— Ты, Катя, сначала подумай, что говоришь, — медленно и отчетливо произнес Кирилл. Он стоял бледный и весь какой-то неподвижный. — Подумай, — повторил напряженно, нагнулся за сумкой, подхватил ее и вышел из комнаты. Двигался скованно, точно боялся отпустить внутреннюю пружину.

Во внезапно наступившей тишине громко хлопнула входная дверь. Катя устало опустилась на софу.

— Черт! — громко сказала она. — Черт, черт, черт…

К ней в комнату заглянула Лиза, увидела сестру, сидящую на неубранной постели в красивой узкой юбке и в лифчике, с потерянным, но вместе с тем упрямым выражением лица.

— Что происходит?

— Да так, — Катя привычно махнула рукой. — Милые бранятся — только тешатся.

Встала, стянула юбку, надела джинсы. Теперь ей было все равно, в чем идти, только бы поскорее убежать из дома, подальше от вопросов и сочувственных взглядов. Вспышка раздражения и злости угасла. Теперь Катя понимала, что перегнула палку, но признать себя виноватой уж очень не хотелось.

— Кать, — несмело сказала Лиза, — Кириллу ведь и так нелегко…

— Да все нормально! — Катя невольно повысила голос и почувствовала, как вновь зашевелилось раздражение. — Опаздываю. До вечера.

И поспешила вылететь из квартиры. Она так ушла в себя, что не сразу заметила, как вслед ей по улице тронулась машина. Катя спешила на метро, до начала занятий оставалось полчаса, а ехать никак не меньше сорока минут. Да еще в толчее и духоте. Такси, что ли, поймать на последние деньги, тоскливо подумала она и оглянулась в поисках машины, — и вот в этот момент наткнулась взглядом на выходившего из автомобиля Артема.

— А я за тобой, — сказал он. — Оказался в ваших краях и тебя увидел. Может, думаю, подвезти? — Артем усмехнулся. Он не сомневался, что Катя согласится.

На краткий миг ей захотелось послать его подальше за эту самоуверенную ухмылку. Но тут же себя и одернула: опаздываю, раз, и чем «мерседес» хуже метрополитена, два.

— Подвезти, — круто развернулась и, не дожидаясь, пока хозяин откроет ей дверцу, быстро уселась на переднее сиденье.

Вечером дома установилось нехорошее молчание. Молчала Лиза, потому что не хотела вмешивать родителей в ссору молодых. Молчал Кирилл, потому что ждал от Кати извинений за утреннюю вспышку. Молчала и Катерина, потому что виниться перед мужем не думала, — напротив, ожидала, что это он приползет к ней на коленях и станет молить о пощаде и прощении. И злилась, что Кирилл этого не делает.

Промолчали весь вечер. Чувствуя, что происходит что-то неладное, Любовь Константиновна и Никита Владимирович задали несколько неловких вопросов, не получили на них внятных ответов и уединились в своей комнате — почитать. Наблюдать непонятный им заговор молчания было не особо приятно. Скоро в своей комнате скрылась и Катерина, стала кому-то названивать. В гостиной, или в Лизиной «опочивальне», как она сама иной раз называла свое новое пристанище, остались Кирилл и Лиза. Обоим было неловко. Однако Кирилл не хотел идти вслед за женой: в замкнутом пространстве он не выдержал бы и начал объясняться, потому что молчать не очень умел. И значит, пришлось бы принимать всю вину на себя, просить прощения, так как в данной ситуации это являлось единственным путем к примирению. Кирилл соглашаться с таким положением вещей не хотел. Ну а Лизе просто некуда было деваться.

— Может, телевизор посмотрим? — предложила Лиза, надеясь, что какой-нибудь фильм избавит их от необходимости разговора.

— Давай, — без энтузиазма кивнул Кирилл.

Лиза включила телевизор и, надо же, попала на «Белое солнце пустыни». Оба сразу оживились, даже заулыбались, неприятности дня, казалось, моментально отступили. Лиза притащила из кухни любимое обоими печенье, Кирилл налил два стакана молока. Удобно устроившись на диване, они стали с удовольствием смотреть кино, перебрасываясь репликами и цитируя знакомые с детства диалоги, временами опережавшие слова героев.

Время пролетело незаметно. Кирилл уютно полулежал рядом с Лизой, временами брал ее за руку. Неясные мысли пробегали у него в голове: почему мне комфортно с Лизой так, как никогда не бывает с Катей? Почему я чувствую уверенность и спокойствие только рядом с Лизой, с Катей же никогда? Почему только в присутствии Лизы меня обволакивает ощущение уюта и тепла? На миг Кириллу почудилось, что все это с ним уже было — и эти мысли, и это чувство правильности того, что он Лизу — а не Катю! — держит за руку.

Но спустя час, озабоченная тем, что Кирилл долго не идет, в гостиную вернулась молодая жена, просительно заглянула ему в глаза. Ну прости меня, дуру старую, сказала со смешной миной, и непонятные смутные мысли улетучились без следа.

Фильм кончился. Катя с Кириллом, словно и не было никакой ссоры, в обнимку ушли к себе. Лиза поплелась мыть посуду и в непонятном ей самой молниеносном ощущении злости на весь мир шарахнула в стену стаканом, испытав при этом яркое и полное удовлетворение.

Лиза спала очень крепко, хотя сон ей снился тревожный, тяжелый. Она брела по долгому пустынному больничному коридору, стены которого были выкрашены в мерзкий бледно-зеленый цвет, обещавший беду. Лампы мигали мертво и безжизненно. Лиза знала, что за одной из бесконечных безликих дверей ждет и томится родное существо, но во сне никак не могла определить, кто же именно сейчас отчаянно нуждается в ее помощи. От этого сильно мучилась и в бессилии ломала пальцы.

Наконец, подошла к двери, за которой слышался скулеж — то ли щенка, то ли умирающего человека. Сердце сжалось, она все не могла решиться войти, будто знала, что это будет означать прощание — прощание навек.

Однако, превозмогая себя, нажала на ручку. Дверь со скрипом растворилась. Открылась узкая, похожая на гроб, комната с больничной койкой посередине. Из нее выпирали ржавые пружины, матраса не было. На койке лежал котенок и жалобно мяукал. Лиза подскочила к нему, взяла на руки, но котенок стал растекаться у нее в руках, ощутимо расползаясь тягучей жидкостью по пальцам, коленям, животу… Не в силах сдержать ужас, пронзительно закричала. Горло странно перехватывало.

Села в постели. Сердце готово было выскочить из груди. На миг показалось, что она все еще кричит, машинально приложила руку ко рту и наконец поняла — звонит телефон. Порывисто соскочив с дивана, схватила трубку.

— Лиза, слава Богу, что застал, — услышала она далекий знакомый голос, но понять, кто говорит, не смогла. — Ты меня слышишь?

— Я… Да. Простите… — Она в нерешительности замолчала и в тот момент, когда мужской голос вновь ожил в трубке, вспомнила, кому он принадлежит.

— Ну да, конечно, ты меня не узнала. Это Толя звонит. Сосед ваш по деревне.

— Я узнала тебя, Толик, — весело сказала Лиза. В первую секунду она искренне ему обрадовалась, но тут же все тело прожгла тревога. — Господи, что случилось? — Уже готовилась услышать самое худшее.

— Бабушка ваша, Нина Григорьевна, заболела. Сердце вчера вечером прихватило, прямо в огороде. Приехала «скорая», хотели ее в больницу везти, а она ни в какую. Тогда, говорят, уход нужен. Ну, чтобы приехал кто-нибудь из родственников. — Толя замолчал.

— Конечно, конечно, — спохватилась Лиза. Она никак не могла прийти в себя. Выдохнула с облегчением — все-таки не так страшно оказалось. — Я приеду. Сегодня же.

— Скажи, на какой электричке. Я встречу.

— Ты не беспокойся, я сама, — залепетала Лиза, в уме прикидывая, что надо взять, что купить и сколько времени уйдет на сборы.

— Лиза, — строго сказал Толя. — На какой электричке?

— Сейчас восемь, два часа на сборы, час на метро, значит, скорее всего, успею на одиннадцать тридцать две.

— Буду ждать на платформе. Запиши, какие лекарства надо привезти, в местной аптеке не разгуляешься, — продиктовал список, и они попрощались.

О Господи! Лиза почувствовала, как подогнулись колени, села, глубоко вздохнула, повторила: о Господи. Постаралась сосредоточиться, еще раз в уме просчитала, в каком порядке действовать.