А вот я себя чувствовал архихреново, вдобавок к адреналиновой ломке, дико разболелось плечо, да и все тело в придачу. Недолго подумав, приказал вынести мое кресло на палубу под ласковое солнышко, где и угнездился с томиком Боккаччо в руках.

Надо сказать, весьма занимательная книга, со своей современной адаптацией не имеющая почти ничего общего. Это как сравнивать жесткое порно с легонькой эротикой. Так почему бы и не развлечься, особенно если рядом стоит графин с родовым напитком и куча заедок.

Едва раскрыл книгу, как углядел давнишнего знакомого, того самого пацаненка, что тайком приглядывал за нами на берегу. Ванятка переминался на причале с ноги на ногу, с большим берестяным лукошком в руках и не спускал глаз с моего когга.

- Опять подглядывает... – хохотнул я и окликнул ближайшего матроса с остервенением драившего палубу. – Эй, Симон, приведи ко мне вон того парнишку с причала. Но прежде найди Фена, пусть тоже сюда идет.

Фен нашелся очень быстро, а еще через несколько минут привели Ванятку.

Парнишка сначала отвесил мне поясной поклон, потом протянул берестяное лукошко, полное здоровенных, одна в одну, ягод малины.

- Не побрезгуй, княже, при... при... – Ваня от волнения сбился, но быстро выправился и продолжил, – прими, значица, за милостью твою ко мне, да за то, что помог супостатов побить...

Я взял одну ягодку, попробовал и кивнул.

- Вкусно! Принимаю.

Ваня опять согнулся в поклоне и сразу собрался уходить.

- Подожди, куда ты так скоро. Сначала расскажи, как твои родители, сам-то не пострадал? Фен, переводи.

Парнишка выслушал китайца, солидно кивнул и торопливо зачастил:

- Дык, что со мной сдеется-то, я к самому приступу мурманскому прибежал, да схоронился в кустах, а бати с маманей нет у меня, померли оне, тятьку волки подрали, позапрошлую зиму страсть как много их было, а матушка от горячки померла, вот так-то, сирота я, на общем прокорме, значица.

- Вот оно что... – я ненадолго задумался.

А почему бы и нет? Парень сообразительный и бойкий, по крайней мере можно попробовать.

- А пойдешь ко мне в услужение, Иван? С полным коштом, да жалованье положу хорошее.

Мальчик насупился и отчеканил:

- Веру свою не предам, как ни искушай!

- Вот же заладил, – я невольно рассмеялся. – Не нужна мне твоя вера. Не буду искушать, веруй во что веровал.

- А не врешь, княже? – Ваня зыркнул на меня исподлобья.

- Нет, не вру.

- Так-то можно, почему бы не послужить, – с лица мальчишки наконец сошло настороженное выражение. – Тока у дядьки Вакулы, старосты нашего, надыть спросить. Я вишь, не сам по себе, а общинный...

- Хорошо. Пока иди, а завтра поутру тащи сюда сего Вакулу.

Парнишка откланялся и убежал, я взялся опять за книгу, но тут пожаловали Старица с Громом. Да не просто так, а с полной телегой добра.

Пришлось спускаться в каюту и принимать их по всей форме.

- Прими княже, благодарность нашу, за доброе дело, да за милость твою! – приказчики синхронно поклонились и разошлись в стороны, а их место заняли два опрятных мужика в длиннополых поддевках.

- Два «сорока» соболя! – зачитал Старица с длинного свитка.

Мужики достали из тюков искрившиеся серебром при свете ламп связки шкурок и принялись их встряхивать, дуть против ости и всячески показывать товар лицом.

Приказчик выждал пока демонстрация закончится и зачитал новую позицию:

- Один «сорок» куны!

Все повторилось один в один, только шкурки имели уже другую масть.

И пошло-поехало. Ласка, горностай, лиса, белка, волк и многое другое – мехами завалили весь угол каюты. Потом пошли бочонки с медами: лесными, ставлеными, ягодными, хмельными и черт еще знает какие. Копченые медвежьи, лосиные и вепревые окорока, осетриные теши, плиты паюсной икры и прессованной в меду ягоды. Даже небольшую шкатулку речного жемчуга презентовали.

Я сидел и тихо охреневал, смотря на все это добро. Черт, если заштатные приказчики могут оперировать такими богатствами, то что говорить за новгородских или московских. Хотя да, это не показатель, просто Гром и Старица сидят на кормлении, воистину в благодатном крае. И сами побогаче будут чем некоторые европейские графья. Правда, только потенциально, натуральными богатствами, дарами земли, леса и моря.

Последние подарки приказчики показывали сами, словно подчеркивая их ценность и значимость.

Начли они с объемистого свертка, оказавшегося шкурой медведя, снятой вместе с когтями и мордой. Настолько огромной, что в каюте даже не хватило места, чтобы ее полностью развернуть.

- Прими княже от души, – скромно сказал Гром. – Сам уполевал Потапыча. Этот поболе будет, чем давешний.

Принял, конечно, куда тут денешься. Положу ее в спальне своего замка в Арманьяке и буду трахкать на ней благородных девок. И не очень благородных тоже, ибо по собственному опыту знаю, что дворянское происхождение совсем не залог пылкости, страсти и умения в постельных делах.

Дальше мне подарили бобровую шубу и шапку, чем-то похожую на шапки британских гвардейцев, «горлатную», как выразились приказчики.

Но самый козырь, они приберегли под самое завершение.

- Разреши князь, поднести княгине подарок... – Старица дождался моего кивка, поклонился Феодоре и вынул из мешка что-то большое, невообразимо пушистое, отливающее огнем и черным серебром под светом масляных ламп. – Прими от души, княгиня...

Это оказалась крытая золотой парчой шуба-разлетайка из чернобурки и такая же шапка.

Федька просидела все представление рядом в кресле рядом со мной, представляя собой эдакую надменную фифу и изредка поглядывая на Грома. Но тут девицу проняло.

Она величаво улыбнулась, сняла с пальца золотое кольцо со здоровенным лалом[70], ограненным в форме кабошона, вдела в него шелковый платочек, встала и подала его Старице.

Как я понял, это было сделано в пику Грому, который не высказывал ни малейших признаков того, что узнал свою подругу детства. А если и узнал, то тщательно это скрывал. Что, наверное, неимоверно бесило боярышню.

Приказчик с поклоном принял подарок и гордо приосанился. Даже тайком глянул на сотоварища: мол, смотри валенок, как надо.

Когда пришло время отдариваться, особо ломать себе голову не пришлось. Мой флагманский когг почти полностью забит разным товаром, вполне подходящим для презентов. Две трети груза занимают дары для Великого князя Ивана, остальное для способствования посольским делам. Мало ли кого придется умасливать.

Так вот, Грому и Старице, я подарил по длинному охотничьему кинжалу работы зульских мастеров, не в подарочном исполнении, а в боевом, отменного качества и весьма благородного вида.

И по увесистой серебряной чаше, да бочонок бургундского вина, чтобы было чем заполнять подарок.

Отдарился на славу, думаю, приказчики остались очень довольные.

После подарков пришло время серьезных разговоров. Старица предложил, чтобы не везти остаток товара в Новгород, не выбивать там разрешения на торговлю, да не платить лишнюю пошлину, пригнать новгородских купцов с товаром прямо в Холмогоры.

- Люди серьезные, – толковал приказчик, – уважаемые, из Иваньковской купеческой сотни[71]. Заберут все сразу, ты только намекни, что хочешь взять за свое добро. За две седмицы здесь будут, заодно столкуешься с ними за следующие разы. А я пригляну, чтобы никакого обману не было. Ручаюсь головой, княже...

Я про себя усмехнулся. А приказчик явно не дурак. Уже роль моего торгового представителя примеряет, да и за посредничество ему от купцов нехилый процент капнет. А вообще, предложение стоящее. Скоро начнутся осенние шторма и возвращение в Биарриц станет очень опасным делом, но две-три недели у мурман в запасе еще есть. А приказчик пусть зарабатывает, не мое это дело. Быть посему.