Оттуда сведения просочились сначала в Швецию и Данию, потом пришел черед Голландии с Бельгией, пока, наконец, поднятая волна не докатилась до берегов Сены и Туманного Альбиона. В парламенте грянул гром. Оппозиция требовала отдать Нейпира под суд. Французы, ничуть не стесняясь, глумились над своим союзником так, что потребовалось вмешательство Наполеона III, потребовавшего от своих газетчиков сбавить тон.

В России победа также вызвала всплеск патриотизма. Молодые люди бросали учебу и записывались на военную службу. Дамы и барышни из благородных семейств устраивали благотворительные вечера для сбора средств. Лотошники вовсю торговали картинками с изображением наших канонерок, захваченного у англичан фрегата, и, конечно же, портретом великого князя. То есть меня.

А война тем временем продолжалась. Не решившись связываться с Кронштадтом, Нейпир, не дожидаясь соединения с эскадрой Персиваля Дюшена, принялся разорять берега Финляндии, и новости об их «успехах» в Улеоборге и Брагестадте тут же вышли на первые страницы европейских газет.

Спешный отход британской эскадры от Кронштадта был многими воспринят как проявление малодушия. В том числе и английскими офицерами. Никто из них, в том числе и сам командующий, в тот момент даже не догадывался, что этот поспешный уход спас их от практически неминуемого разгрома. Напротив, многие не просто тихо роптали, но даже в открытую обвиняли своего адмирала в трусости, старческой немощи и даже измене. Впрочем, до открытого бунта дело пока не дошло.

Зато в Лондоне, особенно после получения известий из Европы, разразилась самая настоящая буря! Газетчики, не стесняясь, поливали заслуженного флотоводца помоями, крикуны в Гайд-парке требовали отдать его под суд и повесить. Того же мнения придерживались многие и в парламенте.

Узнай сэр Чарльз о развернутой против него кампании, он, вероятно, подал бы в отставку, но пока что командующему было не до того. Прекрасно понимая шаткость своего положения и цену неудачи, он решил дождаться союзников и обещанной ему морской пехоты, чтобы, увеличив свои силы, иметь возможность реабилитироваться.

А чтобы подчиненные ему люди не сидели без дела и не злословили на счет своего адмирала, он решил направить их энергию в более привычное для английского моряка русло. Иными словами, отправить их разорять и грабить практически беззащитное финское побережье. Нельзя сказать, что они не делали этого раньше. Первые налеты на финские порты случились еще в апреле. Но тогда британцы хотя бы пытались вести себя цивилизованно. То есть захватывали и уничтожали только казенное имущество, по возможности щадя при этом местных обывателей, их дома и промыслы. Без эксцессов, разумеется, не обходилось, но нельзя не признать, что в целом все проходило более или менее пристойно.

Но теперь, после болезненного щелчка по носу, «просвещенные мореплаватели» словно с цепи сорвались. Убийства, грабежи, повальное пьянство и насилие буквально захлестнули маленькие городки и рыбацкие деревушки. Если под присмотром старших офицеров моряки еще хоть как-то сдерживались, то стоило им удалиться на сколько-нибудь порядочное расстояние, низменные инстинкты брали верх. Ни возраст, ни пол, ни духовный сан не могли служить защитой от мародеров. Все, что можно было забрать и представляло собой хотя бы и ничтожную ценность, подвергалось безудержному разграблению, остальное ломалось, сжигалось или портилось.

Разумеется, местному населению все это понравиться не могло, и финны начали сопротивляться. В этом, конечно же, не было и не могло быть проявления русского патриотизма. В конце концов, Великое княжество Финляндское не так уж давно вошло в состав империи, да и жило достаточно обособленно, имея собственные конституцию, законы и сенат. Но местные жители умели ценить свою спокойную размеренную жизнь, заработанный тяжким трудом достаток и не желали терять его.

Терроризировать финские берега был отправлен так называемый «летучий отряд» контр-адмирала Джеймса Ханвея Пламриджа, состоявший из двух колесных 18-пушечных фрегатов 1-го класса «Леопард» и «Один» капитанов Гиффарда и Скота, одного 6-пушечного 2-го класса «Валчер» [1] капитана Фредерика Гласса и добавленного к ним после бесславной потери «Валориуса» шлюпа «Драйвер». Последний, несмотря на скромные размеры и относительную слабость вооружения, любопытен тем, что им командовал Артур Леопольд Педро Кокрейн — родной сын знаменитого в прошлом авантюриста и биржевого мошенника, а ныне полного адмирала, лорда и графа Дандональд — сэра Томаса Кокрейна.

Поначалу им сопутствовал успех. Безнаказанно опустошив Улеоборг и Брагестадт, английская эскадра разделилась на два отряда, по выходе из Улеоборга Пламридж на «Леопарде» с «Драйвером» пошел к северу; а пароходы «Валчер» и «Один», под начальством капитана Гласса, старшего в отряде, отправились на юг и в первых числах июня прибыли к Гамле-Карлебю. [2]

Никто из сколько-нибудь хорошо знавших лейтенанта Чарльза Артура Уайза людей не мог заподозрить в нем любителя французских приключенческих романов. А если кто-нибудь сказал, что тот специально выучился французскому языку, чтобы без помех предаваться своему увлечению, этого фантазера непременно подняли бы на смех. Уж больно сухим, желчным и непримиримо придирчивым к делам службы он был.

Дослужившись до должности старшего офицера парового фрегата «Валчер», мистер Уайлз искренне полагал, что главная цель его жизни, можно даже сказать, миссия, состоит в том, чтобы сделать бытие своих подчиненных совершенно невыносимым. Любое, пусть даже самое малое нарушение порядка не могло остаться безнаказанным, если о нем узнавал «чиф» [3]. Никакой снисходительности к провинившимся, даже если это четырнадцатилетний юнга, чаще именовавшийся «пороховой обезьянкой».

С другой стороны, корабль, на котором он волею судьбы и выслуженного ценза стал первым лейтенантом, имел репутацию образцового. За что его ценил, хотя и старался этого не показывать, командир фрегата капитан Гласс.

А ведь когда-то Чарльз был милым и романтичным юношей, мечтавшим о дальних странах и путешествиях, опасных приключениях и большой любви. И лишь оставшись наедине с книгой, он позволял себе расслабиться и вспомнить о былых иллюзиях. Воображая себя сэром Френсисом Дрейком, Чайлд Гарольдом или даже героем недавно опубликованного романа Дюма-отца [4] — графом Монте-Кристо. Могущественным, загадочным и… несчастным!

Придя к выводу о несомненном сходстве с литературным героем, Уайз мог расчувствоваться и позволить себе полпинты шотландского виски, после чего садился за непонятно как попавший к ним в кают-компанию рояль и начинал, терзая клавиши и слух сослуживцев, музицировать, иногда подпевая себе фальшивым голосом.

И горе тому несчастному, кто посмеет помешать или хуже того усомниться в таланте «чифа»! Уж он найдет, к чему придраться, и устроит такой разнос, что негодяй и думать забудет о какой-либо критике своего непосредственного начальника.

Такое, впрочем, случалось нечасто. В обычное же время Уайлз являл собой пример образцового офицера и джентльмена, все свои силы отдававшего службе. Надо сказать, что начавшаяся война с восточными варварами обрадовала первого лейтенанта. Во-первых, потому что появлялся шанс отличиться, получить чин коммандера [5] и занять, наконец, вожделенное и давно полагавшееся ему по выслуге лет место капитана.

Во-вторых, где война, там и призовые деньги, что для лишенного иных перспектив третьего сына обычного сквайра совсем не маловажно! В-третьих, не будем забывать, что в глубине души наш герой оставался романтиком! Одно дело читать о чужих приключениях в книгах, но совсем другое стать непосредственным участником исторических событий.

И не просто участником, а тем, от кого зависит жизнь и смерть. Тем, кто отдает приказы, перед кем заискивают толстобрюхие негоцианты и шкиперы торговых судов, имевшие неосторожность попасться английским морякам. Ему нравилось смотреть, как они лебезят и пресмыкаются перед теми, кого в обычной жизни не удостоили бы ответным поклоном.