Люди, возможно, даже не слышали о битве, где одна глупая нежить возомнила себя королём. Их интересовало больше, что поесть на завтрак и обед, чем какая-то чупакабра за сотню километров.
Возвращаться одному, без дружины глупо. Видимо, поэтому в меня тыкали пальцем и перешёптывались между собой.
Может быть, опять считают меня нежитью? Да нет, вроде говорят просто «предадѣцъ». Стоп, что? Предатель? Я приподнял бровь.
— Не нравится мне это. Рыжая, пойдём проверим, что происходит дома.
Вечером на границе дня и ночи есть такой момент, когда за пару минут солнце скрывается за горизонт, и уже становится темно, хотя ещё недавно светило солнце.
Ночь опустилась на деревню, а вместе с ней и на моё сердце. Оно билось учащенно, и я всё время мрачно думал об одном: главное, чтобы с родителями ничего не случилось.
Открыл скрипучую калитку, вошёл во двор. Вход в дом был немного неудобным, с огорода. Попытался открыть дверь, но она была закрыта с внутренней стороны.
Почему закрыто? Впервые вижу, чтобы кто-то дома закрывался. Обычно дверь чуть ли не нараспашку.
Тук. Тук. Тук.
Жду. Сначала услышал неуверенные шаги. Дверь медленно открыли. Я увидел свою бледную мать и отца с сединой. Они осторожно выглядывали из-за двери с опаской, держа подожжённую лучину. Пламя от огня освещало их лица.
Живы и здоровы. Хух. Что ещё нужно?
Когда они увидели, что пропавший сын вернулся домой, то бурно обрадовались. Матушка крепко обняла, а отец молча стоял в стороне. Тот был куда решительнее.
— Иванушка, говорят, что ты наделал делов в аномалии. Будто связался с дьяволом и говоришь на нечистом языке.
— Что за ересь? — не выдержал я и хотел закричать. — Со мной всё хорошо.
— Нам сказали, что ты погиб под завалами. Я рад, что ты жив, но тебе нужно бежать отсюда.
— Что? — удивились мы с матерью. Зная Тихомира, тот ни с казал бы так без причины.
— В смысле бежать?
— Барин не оставит одержимого дьяволом в покое, — с опаской предупредил он.
Мы спешно зашли в дом, чтобы немного успокоиться и сбавить обороты. Я хочу хотя бы на миг почувствовать их тепло, прежде чем говорить об отъезде в академию.
Впрочем, спокойно поговорить не дали. Когда мы сели за стол, послышался топот лошадей. В дверь не стучали, нагло выбили ногой и ворвались внутрь. Группа суровых мужчин в доспехах и с мечами на поясах.
Как ни иронично, в центре стоял лучник в капюшоне. Не знаю почему, но Лука предпочёл спрятать своё лицо за тёмным капюшоном. Видимо, не хотел смотреть в глаза. Он шагнул вперёд и важно произнёс:
— Иван, ты обвиняешься в предательстве и должен предстать перед судом.
Судьёй, полицейским и чиновником в деревне всегда выступал один человек — Олег Некрасов. Странно, но в деревнях, где все друг друга знают, практически не бывают преступлений.
— Лука, это ошибка. Ты же знаешь!
— Там и разберёмся.
В то, что мы спокойно всё обсудим, я не верил. В голове всё крутилось: как много они знают? Тогда я не стал возвращаться к ним, так как не хотел показывать титана. Но безумство деревенских иногда пугало.
В любом случае придётся идти.
— Запомните, что я вам скажу сейчас, — спокойно обратился к матери и отцу. — Чтобы со мной не случиться сегодня, я буду в полном порядке. Только не переживайте.
— Точно? — они спросили, но в их глазах было неверие. От них чувствовался потаённый страх, что единственного сына отнимут у них.
— Да, — я указал на зелёное яблоко, лежавшее на столе, — оставьте, пожалуйста, его для меня.
Я невозмутимо приподнялся, а дружина насильно схватила за руки, скрутила и потащила из дома.
Родители, увидев это, бросились ко мне, умоляя отпустить. Но те были непреклонны. Они грубо оттолкнули их и продолжили тащить меня к выходу. Я видел слёзы на глазах матери и отчаяние на лице отца, но ничего не мог поделать.
Знал, что так и случится, когда оставил Коя в аномалии. Теперь любой может обидеть меня и остаться безнаказанным.
Меня силой посадили на коня, и отряд двинулся в путь. Мы ехали недолго, пока не достигли поместья барина.
Вытащили с лошади и кинули на землю. В центре двора пылал огромный костёр, освещая тёмное небо, а по кругу стояли факелы, бросающие мерцающий свет на собравшихся.
Надеюсь, что они не обезумели настолько, чтобы пытаться сжечь меня? Хотелось бы верить, но верилось с трудом.
На крыльце поместья властно сидел барин, окружённый своей свитой. Такое представление никто не мог пропустить, поэтому половина деревни собралась вокруг и затихла в ожидании слов барина.
Меня пытались поставить на колени в центре, но я не дался. Не за чем вставать на колени перед каждым. За время путешествия у меня появилась гордость, которая не позволяла кому-то мне указывать.
Тух.
Один мощный удар под колено, и ноги подкосились. Я плюхнулся на землю, а люди вокруг лишь предвкушающе посмеялись.
После долгой напряжённой тишины и пристальных взглядов барин наконец объявил:
— Сегодня состоится суд над этим дьявольским отродьем, которое решило вернуться в нашу деревню, чтобы убить всех нас. Забрать наших детей, искалечить стариков, а женщин… — он замолчал на мгновение, — опозорить.
Слыша нахальные обвинения, не знал, как реагировать. То ли удивиться, то ли возмутиться или даже восхититься такой наглостью. Хотел сказать сразу сотню слов, но они как будто застряли в горле, из-за чего удушающе закашлял.
Кх-кх.
— Вы думаете, что это бред? — продолжил барин и спросил присутствующих. — Но такие случаи бывали, и я это решу. Скажу только одно: как бы сладко тот ни пел, приговор будет справедлив!
Я не знал, что ответить. После таких серьезных обвинений было тяжело подобрать слова. По сути, Некрасов мог сказать что угодно, лишь бы очернить меня в глазах народа. Но мне нужно было что-то ответить и поэтому выкрикнул первое, что пришло в голову.
— Клевета и ложь! — воскликнул я, попытался приподняться, но меня снова усадили на землю. — Какие есть доказательства, что мою завладел демон? Поклянешься ли ты, барин, своей честью? Поставишь ли голову? И как ты вообще судишь, если тебя там не было? Твои слова лишь клевета на доброго человека!
Абсолютно не стеснялся в выражениях и обращался к нему на «ты». Нужно бросить вызов и дать понять, что не приму вздорные обвинения. Пусть селяне знают правду.
Люди вокруг действительно тихо зашептались. Ведь если меня оговаривают, то однажды смогут оговорить и их. Если закона нет, то одинокого для всех. Беспредел будет всюду. Тогда никто не будет в безопасности.
Барин почувствовал беду, нахмурился и хмуро приказал:
— Приведите моего сына. Пусть он скажет, что видел.
Кого позвать? Авдея? Этого проклятого сына.
Хуже уже быть не может, ведь тот ненавидел меня.
Я не понимал, почему «родные» люди обернулись против. Пока из дома не вышел он. Клянусь, что никогда бы не узнал этого человека, если бы не его волосы.
Авдей был весь бледный, и без одной ноги. Парень опирался на костыли. От прежнего воинственного юнца ничего не осталось. Он стал просто калекой, который пребывал в самом тяжёлом состоянии.
Видя меня полностью здоровым и хорошим, он указал на меня дрожащим пальцем и закричал:
— Ты во всём виноват. Если бы ты только не призвал того дьявола, мы бы остались живы…
Он намекал не на дружину, а на свою ногу.
— Что за чушь? — закричал в ответ. — Благодаря мне вы живы!
— Нет.
Хотелось для убедительности пустить свои кулаки в ход, но дружина вновь схватила и поставила на колени. Почему он обвиняет меня в таких ужасных вещах? Я попытался объяснить, что наоборот спас многих, иначе бы все умерли.
Неужели это из-за него меня обвиняют в сатанизме? Неужели тот решил избавиться от меня, прикрываясь религиозными предрассудками? Ну, что за аморальный урод.
Барин взял слово:
— Спрошу только один раз. Надеюсь, что ты мне не соврёшь. Хорошо?