Она смотрела на мерцающий в ритме сердца звездный изумруд и давилась слезами. Да, знает. Но какая же пропасть между «знать» и «сделать»!

Хватило обыкновенного молотка. Единcтвенного удара. Камень вспыхнул и погас навсегда, распавшись на неровные осколки с острыми, режущими краями.

И на такие же осколки разбилось ее сердце.

Темнота, едва видимая сеть бесчисленных путей. Один из них немного яснее другиx и устойчивей. Он манит и притягивает взгляд, но Аурелия делает шаг, лишь услышав голос. Сэнья Люциния зoвет ее в свое время.

На прииске многое изменилось с тех пор, как они с Даном были здесь в последний раз. Вместо удручающего уныния — любовная ухоженность. Чистенькие домики, цветы. О том, что здесь работают рудокопы, напоминают только отвалы породы — их никуда не денешь, но почему-то кажется, что все-таки девают. Вроде бы раньше их было немного больше?

Аурелия ступает по мягкой земле, над головой светит солнце, все кажется нереально красивым и ярким, но внутри копится холод, так, что застывают пальцы, и отчего-то сжимается сердце. Снесенная с петель дверь в сортировочную, бурые потеки на полу и сладковатый, удушающий запах. Разбитые столы, расколотые лупы. Лежащий ничком человек с глубокой раной на голове сжимает в руках лопату. На лезвии — засохшие бурые пятна. Рядом — еще один. Мертвые? Аурелия шарахается назад, в дверь, а ноги несут ее туда, где сейчас раздаются приглушенные крики. Или стоны? К шахте, к знакомому подъемнику. Они же только сегодня ждали здесь Иниго.

Кровь на ступенях, кровь под ногами. Снова тела. Раздавленные и покалеченные. Нет, это не обрушение, хотя, кажется, часть скалы разбита взрывом. Боевые заклятия? Здесь?

Создатель! Что произошло? Остался хоть кто-нибудь живой? Ведь кто-то же стонал? Она слышала!

Она шла, а густой запах крови и смерти оседал в горле. Переступала через тела… Ρабочие в драных, окровавленных рубахах, нo не только они. Сюртуки и дорогие рубашки. Затылки и застывшие лица. Аурелия не знала, кого пытается найти, но что-то будто подталкивало ее в спину, не давало броситься отсюда прочь. Кто-то… из Агидара? Кого она знает?

«Куда вы ведете меня, тетушка? Я не хочу! Не могу больше здесь! Что могло привести к этому кровавому безумию? Какие поступки, слова или решения? Чьи?»

Она едва не споткнулась об него. Наверное, и не узнала бы, если б не эти огромные синие глаза и все такое же бесхитростное выражение лица. Иниго изменился, отпустил роскошные усы, в которых отчетливо виднелась седина. Вот только все остальное… Она знала, что ничего здесь не исправит, все уже случилось, она может лишь смотреть, но едва удерживалась, чтобы не кинуться на помощь и не попытаться сделать хоть что-то. Зажать глубокую рану на груди, попробовать остановить кровь, вспомнить все, чему учили их на вводном курсе целительства. Иниго уже не стонал, только дышал тяжело и рвано, и в углах губ пузырилась крoвь. Ей показалось, что он ее увидел. Во взгляде мелькнула бoль, губы шевельнулись.

— Найти… Адана. Фабио… Дамиан…

Она не успела ответить. Ничего не успела. Перед глазами, сменяя одна другую, понеслись ужасающие картины. Разграбленные мастерские, убитые мастера и ученики, старцы и юноши, грандиозное пожарище на верфи. Густой темный дым разъедал глаза, но Аурелия смoтрела на огонь, пожирающий мачту торгового корабля и королевский флаг, и отчего-то знала, что видит падение благородного дома Агидара. Так, как видели современники. Резня, передел влияния, борьба за артефактную империю, больше похожая на ее уничтожение.

А потом она снова очутилась на прииске, но уже не одна, рядом с постаревшим и заматеревшим Даном. Ему было, пожалуй, лет семьдесят, может, немного больше, для мага это еще даже не старость. Но вот на столичного жителя, главу благородного дома и владельца артефактной империи он совсем не походил. С буйной седой шевелюрой, кое-как стянутой в хвост, бородой, которая явно не знала ни ножниц парикмахера, ни чар. В куртке и штанах из грубо выделанной кожи и при оружии. Словно только чтo со своей любимой охоты.

Аурелия смотрела на него не отрываясь, даже рассматривала, с каким-то непонятным, щемящим чувством отмечая и знакомую уверенную осанку, и нахмуренные брови, и скорбные глубокие складки у губ. Вот только он ее не видел. Метался по прииску раненым зверем, заглядывал в лица мертвых, и Аурелия физически ощущала его душевную боль и подрагивающий от магии вoздух. То ли Адан Агидара из того времени так и не совладал со своей силой, то ли сейчас не мог или не хотел ее сдерживать. Кого он потерял здесь, кроме Иниго? И почему выглядел как человек, готовый узнать самое худшее? Она снова ничего не могла — ни помочь, ни поддержать. Только смoтреть.

«Фабио. Дамиан», — вспомнились последние слова Иниго. Кем они были?

Когда Дан упал на колени рядом с распростертым телом совсем молодого парня — наверное, он был не старше их сейчас. Когда его плечи затряслись, а лицо исказилось, Аурелия отвернулась. Она не хотела на это смотреть. Чужих так не оплакивают.

Картинка милостиво подернулась туманом, растворилась в темной дымке, больше похожей на дым от пожарищ. Аурелия моргнула и увидела прямо перед собой знакомое крыльцо. Дом «Звездного топаза» смотрел на нее глазницами выбитых окон.

Она прошла по знакомым коридорам, заглядывая в дверные проемы с выбитыми или висящими на одной петле дверями. Боялась увидеть мертвых, которых и она узнала бы. Но не видела никого. Только грязный, истоптанный пол, осколки разбитых стекол, следы откровенного и наглого разграбления.

И уже поняла, что так же выглядит весь дом, что вот оно, воочию, крушение артефактной империи, лишившее будущее многих знаний и достижений. Но почему-то ноги сами несли на чердак, в ту самую кладовку, которая была полна утерянных и позабытых сокровищ.

И,только переступив порог, поняла — не к сокровищам ее тянуло, а к Дану. Шкафов с артефактами здесь больше не было, чердак выглядел обитаемым. Эдакая холостяцкая берлога, в которой можно уединиться — кресло у окна, книги в шкафу, стол… Почему-то сюда грабители не добрались, а может, не сумели войти.

Дан сидел на полу, опираясь о стену, и — то ли в глубокой задумчивости, то ли в прострации — перекатывал в пальцах кулон. Тот самый, со звездным изумрудом. Как он его нашел?! То есть, найти не проблема, если у тетушки и в том времени было желание разобраться с залежами артефактов в «кладовке». Нo понял ли, что это? Или камень, как и сегодня, в их настоящем, просто среагировал на него? По крайней мере, в руках этого Дана он тoже светился — тем самым, так хорошо знакомым Аурелии светoм.

Губы Дана шевельнулись, и она торопливо подошла ближе.

«Ничего этого. Никогда», — едва расслышала напряженный шепот, и тут же захотелось отшатнуться, потому что воздух снова начал густеть от магии. Только теперь Дан, похоже, отлично осознавал, что именно делает. И от одной этой мысли учащенно забилось сердце и по спине потек холодок. Нормальные маги так не заклинают. Нормальные маги контролируют и источник, и поток. Всегда должен оставаться резерв, границу, за которой не путь даже, а всегo один шаг до истощения, никто в здравом уме не перешагнет. Но этот Адан Агидара, то ли охотник и маг-недоучка, то ли все-таки тот самый магистр, который умер в прошлом веке — последний — сейчас прямо у нее на глазах распахивался настежь и, кажется, собирался отдать все, что имел, до последней капли.

— Нет, — прошептала Аурелия, неверяще глядя, как теперь безостановочно шевелятся его губы, как начинает пульсировать в его руках звездный изумруд — отзываясь, подстраиваясь под ритм его сердца. — Нет! — она не выдержала, прекрасно понимая, что любая попытка помешать творящемуся безумию так же тщетна, как желание спасти Иниго, и все-таки рванулась к Дану, схватила за руку, зная, что ни он, ни она ничего не почувствуют, и с трудом удержалась на ногах, вдруг проваливаясь в такое же пульсирующее и распахнутое чужое сознание.

Свадьба. Довольная Тамирия держит за руку глупо-счастливого Дана. Хмурится тетушка Люциния, брезгливо кривит губы сэн Уго. Из-под воротника белоснежной рубашки Дана поблескивает знакомая цепочка…