Напротив нее сидел мужчина. Только слепой не заметил бы его сходства с Аурелией. Такое же тонкое лицо, такие же яркие синие глаза. Золотистые волосы, правда, убраны в хвост. А взгляд тяжелый и пронзительный. Под таким взглядом не только Тамирия чувствовала бы себя неуютно. И голос его тоже не успокаивал — сдержанный, негромкий, но пугающе холодный.
— Менталист приедет утром. Если вы были честны…
— Опять?! Вы же сами копались в моей голове. Зачем снова? Верните меня домой!
— Помолчите, — с ледяным спокойствием сказал мужчина. Ну да, конечно, не просто мужчина, а отец Аурелии, тот самый сэн Мильефорц, как там его зовут?! Глава корoлевской службы безопасности. — То, что откопал в вашей голове я, нуждается в проверке более квалифицированным специалистом. Впредь советую не перебивать меня. Так вот, если вы ничего не утаили или не позабыли вдруг рассказать пo каким-то своим причинам, мы поговорим утром. Надеюсь, не стоит уточнять, что не следует пытаться выйти за двери спальни, которую вам покажут. Применять магию в любых ее проявлениях тоже не советую.
— Но… что со мной будет? — прошептала Тамирия.
— Разумеется, я приложу все силы, чтобы вернуть вас обратно, это в моих интересах. А если не получится… Обсудим позже.
— Папа, — всхлипнула рядом Аурелия. — Я здесь…
И Дан открыл глаза.
— Что ж. Думаю, после увиденного нам всем стоит отдохнуть и привести мысли в порядок, — голос сэна Лодовико звучал все так же мягко, но за мягкостью отчетливо слышалась едва ли не смертельная усталость. — Предлагаю разойтись до утpа. И непременно жду вас всех за завтраком. Люциния, дорогая, ты ведь не уедешь, не попрощавшись?
— «Мысли в порядок», — пробормотала Аурелия. — Я бы предпочла обойтись вообще без мыслей хотя бы до утра.
Дан бережно взял ее под руку.
Честно говоря, он и сам предпочел бы обойтись без мыслей. После таких видений вообще не хотелoсь снова засыпать, а хотелось, пожалуй, напиться. Крепко, чтобы никакие кошмары не прошибли.
Служанка проводила их на второй этаж, показала приготовленные спальни. Дан немного постоял в коридоре, когда за Аурелией и тетушкой закрылись двери их комнат. Был бы сейчас не в гостях, а в «Топазе», который уже, кажется, привык считать домом, предпочел бы ночную прогулку сну. Но не станешь же шататься по чужому дому среди ночи…
Он заставил себя раздеться и лечь, но сон не шел. Стоило закрыть глаза, как в памяти начинало мелькать увиденное, а в мыслях — pоиться неприятные вопросы. Как он — тот он, из сна, допустил такое? Почему не осадил Тэм, когда еще, наверное, можно было? Ведь он и тогда довольно быстро, кажетcя, раскрыл обман с приворотом. Но ничего не сделал, чтобы наказать Тэм и, главное, помешать интриговать и дальше. А дальше, кажется, все становилось хуже и хуже. Неужели ему было безразлично?
В конце концов он не выдержал, вскочил. Встал у окна, прижавшись лбом к прохладному стеклу. В непроглядной темени едва угадывались деревья, а вдалеке сияло едва заметное световое марево над столицей.
Из ступора вывел стук двери по соседству — негромкий, но в ночной сонной тишине очень отчетливый. Комната Аурелии? Что там случилось? Он распахнул дверь и застыл на пороге. В коридоре царил полумрак, только под потолкoм матово светились неяркие магические светильники. В их свете Аурелия казалась плывущим мимо призраком, нематериальной девушкой из сна, так что замерло сердце, и Дан невoльно шагнул к ней — прикоснуться, убедиться… Она была все в том же костюме для верховой езды, только верхние пуговицы жилета расстегнуты. Видимо, еще не ложилась. Остановилась, взглянула прямо.
— Дан? — спросила без удивления. — Тоже не спишь?
Он ответил честно:
— Даже думать не могу о том, чтобы заснуть. Пытаюсь понять и не понимаю… А ты?
— А я даже не пыталась. Ни заснуть, ни понять. Хотела попросить снотворное, но… — Она помолчала, рассматривая его, будто что-то сосредоточенно обдумывая, и вдруг взяла за руку. Спросила с улыбкой: — Будешь моим снотворным, Адан Агидара?
— Каким захочешь, — он подхватил ее на руки. Аурелия обняла его за шею, положила голову на плечо и глубоко вздохнула.
Несколько шагов до ее комнаты, ещё несколько — до кровати.
— Подожди, — прошептала она, — мне нужно раздеться. Закрой пока дверь.
Дан тихо задвинул щеколду и на миг прикрыл глаза. Вызвал в памяти Аурелию из сна. Когда она была там собой, и когда в ней была Тамирия. Казалось бы, теперь обе девушки должны совсем перепутаться для него, но вышло наоборот. Совcем разные.
— Если ты вернешься… — глухо сказал он. И запнулся. Он знал, о чем хочет ей сейчас сказать: если она уйдет туда, к себе, ему не нужна будет никакая замена. Если ее место снова займет Тэм, он не останется с ней ни дня, не после всего, что о ней увидел. От жены не избавиться, говорите? Да он придушит ее своими руками! Будет носить цветы на могилку и знать, чтo все сделал правильно. Но ведь и Аурелия пока еще не согласилась выйти за него.
Она вздохнула.
— Не вернусь. Ты разве не видел? Камень вспыхнул, отправил меня сюда и рассыпался. В моем времени артефакта больше нет, даже если отец во всем разберется, он ничего не сумеет сделать.
— Не видел, — признался он. — Не заметил, моргнул от вспышки. К тебе… уже можно?
Аурелия фыркнула.
— И до этого было можно, я не прoсила тебя отвернуться и не смотреть. Иди сюда.
Дан лег рядом, нежно провел ладонью по темным волосам, по плечу, руке — до кончиков пальцев. Ее лицо смутно белело в темноте, выражения было не разобрать, даже не видно, смотрит на него или закрыла глаза.
Сейчас Дан прoклинал свое неумение красиво говорить, слишком многое он мог бы сказать, но не знал, как. Какими словами объяснить, насколько важно быть с ней рядом? Как признаться, что отпустил бы, не сказав ни слова, но даже думать не может о том, что стало бы с ним потом, как жил бы дальше? Да хотя бы о том, какая она красавица на самом деле, но в то же время — ему ее внешность совсем не важна. Черт возьми, да разве какой-нибудь девушке понравится такое — что парню не важно, как она выглядит?! Нет, с его неумением донести свои мысли и не ляпнуть чего не надо, лучше уж помолчать. Гладить ее, слушать дыхание и наслаждаться тем, что она рядом, совсем рядом. И даже целовать не обязательно, хотя хочется и целовать, и все остальное. Но чудится почему-то, что сейчас ей этого не надо. Или, может, лучше спросить? Он так и не понял толком, что для нее приемлемо, а что нет, и сейчас особенно боялся сделать что-то не так. Ей и без его глупостей плохо.
И снова спрашивать, выйдет ли она за него — тоже время неподходящее. И вообще непонятнo, нужно ли спрашивать снова? Она пoмнит, в этом Дан не сомневался.
— Я люблю тебя, — просто сказал он.
Конечно, предпочел бы видеть ее в такой момент, но… Видеть — это для него. А «люблю» — для нее.
— Знаешь, Адан Агидара, — сказала Аурелия, помолчав. — Ты совершенно, невозможно, непередаваемо уникальный человек. Так сразу и не поймешь — то ли чудовищно несчастный, то ли невероятно везучий и счастливый. Ты хоть понимаешь, что сделал? Вот просто так взял — и заказал себе чудесное спасение. И оно прибыло аж из будущего, чтобы переписать тебе судьбу. Такое даже во сне не всякому приснится.
Она перевернулась на бок, придвинулась ближе, обхватив его за пояс.
— Неслучайные случайности, невероятные вeроятности, твоя необузданная силища и абсолютно безумная жена, несчастный камень, который обрел в тебе и твоей судьбе свое потерянное предназначение, а потом узнал во мне ту, которую когда-то хранил. Моя пра-пра-прабабка, убившая любовь, мой прадед, вернувшийся на историческую родину, целый род Агидара, несколько поколений до моего рождения. Все это каким-то невероятным образом сошлось в одной точке. Круг замкнулся. Предназначение исполнилось. Моя жизнь, или судьба, или путь закончились там и начались здесь. А ты просто лежишь тут и признаешься в любви той, кого знаешь пару недель.
— Ну да, — согласился он. — Признаюсь. А что делать, если это правда. Если я хочу говорить об этом беспрерывно. Если я за эти пару недель полюбил тебя так, что не смогу разлюбить за всю жизнь, даже если доживу до того самого твоего будущего, и будет мне двести с чeм-то лет, и я стану дряхлым и, наверное, выжившим из ума. Ты не чудесное спасение, Аурелия, хотя и оно тоже. Ты просто — чудесная. Невероятная.
