— Под козырек не брал? — ядовито осведомилась Катя, но муж, увлеченный приятными воспоминаниями, сарказма не заметил.

— Нет, — покачал он головой. — Об этом не подумал. Жаль.

— Тебе как будто доставляет удовольствие унижать людей, — она задумчиво теребила салфетку.

Он пожал плечами.

— Просто, знаешь, — он замялся, — приятно было, что я могу именно его, своего школьного друга, на целый день…

— Причем только тех, — она словно не слышала его слов, — которые не могут тебе ответить.

Катя с интересом посмотрела на Артема. У них, у этих сильных мира сего, вдобавок ко всему, еще и масса комплексов. Да они несчастные люди! Постоянно вынуждены доказывать, что они самые крутые…

— Ты не знаешь, через что я прошел, — сказал муж с мрачной гордостью. — Как ползал на карачках, как дерьмо хавал, как трудно поднимался и как меня снова сталкивали вниз. Но я все равно встал на ноги. Я сам сделал себя тем, кто я теперь есть. И я никогда не сдавался. Никогда! — Он ткнул пальцем в ее сторону. — Даже когда жрать было нечего и дружки поджидали на улице, чтобы поучить меня жизни. Зато сейчас у меня есть все, — он откинулся на спинку стула с самодовольной миной. — Но день, когда я заработал свои первые сто баксов, буду помнить всегда, — он сделал многозначительную паузу и затем отчетливо произнес: — Семнадцатое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Так-то.

Катя рассеянно улыбнулась, кивнула. Выпила вина. Она производила впечатление человека, утомленного проведенным днем. Лениво переставляла руки, с томной грациозностью резала мясо и маленькими кусочками отправляла его в рот, задумчиво жевала, немного наклонив голову вправо. Ничто не говорило о том, что она не только внимательно слушает своего супруга, но и запоминает каждое его слово.

Пришла очередь кофе и десерт. Катя поковыряла ложкой мороженое. Артем крикнул официанту, чтобы тот принес коньяк. Когда перед ними появились пузатые рюмки с янтарной жидкостью, снова серьезно заговорил.

— Катерина, — сказал он. — Давай махнем за нас с тобой. Чтобы не было больше ссор. Если, конечно, ты чего не выкинешь, — все же решил нужным добавить он.

Катя молча пригубила коньяк, Артем выпил залпом, как водку.

— Теперь домой.

Он расплатился, не посмотрев в счет и как всегда бросив на стол щедрые чаевые, встал. Дожидаться, когда Катя закончит десерт, по обыкновению, не стал и, не оглядываясь, пошел к выходу. Она спокойно поднялась и направилась за ним следом. Раньше бесконечно раздражала его манера, сегодня же вечером ей было наплевать и на это.

Дома Артем долго раздумывать не стал. Он несправедливо считал, что отношения с женщинами проще всего улаживать в постели. Необычная смиренность обычно своенравной жены умиляла и возбуждала его. Это давало ему ощущение власти и победы. У Артема даже промелькнула в голове странная ассоциация — он подумал, что так должен чувствовать мужчина, который только что объездил горячую лошадь. И странное послушание Кати нисколько не насторожило его, скорее обрадовало.

Кончив, он не пошел в ванную. Ссылаясь на усталость, накрылся одеялом и скоро заснул. Катя, напротив, тщательно вымылась. Выйдя из ванной, долго стояла, смотрела на спящего мужа, испытывая редкое и пугающее умиротворение.

Убедившись, что Артем спит крепко, она спокойно прошла в его кабинет, сняла со стены картину и хладнокровно набрала число: 17486. Дверца тихо открылась. Взяв несколько толстых пачек, Катя аккуратно закрыла сейф, повесила картину обратно, осмотрелась. Все было в порядке — на этот раз никаких следов.

Она вернулась в спальню и спрятала деньги в комоде, в своем белье. Пускай до завтра полежат здесь, а там видно будет.

Артем громко всхрапнул, заворочался. Катя обернулась и долго пристально смотрела на его нелюбимое лицо, с холодной бездушной ясностью принимая тот факт, что этой ночью она спокойно могла бы убить человека.

Лиза молча наблюдала, как Катя с излишней небрежностью достает из сумочки сверток — самый обычный, в газетной бумаге, туго перехваченный резинками.

— Вот это, — Катя положила сверток на стол. — На несколько дней.

— Мне, конечно, не стоит спрашивать, что там, — сказала Лиза и взвесила сверток на ладони. — Не тяжелый.

— Потом, потом все объясню, — гостья встала. — Очень выручишь, если спрячешь это на время.

— Хочется верить, — Лиза тоже поднялась, — что ни в какую историю ты не влипла.

Катя старательно-беззаботно рассмеялась.

— Не бойся, никакого криминала. — И тем же тоном: — Тебя подбросить куда-нибудь? Машина внизу ждет.

— Спасибо, нет. Мне позже выходить.

— Тогда счастливо оставаться.

— Пока.

Лиза закрыла за ней дверь, и озабоченность, которую она скрывала, тенью наползла на лицо. Сразу, как только Катя позвонила ни свет ни заря, Лиза почуяла неладное. Слишком уж деланно-спокойным был голос сестры, в котором то и дело пробивалась взбудораженность. А цена ее душевных подъемов была хорошо известна.

И такая странная просьба! Подержать у себя невзрачный сверток, тщательно завернутый в газету. Надеюсь, там не наркотики и не деньги. И не оружие.

Лиза подошла к столу, снова взвесила на руке упакованную тайну, словно пытаясь узнать, сколько весит оставленная ей на попечение опасность. Получалось, что немного, — но это не успокаивало. Окинула взглядом комнату. Ни одного потайного местечка. Да и что скрывать от себя самой? Потрогала корешки книг на полках и решила пойти давно испытанным путем: сунула сверток за книги. Отошла, посмотрела, не заметно ли. Получилось заметно — тома, которым поручили охрану чужой собственности, стали немного выпирать вперед. Лиза подравняла под них остальных постояльцев полки. Снова посмотрела, стало значительно лучше.

И засела за работу: к завтрашнему дню было необходимо добить диплом одного из ее студентов, Гены Юрского. У парня получилась научная болтовня о Петровской эпохе. Лиза была немного разочарована этой работой, она ожидала от Юрского большего. То ли весна ослабила силу его мысли, то ли влюбленность, которую провоцирует все та же весна, но вышло скучно и банально. И кто только придумал защищать дипломы в самое прекрасное время — время цветущих деревьев и одуряющих запахов, когда надо целоваться, или гулять, или песни петь под балконом, но уж никак не сидеть за книжками…

Лиза распахнула окно, и в комнату влетел веселый детский гам, пахнуло свежестью и легким ароматом, который присущ только белым цветам.

А что чувствовала перед защитой я? Только ответственность перед темой. Перед собой. Никаких романтических приключений. Вот они и прошли мимо. Синий чулок, одно слово.

Лиза с тоской взглянула на раскрытые страницы, которые сейчас трепал обрадованный ветер. Как можно работать в такую погоду?

Обошла стол, стараясь не смотреть на диплом Юрского, придумывая на ходу, чем бы себя занять, и неожиданно вспомнила, что так и не позвонила юристу, рекомендованному ей Алексеем Григорьевичем.

Бормоча под нос: «Куда же я подевала эту бумажку», принялась рыться в сумке. Но в тот момент, когда рука уже доставала клочок со старательно выведенной фамилией, зазвонил телефон. Лиза положила сумку и сняла трубку. Звонила мама.

После обычного обмена вопросами о работе и здоровье мама осторожно сказала:

— Я вот что хотела тебе сообщить. Собиралась еще вчера, да вылетело из головы. Тут на днях разыскивал тебя один человек… — Она сделала значительную паузу.

— Кто?

— Не назвался, к сожалению. Сказал только, что ему срочно нужна консультация по поводу каких-то там костюмов. Так я дала ему твой адрес и телефон, — мама закончила фразу виноватым и немного жалобным тоном.

— Мама… — укоризненно начала Лиза, но сказать ничего не успела.

— А вдруг что-нибудь важное! — Любовь Константиновна, видимо, решила не дожидаться упреков.

— Ладно, — дочь подавила досаду. Она очень не любила, когда раздавали ее телефон незнакомым людям, предпочитала перезванивать сама, если оставляли координаты. Мама нарушила правило. — Никто пока не звонил.