— То, что нельзя купить за деньги… — решительно отрезал я, — можно купить за очень большие деньги, ваше высокопреосвященство.

— А не поужинать ли нам, Жан? — Кардинал с улыбкой взял в руки серебряный колокольчик. — С самого утра во рту маковой росинки не было…

— Не откажусь, ваше высокопреосвященство…

В общем, разговор с кардиналом продлился почти до утра. А из архиепископства я вышел уже вновь под саном рыцаря-коммендатора ордена защитников истинной веры. И с рекомендательным письмом к великому пенитенциарию Святого Престола кардиналу Джулианно делла Ровере.

Свою задачу я выполнил, но… возобновленный союз с де Бургонем принес новые хлопоты. Впрочем, вся моя жизнь — сплошные хлопоты, так что сделка выглядит выгодной. Пока выглядит, а дальше видно будет.

Из аббатства Камбре я сразу отправился в Гент, ко двору Максимилиана Габсбурга, герцога Бургундского и Австрийского, в будущем — императора Священной Римской империи. Описывать дорогу нет нужды, ничего примечательного в пути не случилось. Все как всегда: адская усталость и онемевшее до полной бесчувственности седалище. Кроме того, всю дорогу шел проливной дождь, и к тому времени, как конюх забрал у меня поводья, я насквозь промок и был покрыт коркой грязи толщиной в пару сантиметров.

Это поместье подарил мне в свое время покойный Карл Смелый. Ничего особенного: смахивающий на маленькую крепость особняк, просторная конюшня, другие хозпостройки и большущий сад. После того как меня отлучили от бургундского двора и запретили появляться в Генте, я совсем было собрался его продать, но потом передумал, оставил минимум обслуги, чтобы поддерживать в имении порядок, и озаботился их жалованьем на время своего отсутствия. И, как очень скоро выяснилось, поступил очень предусмотрительно. Правда, за прошедшие годы я посещал поместье всего два раза: в тысяча четыреста семьдесят девятом году, накануне битвы при Гинегате, и в тысяча четыреста восемьдесят третьем, после смерти Марии Бургундской, дочери Карла Смелого. И вот сейчас пригодилось. Нет, ну не на постоялом же дворе мне ночевать.

Мосарабов с комфортом разместили в помещениях для дворни, у Логана в поместье имелась своя комната, для Луиджи и Клауса тоже нашлась комнатушка, а я отправился в личные покои.

Ошалевшие от счастья слуги живо окружили своего блудного господина максимально возможным комфортом. Сначала добрый час отмокал в бочке с горячей водой, а потом изволил отужинать вместе со всеми своими людьми. Ничего нет лучше после долгой дороги, чем миска наваристой бараньей похлебки со свежим хлебом и парой чарок чего-нибудь покрепче.

Основательно заправившись, завалился в постель, но сразу заснуть не смог, в голове роилось множество мыслей. В том числе и о миссии в Бургундских Нидерландах.

Да уж, задачку я на себя взвалил не самую тривиальную. В реальной истории Максимилиан почти вчистую проиграл Пауку войну за Бургундское наследство. Да, в битве при Гинегате он формально выиграл, но она почти ничего не принесла, все остались при своих, хотя военные действия сошли на нет. После смерти его жены Марии согласно завещанию герцогом назначался ее сын Филипп, а Максимилиан — регентом при нем до его совершеннолетия. И вот тут взбрыкнули Генеральные Штаты Бургундских Нидерландов и отказались признать Макса регентом. Всемирный Паук немедленно воспользовался моментом и возобновил боевые действия. Далее последовал Аррасский мирный договор, заключенный Генеральными Штатами с Пауком за спиной Максимилиана, по результатам которого Луи полностью отходили Франш-Конте, Пикардия и Артуа. Мало того, Штаты согласились отдать дочь Макса за сына Паука, малолетнего дофина Карла, причем с воспитанием девочки до ее совершеннолетия во Франции при дворе. Максимилиан, естественно, возмутился, навербовал себе наемников, обозвал их теми самыми ландскнехтами и начал мочить своих неблагодарных подданных наряду с Пауком. Но особо не преуспел, добившись в тысяча четыреста восемьдесят пятом году всего лишь возврата опеки над сыном Филиппом. А свои земли окончательно потерял.

В моей же действительности все случилось не так. Франки при Гинегате были наголову разбиты, а Паук потерял добрый кусок уже завоеванной им Пикардии. Взбрыкивание Генеральных Штатов после смерти Марии ни к чему не привело, бюргерам быстро вправили мозги. Аррасский мир так и не был заключен, брак дофина Карла с дочерью Максимилиана тоже не состоялся.

Вынужден без ложной скромности сказать, что все эти отличия от реальности случились при моем прямом участии. Верней, вследствие моего участия.

Под Гинегат я приволок кучу наемников: швисов с англами, вдобавок к ним — две десятиорудийные батареи шестифунтовок с расчетами. Мало того, почитай лично взял город Теруан, тем самым окончательно оформив победу.

Далее, после смерти Марии Бургундской и фронды Генеральных Штатов несколько их видных членов, особенно яро отстаивавших союз с руа Луи, внезапно скончались при загадочных обстоятельствах, а посольства франков, следующие морем и пешим порядком, даже несмотря на внушительную охрану, регулярно пропадали, так и не добравшись до Фландрии.

Да, было дело, повеселился всласть, выполняя клятву, данную Карлу при его смерти.

К чему это я? Так вот, даже при всем этом задача завербовать Макса в союзники выглядит очень сложной. Сам-то он с радостью накинется на Паука, потому что Франш-Конте и часть Пикардии до сих пор у поганца Луи, но есть одно жирное «но». Без согласия чертовых Генеральных Штатов на войну руки у него связаны. А эти паршивые бюргеры опять стали голову поднимать и искомое согласие ни за что не дадут. Так просто не дадут. Видимо, опять придется слегка простимулировать уродов.

— Н-да, задачка еще та. Но посмотрим… — Я встал, выхлестал двумя глотками кубок с подогретым вином, а потом завалился обратно в постель. — Утро вечера мудреней, а теперь — спать…

И неожиданно быстро заснул, благополучно проспав до рассвета. Провел утреннюю тренировку во дворе, еще раз вымылся и принялся готовиться к визиту в резиденцию вдовствующей герцогини Мергерит Бургундской, от рождения — принцессы Йоркской.

В процессе неожиданно вспомнилось, как несколько лет назад в день своей отставки с должности гранд-камергера Бургундского отеля я точно так же прихорашивался перед тем, как наведаться к Мегги. Даже одет был в тот же колет, что и сейчас, — пришлось извлечь из гардероба в поместье, так как те, что вез с собой, помялись в дороге.

Тот визит закончился тем, что я стал ее официальным фаворитом. А сейчас чем закончится?

Глянул на себя в зеркало и подметил, что почти совсем не изменился с того времени. Так, мелочи — мордашка жестче стала, да легкие морщинки в уголках глаз появились, вот и все.

Интересно, а она? Она изменилась? Черт, а ведь я ее искренне любил. Но… все уже прошло. Давно прошло. Смерть Матильды перечеркнула все. Даже несмотря на то что Мегг в этом была виновата только косвенно.

— А ничем не закончится… — сделал я вслух вывод и добавил на русском языке: — Proshla lubov, uvjali pomidory…

Закончив собираться, пристегнул меч и стал спускаться со второго этажа. Но, услышав разговор в трапезной, остановился.

— Да, ваша милость… — озадаченно протянул голос Энвера Альмейды. — Но это дело поправимое.

— Каким образом? — быстро поинтересовался у него Уильям. — Я уже по-всякому пробовал — одни девки получаются.

Клаус за моей спиной прыснул, я обернулся и погрозил ему кулаком. Эскудеро тут же закрыл себе рот ладонью.

— Святым молился, свечи в церкви ставил… — продолжил шотландец. — И пожертвование делал… два раза… Один черт — бабы. Лекарь мою Брулю тоже смотрел, грит: все в порядке, жид окаянный.

— Сколько их у вас, ваша милость? — участливо поинтересовался еще один мосараб.

— Святые угодники, четыре! — в отчаянии рявкнул Логан. — Анна, Гертруда, Мария и… ага, последняя — Маргарита.

— Девки получаются оттого, что баба верхом на мужике ездит в постели! — авторитетно заявил Альмейда.