— А oн, вообще-то, кто? — Вопрос, наверное, запоздал, но Аурелия вдруг поняла, что этого несносного молодчика ей никто так и не представил как следует. — Не рудокоп же в самом деле.

— Демонстратор! — фыркнул Дан. — И гордится этим так, будто без него здесь все рухнет.

— Да здесь и с ним все рухнуло, — усмехнулась Аурелия. — И в прямом, и в переносном смысле.

— Не понимаю, как можно демoнстрировать то, в чем абсолютно, совершеннo, просто никак не разбираешься?! Вы представляете, — Иниго ловко выудил из лотка желтоватый кристалл, — он пытался мне доказать, что это — желтый топаз! Перепутать топаз с бериллом! Да здесь вообще топазы не могут встречаться, жила не того состава! Он утверждал, что бериллы бывают только голубые! Это же… это хуже, чем просто безграмотность!

— И кому он все это демонстрировал? Потенциальным заказчикам? — спросила Аурелия, чтобы вернуть Иниго из прекрасных каменных дебрей к вещам более простым и насущным. — Да, вопросов о деловом подходе семейства Дартамианов становится все больше.

Дан поморщился, будто тема была ему неприятна. И спросил:

— Иниго, а ты здесь почему застрял? Сам же говоришь, оценить разрушения пока не получается. Наверное, и вниз сейчас не спустишься, так?

— Да, подъемник не работает, — поник Иниго.

— А ты не спал и не ел, как будто каждая минута может что-то решить. Поверь, твои родители такого не одобрили бы.

Иниго бросил откровенно больной взгляд на лоток с самоцветами.

— Да возьми ты их с собой к тетушке!

— Этот, — мотнул он головой, — не дает. Говорит, нарушает систему отчетности.

Аурелия рассмеялась.

— О да, при таком сияюще прекрасном хозяйствовании, конечно же, опись камней и расписка обрушат все окончательно!

— Поговорю с ним, — и Дан направился к выходу. А Аурелия тем временем все-таки заглянула в лупу, прихватив для примера тот самый желтый берилл, который Дартамиан обозвал топазом.

Камень ещё не попал в руки гранильщика, он был неровным и словно бы шершавым, но увеличение, как ни странно, демонстрировало не огрехи, а достоинства. Правильная форма без сколов, трещин и дефектов. Чистый, радостный цвет — это и называется «камень чистой воды»? Легкий флер магической ауры, ровный, без прорех и утолщений, подсказывал, что камень пригоден для артефактов даже при минимальной обработке.

— Хорошему артефактору поработать с этим камнем было бы в радость, — задумчиво сказала она.

— Вы понимаете! — обрадовался Иниго. — А этот, — махнул он рукой, — петух напыщенный! Не видит никакой разницы между самоцветом и булыжником, кроме золота, которое можно за них получить.

— Кто его назначил на эту должность? — нахмурилась Аурелия. — Γлупое решение.

— Дартамианы… Они никогда не выпускают ключевых должностей из семьи. Считают, что наемный работник неизбежно начнет обманывать и будет мало заботиться об их интересах.

— Да куда уж меньше! Какой наемный работник довел бы до такого…

Распахнулась дверь, и вoшел Дан, конвоируя перед собой — иначе и не скажешь — встрепанного Дартамиана.

— Я, эээ, — промямлил тот, — сопровожу. Вас, то есть камни. То есть сэна Таустуса с камнями. Уже велел подготовить экипаж. Оформим все как положено в доме сэньи Агидара. Там ведь есть, эээ… юрист, да.

Когда экипаж под присмотром двух охранников отъехал от рудника, а Аурелия смогла наконец справиться с улыбкой — вид Иниго, нежно прижимающего к себе вожделенный лоток с камнями, никаких других эмоций, кроме умиления, не вызывал — солнце уже стояло в зените.

— Как ты его уломал? — спросила она у Дана, направляясь к Солане. — Пугал страшными карами? Угрожал вызвать на дуэль или в назидание засунуть в пасть дракону?

— Такого и пугать не надо, — Дан брезгливо поморщился. — Просто сказал, что или решение принимает он, или то же решение принимаем мы без него, и пусть попробует возразить. Аргументированно, — ухмылка Дана была, честное слово, почти такой же зловещей, как оскал мантикоры! Неудивительно, что Дартамиана проняло.

— Какой ты прямо-таки устрашающий временами! — снова улыбнулась Аурелия.

— Приходится, — серьезно ответил он. И вдруг спросил: — Мы можем поговорить?

«А что мы сейчас делаем?» — едва не спросила она. Но, судя по серьезной физиономии, Дан имел в виду «поговорить о чем-то конкретном».

— В седле? Или прогуляемся?

— Как пожелаешь. Я только хочу, чтобы на этот раз нам никто не помешал на полуслове.

Надо же, о чем вспомнил. Через два дня на третий. Аурелия взяла Солану под уздцы.

— Тогда прогуляемся.

Какoе-то время шли молча. Дан заговорил, когда прииск остался позади и они вышли на дорогу. Сказал хмуро:

— Ты спросила тогда, с кем я говорю, с тобой или с Тамирией. Поверь, Аурелия, вы с ней очень разные. Вас не спутаешь. Даже внешне.

Как он резво начал. Прямо-таки c места в карьер. В общем-то, после вчерашнего она и сама поняла, что эти горячечные поцелуи и эмоциональные вопли вряд ли относились к Тамирии. И все же принять это вот так, ни с того ни с сего, было не очень-то просто. И самое главное — опасно. Ведь они же и знают друг друга меньше недели. Да и та, кого он видит и на кого так откровенно смотрит временами — все-таки не она. Пожалуй, именно это и беспокоило больше всего. Осознать чужое тело как свое оказалось не то чтоб сложно, скорее непонятно. Смутное ощущение неправильности до сих пор не оставляло в покое.

«Ты меня совсем не знаешь!» — именно так хотелось ответить. Но почему-то звучало ужасно глупо. Даже в мыслях. Она ведь тоже не знает его. Хорошо, почти не знает. Хотя иногда кажется, что знает. Может даже предсказать, как он ответит в каком-нибудь разговоре или как поступит. Дан был не из тех сложных личностей, которые способны раз за разом поражать воображение. Нет, она никогда и не хотела с кем-нибудь из них сближаться. А вот хотела ли с Даном? Она взглянула на него искоса. Понятно, что он ждал какого-то ответа, хотя вроде бы ни о чем не спрашивал. Хмурился, смотрел то под ноги, то куда-то вдаль. Не на нее. Вел своего серого в яблоках и о чем-то сосредоточенно думал. О чем, интересно?

— А если не путаешь, то скажи мне, как ты теперь видишь свое будущее.

— Свое? — он удивился. — А черт его знает. Еще дня три назад сказал бы — как и прежде. Охотиться. А теперь… Может, после Академии мне чего-то другого захочется. Только, — он остро взглянул, — ты ведь не о том спрашивала, верно? С чего тебе волноваться о моем будущем? Ты волнуешься, вижу ли я в нем тебя?

— Не совсем так. Меня ты в нем видеть не можешь и не должен, — она вздохнула. — Я тебе никто. Или, если хочешь, временная спутница и соратница. Твоя жизнь была отчасти распланирована. Невеста, работа, покупка дома, свадьба, дети…

— И, обрати внимание, ни тетушки, ни Академии, — он то ли хмыкнул, то ли усмехнулся — Аурелия не поняла. Но, если это и была усмешка, то веселья в ней точно не имелось. — Моя жизнь и без твоего участия встала то ли с ног на голову, то ли с головы на ноги. Хотя… нет, ты все-таки тоже поспособствовала. Но, послушай, и, пожалуйста, пойми, — он вдруг оказался перед ней, загородил дорогу, и она вынуждена была остановиться. — Ты мне — не никто. Ты свалилась мне на голову, конечно, очень внезапно, но ты здесь одна, тебе не на кого сейчас опереться, и я чувствую ответственность за тебя. Да, ты не мoя невеста. Но, знаешь, я думал, что будет проще оставить все, как было с Тамиpией, ну, чтобы ты не оказалась совсем одна. Только потом понял, что тебе такое не понравится.

— То есть тебе что, вообще не важно, на ком жениться? — изумленно воскликнула Аурелия, не сдержавшись. — Ты решил спасать всех девиц в беде, какие подвернутся? Дан, ты в своем уме?

— Я разве сказaл обо всех? Нет, мне не все равно. И не «не важно». Если вы снова поменяетесь, Тамирия моей невестой не останется ни часа.

— Да неужели? Слава Создателю, хоть с этим разобрались.

— Тебя я тоже не держу, — буркнул он. — Потому что это было бы нечестно. Ты, может, решишь, что тебе больше по душе финансист, чем охотник, так что ж, привязывать? Ты ничего мне не обещала.