Иниго, кстати, появился последним, зевающий, растрепанный, робко пожаловался, что едва успел сделать несколько глотков кофе, и, притулившись в углу, закрыл глаза. Похоже, собрался спать дальше. И не просто собрался, а прямо сразу и уснул, они даже со двора выехать не успели! Вот же талант у человека! Впрочем, если он всю ночь проводит в подвале, не удивительно, что готов заснуть даже стоя. Надо бы все-таки спросить как-нибудь, чем он там таким увлекательным занимается. Интересно же.

Она еще посидела какое-то время, разглядывая его умиротворенное лицо и прислушиваясь к дыханию. Точно спал. Не то чтобы она всерьез опасалась, что Иниго разделил с ними экипаж не просто так, а с какой-то тайной (или даже коварной?) целью или, чем черт не шутит, с конкретным поручением от Люцинии приглядываться к новому наследнику, но все же стоило убедиться.

— Спит, — тихо сказал Дан. И кто здесь, спрашивается, пытается читать мысли?

За окном проплывали «роскошные» пейзажи столицы, но они Аурелию не занимали и занять, разумеется, не могли. Помилуйте, что занятного в особняках, которые в этом времени считаются роскошными, но через пару веков превратятся в памятники старины, интересные только профессиональным историкам, любителям музеев и художникам, рыщущим по Таргоде в поисках необычной фактуры? А вскоре и особняки исчезли, сменившись бедняцкими халупами, как будто чего-то среднего не существовало в принципе.

Зато вспомнилось кое-что и впрямь увлекательное и способное скрасить дорогу.

— Твоя сеть сегодня, — прошептала она, придвигаясь ближе к Дану. — Какой-то особый охотничий артефакт? Покажешь?

— Да, — он поддернул рукав, продемонстрировав тонкий плетеный браслет. — Магистр Рубен сделал для меня. С кровной привязкой.

— Что за материал, не понимаю? — Аурелия провела пальцами по хитрому плетению. На вид браслет казался нитяным, на ощупь же напоминал скорее проволоку.

— Волос тигрового барса, пропитка из крови виверны. Еще зелье какое-то, но в зельях я не очень разбираюсь. Знаю о нем только потому, что нужно было своей крови туда капнуть.

— Это ты его убил, да? Барса? — она подержала ладонь над браслетом, снова коснулась кончиками пальцев, нащупывая тончайшие магические нити, кровную привязку двух или даже трех хищников — охотника и его жертв. Конечно же — тот, кто победил, достоин обращаться к общей силе, использовать ее так, как считает нужным, а общая кровь сделала их почти что рoдичами.

— И барса, и виверну. Это же основы. Охотничьи артефакты будут хорошо действовать, только если ты все для них сам добыл. По-хорошему, и зелье надо было самому сварить, но я только испортил бы.

— А почему двое? В смысле — у всех охотников так? Два хищника?

— Да хоть десять, если сумеешь удержать силу. А меньше двух никак, потому что нужны шерсть и кровь — от разных.

Значит, разные компоненты от разных видов для надежной охотничьей сети. В ее времени охота давно стала увлечением, а не промыслом. Редкие виды охранялись в заповедниках и разводились в питомниках. А уж о том, чтобы безнаказанно убить дракона или ту же виверну, и речи не было. Случались, конечно, исключения: браконьерам, любителям легких денег, законы — не указ. Но с ними исправно боролись егеря.

И все же охотничьи артефакты старых времен ей тоже несколько раз попадались. В мелких антикварных лавочках, куда молодые (и чаще всего безмозглые) потомки иногда притаскивали сдавать за бесценок такие редкости предков, что и столичный музей артефактов позавидовал бы. Или в частных коллекциях увлеченных чудаков вроде тoго же старичка Олгруса. Но в этом артефакте что-то было иначе. Цепляла и не давала успокоиться какая-то малость, крошечная деталь, которая и делала его необычным и в своем роде уникальным. Аурелия обхватила Дана за запястье, уложив пальцы на браслет, и прикрыла глаза. Попыталась вспомнить ту самую сеть, огромную, напитанную безудержной магией Дана. Что именно привлекло тогда ее внимание? Необычная сила? Нет. Кровная привязка? Не то. Плетение? Сеть раскрылась под закрытыми веками, как огромный купол, и Аурелия удовлетворенно вздохнула. Вот оно! Нашла!

Обычно готовый артефакт — неизменен. В этом же оставалась возможность нарастить, усовершенствовать. Как Дан сказал — хоть десять, лишь бы хватило силы? Наверное, на тот момент, когда магиcтр Олгрус создавал этот артефакт, для силы Дана были оптимальны только два компонента. Но он растет как маг, развивается, и Рубен предусмотрел возможность надставить сеть ещё двумя, тремя, пятью — сколько понадобится — компонентами. Когда Дан дорастет дo такого уровня и сумеет сдержать такую силу. Так просто. И гениально.

— Он сделал его тебе на вырост, — сказала она с улыбкой и разжала пальцы. Покосилась на Иниго. — Мой «папа» Рубен мыслит шире, чем иные магнусы.

— Он говорил, — сообщил Дан. — Мы с ним даже обсудили, кого можно взять на следующий ряд. То есть, кого я смогу добыть, чтобы нарастить сеть в первый раз. Насчет второго и дальше рано ещё загадывать.

Рано ему. Если Георгиус Брега возьмется за него всерьез, то очень скоро будет не рано. Только станет ли тогда Адан Агидара, может, даже ученик самого архимагнуса, охотиться? Или у него появятся совсем другие дела? Аурелия вздохнула и устроилась удобнее, откидываясь на спинку. За окном проплывали предместья столицы, серые и скучные. А Дан вдруг взял ее за руку. Ни с того ни с сего! Еще и пальцы переплел. Как-то oчень бережно, но крепко. Она изумленно уставилась сначала на их руки, потом — на него.

— Мы ведь можем так сидеть? — спросил он с нечитаемым выражением лица. Не «я — кирпич», конечно, но что-то похожее.

На языке крутилось дурацкое «зачем?», но Аурелия снова покосилась на Иниго. Дан для него, что ли, старается?

— Ты решил прямо сейчaс встать на путь истинного жениха? — и вроде должно было получиться насмешливо, а получилось… странно. Не то с претензией, не то растерянно. Конечно, подержать ее за руку он мог, отчего бы нет. Особенно на глазах у посторонних. Но посторонние-то спят! Или он… что? тренируется? Вот и мину, соответствующую случаю, на лице изобразил.

А теперь вдруг насупился и спросил:

— Тебе не нравится?

А если она скажет «не нравится» — что, отпустит? А на вопрос, между прочим, не ответил. Снова.

Аурелия никогда не была дурой. И в мужчинах разбиралась… ну, по самым скромным прикидкам, лучше большинства ровесниц. Опознать и различить их любопытство-интерес-влечение-желание могла без труда. Это всегда очень сильно облегчало жизнь. На нее смотрели многие. Одни из-за отца, другие — из-за внешности, третьи — из спортивного интереса, четвертых — эти были всегда в меньшинстве — привлекали ее успехи и, пожалуй, мозги. Ну а пятых — безнадежно-влюбленных скромников, она предпочитала не замечать. Но в этом времени ориентироваться оказалось гораздо сложнее. Во-первых — и в самых главных, конечно, — она не была здесь собой. У нее за спиной не было ни влиятельного отца, ни огромного наследства. Яркой внешности тоже не было. Впрочем, вкусы у всех разные, так что Тамирия вполне могла нравиться мужчинам. Поэтому выбирать приходилось в основном между третьим, четвертым и совсем немного — втoрым.

Руис, например, легко вписывался в третью группу. Сначала. Теперь он явно уклонялся в сторону четвертой. Но Дан… Здeсь «невеста Тамирия» портила все. И Аурелия сомневалась. Терялась в его вполне здоровых мужских реакциях на близость женщины, не могла понять, к кому из них двоих его так явно и ощутимо тянет. Кого он сегодня так ласково и растерянно гладил по волосам? Кого, в конце концов, держит сейчас за руку? Εе или невесту? А выяснить было необходимо. Причем как можно быстрее, пока их не занесло в этом спонтанном спектакле куда-нибудь не туда. Сам же Дан потом и увязнет в этом болоте первым, если Тамирия вернется. А если нет… то тем более! Им, в конце концов, придется разорвать помолвку. Это неизбежно. Потому что ее, Аурелию Мильефорц, он замуж не звал. И что тогда? Ну да, Тамирию, как оказалось, не звал тоже, но это совсем другая история. Тамирия сама себя назначила невестой, но для Аурелии такое неприемлемо.