте полюбопытствовать, Британия вместо того, чтобы править морями, терпит убытки»?

Нужно было срочно принимать меры, но тут выяснилось, что все самые лучшие корабли отправились на Черное море в составе эскадры адмирала Джеймса Дандаса. Те, что похуже, присоединились к экспедиционным силам Чарльза Нэйпира. Ну а то, что осталось в метрополии, годилось в лучшем случае на роль брандвахт. Нет, если бы русские оказались столь безрассудны, чтобы напасть на берега старой доброй Англии, их, несомненно, встретил бы горячий прием. Но вот гоняться за ними по просторам Атлантического океана было просто некому. Ну, почти.

Все эти неприятности до того подкосили и без того слабое здоровье первого лорда сэра Хайда Паркера, что он в самом скором времени скончался [3], так и не решив вопрос. Его преемник сэр Морис Баркли так же далеко не сразу смог выслать на поимки дерзкого русского очень ограниченные силы.

К тому же Шестаков, прекрасно понимавший возможности своего корабля и собранного с бору по сосенке экипажа, отнюдь не стремился к бою. Постоянно крейсируя, он появлялся то тут, то там. Захватывал один приз за другим, после чего либо топил его, либо, если добыча оказывалась достаточно велика, отправлял его вместе с призовой командой в Штаты.

Единственным исключением стала горячая схватка с «Мери Роуз» — барком из Галифакса, зафрахтованным правительством его величества для перевозки батальона «Королевского стрелкового полка» на театр военных действий. Со стороны судно выглядело ничем непримечательным парусником, и потому русские моряки без колебаний решили его атаковать.

Приблизившись к барку вплотную, Шестаков приказал дать выстрел поперек курса. Обычно этого было достаточно для остановки, но на сей раз нашла коса на камень. Английский капитан дал команду прибавить парусов и попытался оторваться от преследователя. После нескольких часов гонки им почти удалось уйти, но тут, как назло, начал стихать ветер. Немного отставший русский крейсер тем временем развёл пары и опустил винт, после чего вновь подошел к «Мери Роуз».

Очередное ядро просвистело в опасной близости от форштевня, недвусмысленно намекая, что русское терпение подходит к концу. Однако, как выяснилось, англичане так же не теряли даром времени. Вытащив из трюма несколько легких пушек, они прорубили для них порты и в ответ на предложение сдаться открыли огонь. Более того, палубу и надстройки барка буквально усеяли солдаты в темно-зеленой форме с винтовками и, как только русский корвет попробовал приблизиться, дали дружный залп.

— Что за черт? — выругался никак не ожидавший такого отчаянного сопротивления Шестаков. — И почему они в зеленых мундирах, а не в красных?

— Это королевские стрелки, сэр! — скривился как от зубной боли Патрик О’Доннелл — бывший штурман «Аризоны», оставшийся служить на судне после смены хозяина. — С вашего позволения, те еще ублюдки!

Как и все ирландцы, О’Доннелл недолюбливал англичан и с восторгом присоединился к каперам.

— Что он говорит? — осведомился прапорщик барон Карл фон Таубе из остзейских немцев, командовавший артиллеристами. Как и всякий культурный человек своего круга и положения, прекрасно говоривший на немецком и французском, но абсолютно не знавший английского.

Свистнувшая в этот момент пуля снесла с его головы фуражку, едва не содрав при этом скальп. Хлынула кровь. Со стороны казалось, что юному барону снесло, по меньшей мере, полчерепа. Хотя на самом деле все обстояло не так плохо.

— Воля ваша, — лицо Шестакова закаменело. — Огонь!

Только и ждавшие этой команды канониры принялись палить из всех пушек, и скоро красотке «Мери Роуз» пришлось туго. Для начала русские артиллеристы прошлись по ней картечью, которая буквально смела слишком уж осмелевших вражеских стрелков. Потом пришло время ядер. Тяжелые чугунные шары один за другим крушили борта несчастного судна, затем снесли грот-мачту со все еще развивающимся «Юнион Джеком», пока, наконец, кто-то не стал размахивать привязанной к палке белой тряпке.

— Кажется, они сдаются? — спросил успевший получить помощь барон.

— Поздно! — осклабился в кровожадной усмешке штурман.

И действительно, получивший тяжелые повреждения барк начал крениться, а затем перевернулся и камнем пошел ко дну, увлекая за собой немногих уцелевших моряков и солдат.

— Спустить шлюпки! — распорядился командир, но, несмотря на все усилия, спасти удалось едва полтора десятка человек.

После такого дела Шестаков, чьим именем отныне английские мамаши могли смело пугать непослушных детей, более не задерживаясь в холодных северных водах, переключился на южное направление и прошелся частым гребнем по оживленным карибским судоходным маршрутам. Здесь также хватало «жирных» купцов, причем не только английских, но и французских. А мексиканские и луизианские торговцы весьма охотно скупали его добычу.

Первые недели непрерывного крейсерства остались позади. Добившись заметного роста выучки экипажа и убедившись в надежности и отменных мореходных качествах корабля, капитан задумался о дальнейших своих планах.

Шестаков не был самим собой, если бы не замахнулся на большее. Его не прельщала ни слава нового Моргана, ни щедрые призовые. Чувство долга и офицерская честь требовали оказать помощь своей стране, ведущую неравную схватку с врагом. А сделать это можно было только у Гибралтара, перехватывая военные транспорты, следующие в Черное море. А если уж совсем повезет, то прорваться в Средиземку и, используя благожелательный нейтралитет Сицилийского короля (большого поклонника Николая Первого) и союзнический статус Греческого королевства, хорошенько поохотиться на суда всех участников коалиции.

Тем временем Бромми действовал, возможно, не так эффектно, но не менее результативно. Как только закончилось снаряжение «Ганзы», адмирал вышел в море под флагом вольного города Бремена и задумался над дальнейшими действиями. С одной стороны, в Северном море, куда не ткни, везде были англичане. От обилия призов просто разгорались глаза. С другой, если подумать, эскадра сэра Нэйпира не так уж и далеко. Пока он занят имитацией бурной деятельности, блокируя Зунд, но что будет, когда придут известия о том, что в его тылу действует капер?

Принятое им решение оказалось простым и не лишенным изящества. Следующие две недели он провел, захватывая один за другим английские парусники, но при этом не торопился отправлять их в порт. Пленники переводились на «Ганзу», а приглядывать за трофеями поручалось нескольким морякам во главе с фенриками или даже унтерами. И только когда число захваченных судов приблизилось к десятку, он отвел их в порт, где, не торгуясь, продал их и содержимое трюмов местным негоциантам, после чего нагрузился углем и был таков.

Одна эта операция принесла ему больше, чем вся предыдущая служба, а ведь война только началась. Но теперь его семья в любом случае обеспечена, а он напоследок покажет британцам, как сильно они ошиблись, лишив его возможности служить своей стране…

Ор в британских газетах поднялся такой, что можно было оглохнуть. Либеральные издания в Германии вторили им, утверждая, что для настоящего немца позор служить русскому варвару Николаю. Зато консерваторы не скрывали своего удовлетворения от полученного островитянами щелчка по носу.

Тем временем Бромми, прекрасно понимавший, что больше не сможет приводить призы в родной порт, а прорваться к русским берегам ему не дадут, обошел Британские острова с Севера и оказался у берегов Ирландии. Теперь он снимал с захваченных кораблей экипажи и ценности, и тут же топил их, благодаря чему довольно долго оставался незамеченным. И лишь когда пленников становилось слишком много, передавал их на первое же встреченное нейтральное судно, после чего тут же менял место дислокации.