И что? Гостили мы в кондадо Фуа, где парень Франсуа и остался, уже в качестве девицы Франсуазы де Саматан, фрейлины у Мадлен Французской, принцессы Вианской, Беарнской и Андоррской… Млять!.. Позорище!.. Не смог парня от девчонки отличить… Как так случилось? А вот сам не знаю и вспоминать не хочу…

Проводил грустным взглядом со всех ног улепетывающего мальчишку. Правильно я сделал, что его отправил. Выживет. А так, несомненно, ввяжется в свалку – парень боевой, и только бог знает, чем это закончится.

Мерно шагая, подошли спитцеры и сразу стали строиться в фалангу. Иоахим ван дер Вельде спрыгнул с коня, взял чехол с цвайхандером и отправил коня с учеником в тыл. Тоже, как и я, собрался пешим воевать. Ну что же – это правильно.

К нам подошел лейтенант Гримальди – он помахивал здоровенной двулезвийной секирой. Солидно и страшно выглядит ломбардец – правда, я не понимаю, как такому бухому можно рубиться…

Да и черт с ним. Собственно, какая мне разница – собирается, значит, знает как.

Тук остался верен себе – вооружился глефой. Сегодня, в честь своего назначения лейтенантом, он надел полный комплект миланского доспеха и выглядел более чем внушительно. Латы подарил ему я – еще в самом начале нашей истории. Снял с неизвестного кабальеро, зарубленного мною при стычке с отрядом Гийома де Монфокона. Ни дна ему ни покрышки – собаке дохлой…

Мое оружие известно. Тальвар и баклер с прикрученным граненым умбоном-шипом. Двуручником в пешем порядке я еще действовать не рискую. Вот подучусь – тогда… а пока только тальвар или эспада. Но тальвар в тесной сшибке предпочтительнее. Клинок шире и толще – меньше шансов сломать. Пора…

Прошелся вдоль строя, остановился и, секунду помолчав, выкрикнул:

– Мы же не собираемся жить вечно? Но и спешить в ад не будем! Все равно места для нас там готовы, и никто их не займет. Верно?

– Верно-о-о! – заорали рутьеры.

Не верю я в ритуалы и приметы… Совсем… Но если эта старая рутьерская поговорка помогает – готов ее орать перед строем хоть десять раз на день…

– Они двинулись… – хлопнул меня по плечу Иоахим.

– Для них же хуже.

Имперские кавалеристы, красуясь разноцветными значками, вымпелами и начищенными доспехами, постепенно приближались. Пока сдерживают коней – когда останется метров триста, рванут галопом, возьмут разгон, чтобы смести, разорвать и растоптать любого противника своими закованными в железо громадными дестриэрами.

За ними ровными шеренгами шагают пикинеры. Когда кавалеристы сомнут строй и уйдут клиньями в стороны – пикинеры завершат разгром, добив остатки сопротивления, если таковые еще будут.

– Святой Варфоломей! Что это они тащат? – вдруг ахнул Тук.

За рядами риттеров я тоже увидел две повозки, которые толкали впереди себя германцы. В повозках блестели бронзой уложенные в ряд стволы, прикрытые поверху большими деревянными щитами.

– Это, братец, органы… – ляпнул я шотландцу.

– Зачем? – вытаращился на меня Тук.

– С дерьмом нас мешать! Что непонятно? Десять кулеврин в рядок на повозке – стреляют залпом. Рибодекин называется. Долбаные дойчи…

Пулеметы средневековые, ёптыть… Достаточно опасное оружие – калибр, к счастью, маленький, вряд ли больше тридцати миллиметров, те же самые аркебузы, уложенные в рядок на повозку. Казнозарядные – значит, перезаряжаться будут долго. Как бы терпимо – остатки палисада нас укроют. Бить они будут метров со ста – ста пятидесяти, при перезарядке канониры покажутся из-за щитов, станут добычей арбалетчиков. Но посмотрим…

Вытащил из ножен тальвар – мелодично звякнули закованные в клинок стальные шарики, по серо-синей стали блеснули матовые солнечные зайчики, оттеняя узорчатую арабскую вязь. На клинке написано: «Это третье орудие богов выковал Рахман Чатхаборти для великого и славного раджи Камлала из небесного металла – подарка богов, упавшего с неба в год Ханумана». Эпично, да? Я держу в руках саблю, выкованную из метеоритного железа! Сюжет для легенды, однако… Не знаю, насколько это подарок богов, но сталь великолепна. При первом же приступе Нейса я ею прорубил шлем швейцарца, защитника города, почти напополам, а на клинке и царапинки не осталось.

Эту саблю подарил мне дворцовый сенешаль Робер де Бальзамон в кондадо Фуа. Мужественный старик, истинный кабальеро, верный друг. Один бог знает, встречусь ли я еще с ним…

– Готовься! Готовься! – закричали наблюдатели.

Германские рыцари пустили коней рысью – делиться не стали, ломбардцев проигнорировали, направились одной группой прямо на нас. Вроде и умно – сомнут, в брешь хлынет пехота и зайдет ломбардцам в тыл, – но одновременно и глупо. Сейчас поймут, почему…

Земля начала ощутимо подрагивать от ударов копыт десятков громадных, окованных железом лошадей…

– Залп! – рядом со мной послышалась команда Тука, и сразу же звонко щелкнули арбалеты. Потом еще раз и еще…

В первой линии рыцарей почти треть лошадей, как по мановению волшебной палочки, полетели кубарем по земле, давя и подминая под себя всадников. Я ясно различил протянувшиеся к риттерам черные росчерки арбалетных болтов. Вылетели из седла еще несколько всадников, затем еще, но лава неотвратимо приближалась. Полностью погасить атаку не удалось – арбалетчиков мало, да и не всегда болт может прошибить рыцарский и конский доспехи.

Грохот копыт стал заглушать все остальные звуки. Фаланга ощетинилась списами. Первый ряд упер их в землю, второй держал на уровне груди, а третий положил на плечи второму ряду. Четвертый держал пики почти вертикально – с легким наклоном в сторону атаки.

Еще несколько лошадей рухнули на кольях, но основная масса с ужасающим грохотом и треском врезалась в фалангу. Раздались яростные вопли и грязная брань. Истошно ржали кони. На долю секунды железный вал завис над спитцерами: показалось, что уже ничто не сможет остановить закованных в доспехи монстров… и – рухнул…

Проткнутые гранеными остриями лошади с истошным ржанием полетели на землю, ломая себе ноги и плюща всадников. Несколько риттеров, вылетев на полном ходу из седла, грохнулись прямо в середину фаланги, и их сейчас резали, как баранов, наши кутилье. Треть рыцарей каким-то чудесным образом уцелели при первом натиске, и теперь они, поднимая на дыбы своих дестриеров, пытались срубать древки пик.

Защелкали арбалеты, сквозь строй просочились кутильеры и стали рубить коням ноги, а затем резать глотки упавшим вместе со своими скакунами германцам…

Всё!

Глупость на поле боя порождает смерть!

Рыцарская конная атака умерла!

Из кровавой каши вырвался всего один всадник, и то его конь хромал на все ноги, а проскакав всего десяток метров, он и вовсе с жалобным ржанием рухнул на землю.

К нему сразу метнулось несколько кутилье – несколько ударов, протяжный стон… и наступила тишина, прерываемая лишь жалобным ржанием искалеченных лошадей.

– Кр-р-ровавый Кр-р-рест!!! – Над полем боя пронесся страшный рев рутьеров, прервавшийся грохотом рибодекинов, которые германская пехота успела подтащить на дистанцию выстрела.

Свинцовые шарики хлестнули по палисаду. Рухнули не успевшие вернуться в строй кутилье – резали кошельки и снимали доспехи с трупов. Жадность – она того… не способствует долголетию. Осел на землю молчаливый здоровяк Клаас из Гента по прозвищу Кувалда. Пуля попала ему прямо в глаз. Его неразлучный товарищ – Вернер по прозвищу Бритва, зажимая простреленное плечо, со стоном согнулся и повалился на залитую кровью траву…

Со стороны ломбардцев тоже раздавались крики и брань. Второй рибодекин установили как раз напротив них.

Стройные шеренги германских пехотинцев в белых ваппенроках с черным орлом на груди, печатая шаг и лязгая железом, стали неторопливо приближаться, выдерживая строй.

– Уильям, начинайте стрелять! – проорал я шотландцу и, спустившись с редута, встал в строй.

Опять последний и решительный… Когда оно уже закончится?.. Да никогда, наверное.

Не переставая лязгали арбалеты, но дойчи, спокойно перешагивая через своих упавших товарищей, неотвратимо приближались.