В голове сразу мелькнула резонная догадка.

«Да ну… — ахнул я про себя. — То-то Федька целый день наводила тень на плетень и с какой-то стати приказала слугам устроить парко-хозяйственный день в особняке. Заодно облачиться в парадный костюм. И девицы мои, Катька и Машка, ей под стать, загадочно перемигивались. А я, дурень, так и не сообразил…»

Плащи с шелестом опали на пол.

— Ваше высочество! — Я тут же растопырился в поклоне. Сразу после дюшесы поклонился Анне, ее дочери.

— Мой друг… — мягко произнесла дюшеса с едва заметной улыбкой. — Я посчитала, что будет очень неправильно не увидеться с вами до вашего отъезда.

— Всегда к вашим услугам, ваше высочество… — немедля произнес я обязательную формулировку. Несмотря на условно неформальную обстановку, пренебрегать этикетом никогда не стоит. Особенно если общаешься с царственными особами.

А вообще это… как бы правильней сказать… Визит самой дюшесы с дочерью, без мужа и без свиты, — это неслыханная милость. Особенно на фоне опалы от ее мужа. Кабы не вылилось в настоящую немилость, когда вскроется. Может, в ночь отвалить?

— Мы так и не выразили вам, граф, свою благодарность за проявленное вчера мужество… — продолжила Маргарита, с любопытством окинув взглядом кабинет. — А посему решили восполнить упущение сегодня…

Бастард де Вертю тут же извлек из-за пазухи узкий увесистый футляр из кожи с золотым тиснением, открыл и с поклоном подал его дюшесе.

В коробке лежала золотая мужская цепь из отделанных филигранью бляшек, с подвеской в виде скрещенных мечей на фоне щита с выложенным на нем рубинами каким-то сложным узором. Эдакое усложненное подобие эмблемы приснопамятного комитета глубокого бурения, канувшего в Лету вместе с Советским Союзом.

По этикету требовалось встать на колено, что я и исполнил.

— Пусть сие ожерелье служит знаком вашей верности и доблести, конт Арманьяк! — Дюшеса вложила подарок мне в руки.

— Моя жизнь и мой меч в ваших руках, ваше королевское высочество! — Подпустив в голос истовости и торжественности, я принял презент. — И пусть порукой мне в том будет Пречистая Дева Мария!

— Но это еще не все… — Маргарита улыбнулась и посмотрела на свою дочь.

Девочка шагнула вперед и, сильно смущаясь, прерывистым тонким голоском пролепетала:

— Это мой подарок для вас, конт Жан. Я сама вышила на нем вашу монограмму…

В руках она держала аккуратно сложенный шелковый платочек.

Черт, я чуть не прослезился. Все мои награды не стоят одного этого платочка! Потому что государи очень редко дарят подарки без корысти, ими они покупают твою верность, фактически — твою жизнь, которую при случае потребуется отдать. А эта малышка вышила немудрящий платочек по велению сердца, юного и чистого, еще не испорченного пороками, присущими великим мира сего.

Ну что же, девочка, граф божьей милостью Жан Шестой Арманьяк знает, как тебя отблагодарить. Я наконец сделаю то, чего еще не сделал за всю свою средневековую эпопею, все выбирая подходящий вариант.

Осторожно принял подарок, коснулся его губами, затем поместил его на грудь под колет.

А потом тихо и очень серьезно сказал Анне:

— Моя госпожа, вы стали для меня земным олицетворением Пречистой Девы Богородицы. Дозвольте обратиться к вашей матери за испрошением чести назвать вас своей дамой сердца!

Мария и Екатерина едва слышно ойкнули и прижали ручонки к груди. Федора торжествующе улыбнулась, видимо уже просчитав, как обратить сей момент в свою пользу.

Я про себя тоже улыбнулся. Да, я прекрасно понимаю, что делаю. Для малышки это равно… даже не могу подобрать сравнения. Пожалуй, в современности аналогов не существует. Очень многие дамы нынешнего времени, в том числе из высшей знати, продали бы душу дьяволу, чтобы конт Арманьяк назвал их своей дамой сердца. А эта честь достается одиннадцатилетней пигалице. Теперь понимаете?

И я ничем не оскорбляю герцогскую чету своим желанием. Культ дамы — это культ любви, в основном духовной, платонической. Окружая почитанием даму сердца, рыцарь, в сущности, служит не ей, а некоему отвлеченному идеалу красоты и непорочности. И вообще, рыцарь и не должен стремиться к разделенной плотской любви, дама сердца остается для него недосягаемой и недоступной. Такая любовь, как сейчас считается, становится источником добродетели и входит в состав рыцарских заповедей.

Так что все в рамках. К тому же из-за возраста Анны я прошу разрешения у матери.

По личику девочки пробежала целая буря эмоций: от бешеного восторга и неземного счастья до настоящего ужаса. Я уже приготовился подхватить малышку, если она хлопнется в обморок, но, к счастью, она всего лишь покачнулась. Сразу выпрямилась и посмотрела на мать. Очень требовательно, даже повелительно, практически ультимативно. Ну да, ну да, как я всегда говорю, кровь не водица, в этой малышне уже королева просматривается.

Дюшеса тоже была потрясена, мне показалось, что ей очень хочется меня переспросить: мол, вы ничего не перепутали, конт? Ведь тут же еще я есть?

Но, в конце концов, кивнула с нескрываемой легкой досадой. Анна тут же гордо вздернула нос к потолку.

Я встал и, прижав руку к сердцу, громко и отчетливо сказал:

— Слушайте все и не говорите, что не слышали. А кто слышал — передайте другим, что отныне и навсегда дамуазель Анна де Дре является моей дамой сердца. Это заявляю вам я — граф божьей милостью Жан Шестой Арманьяк! И порукой мне в том Пречистая Богородица!

Логан и де Брасье вместе с Клаусом и Луиджи тут же хором отозвались:

— Мы услышали слово нашего сюзерена!

Я встал на одно колено перед Анной и очень торжественно поинтересовался у нее:

— Принимаете ли вы мое преклонение перед вами, госпожа моя и дама?

Девочка помедлила ровно столько, сколько требовалось, и с неожиданной уверенностью величественно сказала:

— Я принимаю ваше поклонение, граф Жан Арманьяк!

Тут согласно ритуалу требовалось, чтобы она сама прикрепила бант своих цветов к моему плечу, но ввиду некоей спонтанности действия сей момент был оформлен несколько импровизированно. Федора с треском сорвала ленточку со своего платья, потом отодрала ленту с портьеры, скомбинировала цвета и вручила Анне, а уже та возложила на меня. А потом все дамы вместе с братцем Туком дружно прослезились.

Уже после того как гости отбыли, за вечерней чаркой великолепного бретонского вина мой шотландец опять хлюпнул носом.

— Я все ждал, когда вы выберете свою даму сердца, сир. И наконец дождался. Это было красиво и волнующе, сир!

— И предусмотрительно, — заметил де Брасье.

Логан недоуменно уставился на легиста. Мол, что ты несешь, я о прекрасном, а ты о каком-то расчете.

Я про себя улыбнулся. Братец Тук мне как брат, люблю этого громилу и отдаю должное его беззаветной верности и храбрости, но, увы, скотт дальше своего носа не видит. А вот Деннис сразу все смекнул. Дело в том, что Анна в любом случае станет королевой, так ей суждено. Либо королевой Британии, либо Франции, либо Бургундии и в последующем — Священной Римской империи. Да, называя ее своей дамой сердца, я был не совсем бескорыстен, это был задел на будущее. На меня сей момент почти не накладывает никаких обязательств, кроме вовсе не обременительных: по желанию носить бант ее цветов на плече и требовать, буде у меня возникнет такое желание, у каждого встречного-поперечного признать мою даму самой-самой, а в случае отказа — резать их. А девчонка запомнит этот день на всю жизнь, соответственно и конта Жана Арманьяка. Смекаете?

Между Логаном и Деннисом едва не вспыхнула серьезная ссора, пришлось вмешаться и помирить буянов.

Ночь прошла спокойно, а с рассветом мы покинули Нант и взяли курс на мою сеньорию. К полдню уже были на Уэссане и там не мешкая пересели на небольшой гукер, предназначенный для патрулирования границ моих владений. С собой, помимо Логана и оруженосцев, взял еще десяток дружинников во главе с фон Штирлицем. На всякий случай, вдруг матросикам моча в голову ударит при виде золота. А еще принял на борт папашу Анри, сухенького старика, коренного уроженца архипелага, который знал каждый камень на островах.