Поскольку без ее помощи ускорять течение времени в комнате я не умею, вываливаюсь обратно в некрасивую действительность, не имея и тени плана действий.

Наемница, отчаявшись вооружиться, пытается дотянуться до Эдвардса. Благо, с координацией движений у нее прямо беда, и Пройдохе ближайшие секунды Язва точно не угрожает. А загадывать дальше нескольких секунд в нашей ситуации – непозволительная роскошь.

Паук, тем временем, двигается в мою сторону, весьма наглядно размахивая хвостом и щелкая клешнями.

Внезапно его импровизированная антенна отделяется от хозяина и летит в траву. Монстр начинает дезориентировано вращаться вокруг воображаемой оси. Смертоносный хвост ведет себя, как изголодавшийся дятел – молниеносно и часто-часто бьет в разные стороны. В конце концов, он таки застревает на пару мгновений в стволе ближайшего дерева. И в этот ничтожный промежутка времени происходит еще одно удивительное событие. На спине полупаука, полускорпиона у самого основания хвоста бушует какой-то небольшой ураган. Впечатление такое, будто кто-то невидимый пытается повредить хвост, но пока только нарушает щетинистый покров толстой дубовой кожи. Тем временем жало снова получает свободу и несется навстречу к невидимке. Удар получается такой силы, что пробивает шкуру бронированного членистоногого, погружаясь внутрь его тела.

Замираю от радости в безумной надежде, что яд сработает. Увы, после того, как монстр ранит сам себя, он становится только еще быстрее и злее.

Однако из дырки на спине бьет небольшой мерзкий фонтанчик. Моя надежда на положительный для нас исход этой встрече снова воскресает из мертвых.

- Эмма! – внезапно тихо, но радостно шепчет у меня в голове Экуппа. – Она пришла, она успела!

Теперь я тоже вижу кошку. Она, почему-то, мигает, становясь периодически видимой.

Взобравшись на ближайшее дерево, Эмма выжидает. И, вдруг, в один миг снова оказывается на спине у монстра, вонзает в появившуюся брешь когтистую лапу и, не вынимая ее из раны, под собственной тяжестью спускается на землю, медленно, с трудом, но вспарывая отвратительное толстое брюхо.

Вслед за этим, одна за другой, лапы чудовища подламываются, неестественно изгибаясь в ломающихся суставах, а сам паук оседает на землю.

И тут же голова у меня буквально разрывается от диких звуков, которые звучат одновременно и внутри нее и снаружи.

Кошка, очевидно, от чрезмерных прилагаемых усилий став полностью видимой, продолжает полосовать нижнюю паучий бок своими длиннющими бритвенно-острыми когтями. Сначала раздался очень высокий, переходящий буквально в ультразвук, рев боли паука. И тут же его заглушило громкое и болезненное шипение Эммы. Из распоротого брюха во все стороны начали хлестать ядовито-желтые струи очень резко и дурно пахнущей жидкости. Кошка, причудливо извернувшись, умудрилась отскочить от умирающей жертвы, не попадая под потоки отравы, однако теперь ясно видно, что хвост Эммы у самого его кончика как бы перебит и с него капают ядовито-желтые капли. Именно это и вызвало истерический крик Экуппы у меня в голове.

Первым перестал шуметь паук. Потом, видимо от нехватки в легких воздуха, на какое-то время замолчала девушка, а вот кошка…

Теперь мне стала ясна причина паники Экуппы – яд паука, видимо, не оставлял гигантской кошке никаких шансов на выживание.

Действовал я практически не думая, на рефлексах.

Подскочил ко все еще живому мелкому пауку, одним ударом руки отправил его вдогонку за склеившим ласты товарищем, извлек из бездыханной тушки клинок. Затем в один прыжок я очутился около Эммы и под непонимающий испуганный визг Экуппы замахнулся, чтобы обрубить животному хвост.

Рука моя зависла в воздухе.

- Он же может быть в яде мелкого паука! – наконец, разобрал я слова в визге девушки.

Чертыхаясь, подбегаю к Эдвардсу. Неизменный рюкзак все еще у него на спине. Рву паутину руками. Пальцы режутся о тонкие прочные нити, но паутина все же рвется. Потом трещит ткань рюкзака. Все, я вооружен! Прыжок, взмах, свист рассекаемого воздуха – еле слышный хрип Эммы. Я отсек ей практически весь хвост, потому что даже сквозь плотную густую шерсть было видно, как сильно повлиял на него яд.

Из приоткрытой пасти кошки течет струйка алой крови.

Из обрубка хвоста еле-еле капает какая-то желто-коричневая дрянь.

Я опоздал. Яд уже разошелся по всему телу…

Теперь и Эмма бьется в предсмертных судорогах. Больше я ничего сделать не в силах.

- Прочь! – в бешенстве хрипит сорвавшимся голосом Экуппа, и я буквально врезаюсь спиной и затылком в стену белой комнаты.

Тряся головой и приходя в себя, я смотрю на то, что происходит снаружи, и никак не могу поверить своим глазам.

Их было восемь: два больших паука и их шестерка

Глядя на интерактивную стену, я не могу понять сути происходящего. Приходится напрячься и самому активировать возможность смотреть глазами Экуппы.

Девушка бросилась к агонизирующему зверю, упала рядом с ним и с неимоверным усилием положила громадную кошачью голову себе на колени. Я попытался, было, попросить ее быть осторожнее, поскольку вокруг все было в брызгах яда, да и хвост паука все еще пытался шевелиться, но ощутил холодную стену между собой и Экуппой. Нет, не так, между Экуппой и всем остальным миром, за исключением Эммы.

С ними происходило что-то невероятное. Даже глазами Экуппы я не мог увидеть того, что девушка проделывала в тот момент с кошкой. Но я мог чувствовать отголоски чувств Экуппы. И то, что до меня долетало, никак не могло уложиться в моем сознании. Сквозь отчаяние девушки пробивались отголоски каких-то невообразимо сильных душевных мук. Думаю, что никогда не смогу описать это словами, но по моему восприятию это больше всего было похоже на скульптуру Эрнста Неизвестного, где Орфей разрывает себе грудь и играет на струнах собственного сердца.

Именно так ощущала себя Экуппа – с разорванной грудью и обнаженной душой, светящейся холодным светом.

А потом – я видел это глазами, хоть и не верил им – она положила руку на грудь уже бездыханной Эммы и, прижавшись своей полыхающей болью грудью к голове зверя, стала ритмично раскачиваться взад-вперед. С каждым таким движением девушка становилась все слабее и слабее. Причем ее покидали не только физические силы. Истощался ресурс Дара, как в ней, так и во всей округе, а свечение души из яркого холодного медленно переходило в тусклое и теплое, постепенно угасая при этом.

И тут я снова понял, что Экуппа чувствует обратную связь от мертвого зверя.

Постойте, а мертвого ли?!

Теперь я совсем не был в этом уверен. Пустая до этого мига оболочка теперь тоже слегка светилась изнутри в том месте, где на груди зверя лежала маленькая ладонь девушки.

- Помоги! – едва расслышал я голос Экуппы. – Я не могу отдать больше, а нужно еще.

В недоумении я оглянулся вокруг. Что я, по сути своей – голый поток сознания, калька с личности, мог дать девушке или зверю?

- Помоги… - снова простонала девушка на самом пороге слышимости.

И я помог. Я просто от всего сердца захотел помочь этим двум неимоверно страдающим сейчас созданиям. Мысленно я поднес ладони к своей груди и тоже раскрыл ее так, как по моим ощущениям делала это Экуппа.

Ощущение было таким, будто я всегда был надутым воздушным шаром и, вдруг, из него в один миг выпустили большую часть воздуха. А вместе с воздухом из меня вышла почти все жизненная сила. Я сидел у стены и едва находил в себе силы, чтобы дышать. Белые стены вокруг посерели, а интерактивная стена стала больше похожа на поток горной реки после дождя. Жизнь, как бы, разом утратила и краски, и звуки, и сам смысл.

Но потом меня словно кто-то дружески мягко толкнул в бок, а по щеке мягкой щеткой прошелся большой влажный шершавый язык.

Силы понемногу начали возвращаться. Когда я, наконец, смог моргнуть, то, после открытия глаз, увидел уже совсем другую картину.